— Я уважаю путь Федора, но мы только в том и похожи, что начинали с клипового производства, — возражает Бадоев. — Клипы, на которых я подзавис, — это расширение жанровых возможностей. Наше с Бондарчуком различие в том, что я не выбрасываю ни один из жанров: снимаю игровое и документальное кино и не собираюсь прощаться с клипами.
— Клип Пугачевой “Приглашение на закат” — это же интимная стороны жизни Аллы Борисовны и ее дочери Кристины. Тут нужно было трагическую историю раскрыть. Как вы работали с АБП?
— Неделю она рассказывала о своей жизни, о своих переживаниях, делилась вещами, которые помогли мне воссоздать историю, которую люди видят на экране. Мы впервые встретились в Одессе (она приезжала на концерт), где провели несколько дней. После этого мы встретились в Москве в гостинице. Потом у нее дома и на примерке перед съемками. Мы разговаривали, я наблюдал, как она общается с другими людьми, пытался уловить, какая она есть на самом деле, чтобы изложить в клипе. Она открылась глубоким человеком, которому не только есть что сказать, а который готов говорить. Я много брал на карандаш, а какие-то наиболее важные вещи мы прописывали вместе. В моем офисе даже есть огромный ватман, где она расписывала все своей рукой, а в конце поставила сердечко и подписалась “Алла”.
— Для “Евровидения” вы снимали конкурирующие ролики — видео Насти Приходько “Мама” и “Be my Valentine” Светланы Лободы. Девушки интриговали друг против друга?
— Давления на меня не было. Это две совершенно разные артистки, в работе с ними я не мог действовать в категориях “лучше — хуже”. Поэтому снял им диаметрально разные клипы. Так сложилось, что я работаю над видео для всех самых действующих артистов, конечно, их интересы иногда пересекаются. Но я им не рассказываю, какая и для кого у меня идея.
— Артист приходит с песней, рассказывает, что он хочет увидеть. Чтобы приступить к делу, вам нужно не раз послушать эту песню, прочувствовать ее, понять. Но ведь вам, как человеку 28 лет с современными европейскими мозгами и художественным взглядом на мир, вряд ли могут нравиться песни, которые звучат на нашей эстраде!
— Чем хуже материал, тем для меня сильнее вызов — что ты можешь с этим сделать? А если серьезно, когда-то мастер, который учил нас режиссуре, сказал: “Разбираться в предлагаемом вам материале — непрофессионально”. Профессионал должен уметь прочувствовать то, что ему дают. Понять, почему это ему дают и почему это необходимо для артиста. И дальше попробовать не себя выразить, а все-таки преподнести “это” зрителю. Когда я получаю ту или иную песню, мне необязательно любить ее, мне нужно, грубо говоря, любить артиста. И попытаться сделать так, чтобы его любил зритель. Мы ведь не просто клип делаем, мы разрабатываем образ.
— Образ Софии Ротару сложился давно, и в ее клипе “Зимняя вишня” вы от него не отходите. Что же вы сделали с ней нового?
— Для меня София Михайловна — это некий стандарт женственности на территории СНГ. Надо понимать, что ее публика абсолютно консервативна и не приемлет изменений. Все, что необходимо сделать с таким артистом, — донести то же самое, но совершенно новыми способами. Когда ты покупаешь “Порш 911”, ты хочешь получить ту самую классическую форму этого “Порша”, а цвет его может быть каким угодно. То же самое с таким артистом, как София Ротару. Все хотят видеть стабильную, красивую женщину, которая рассказывает историю в песне. Нужно не мудрствовать лукаво, а просто показать еще раз эту женщину.
— Какой она была на площадке?
— В павильоне было безумно холодно, но она подбадривала всех, правда, вместо “Замерзла вишня на снегу” пела “Замерзла Соня на снегу”. Она ни разу не показала своего раздражения, ей было важно, чтобы все делалось быстро и четко. В конце мы были поражены! Не успели мы закончить клип, как в павильоне были накрыты огромные столы, куда София Михайловна пригласила каждого, кто был на площадке, вплоть до уборщика. Она подняла чарку, сказала тост, поблагодарила всех и так красиво закончила съемочный день. Все были на безумном подъеме! Такие вещи могут себе позволить действительно искренние люди, которые ценят работу, которую для них делают.
— Правда, что на видео можно изменить внешность?
— Есть постпродакшн, который позволяет удлинять, худить человека, дорисовывать ему ресницы, рисовать ему губы, нос.
— Кто же у вас претерпевал такие изменения?
— Многие. Это мировой стандарт. Бритни Спирс в жизни тоже выглядит намного хуже, чем на экранах. Ей не просто вытягивают ноги, ее лепят со всех сторон.
— Это отвратительно!
— Я к этому отношусь так. Зритель желает видеть нечто большее, чем просто женщину, которая продает огурцы. Зритель хочет видеть диву, Грету Гарбо. Над образом Греты Гарбо работала целая индустрия, лучшие дизайнеры, лучшие мейкапщики. Мы не знаем, как она выглядела в жизни, но мы знаем, как она выглядит на пленке. Все, что идет с экрана телевизора, должно быть идеальным или, наоборот, нарочито естественным.
— Главные секс-дивы у вас — это солистки “ВИА Гры”, им вы сняли несчетное количество клипов. Не запутались вы еще в постоянно меняющемся составе группы?
— Что уникального в группе “ВИА Гра”? Уникален Константин Меладзе. Именно он несет в себе энергетику и огромный заряд творческого потенциала, который никуда из группы не уходит. Он подбирает тех девушек, которые на какой-то момент становятся дивами этого бренда. “ВИА Гру” надо воспринимать как “Шоу-гелз” в Лас-Вегасе — дива меняется раз в пять лет, а шоу живет и постоянно омолаживается.
— Как меняется мода в клипмейкерстве?
— Пять лет назад в моде была идеальная глянцевая картинка. По всей Европе шла бликующая с шумом картинка, в которой делалось красивое изображение лица и всего остального. В какой-то момент все стало кибернетически механизировано — когда в клипе практически не остается живого места, все графика. Сейчас этот подход вымирает. На мировом рынке есть два типа модного клипа — это фэшн-клип, где нет никакой идеи, есть просто очень вкусно поданные бренды. И вторая тема — это клип, который несет одну кардинальную идею, месседж, который держит все видео: например, человек вынимает из своей груди сердце или прикуривает от микрофона.
