В Польше опубликованы записи “черных ящиков” с самолета президента Польши Леха Качиньского, который разбился под Смоленском. Стенограмма появилась во вторник на сайтах премьер-министра и польского МВД после того, как с ее содержанием ознакомились члены Совета национальной безопасности Польши.
Ранее российские и польские исследователи разошлись в оценке того, насколько значимым было присутствие посторонних лиц в кабине пилотов. В частности, уполномоченный представитель Польши Эдмунд Клих заявил, что это “не имело решающего влияния на произошедшие события”. Однако эксперты “МК” считают, что расшифровка записей говорит об обратном.
Польша, обнародовав стенограмму расшифровок, пошла на беспрецедентный по открытости шаг. Россия передала полякам копии записей “черных ящиков” на условиях неразглашения. Меморандум об их передаче Варшаве был подписан в понедельник в присутствии вице-премьера Сергея Иванова, который заявил, что расследование авиакатастрофы продолжается и до его завершения записи не могут быть опубликованы. Но в Польше решили по-другому, несмотря на то что эти записи окончательно ставят точку в споре о том, оказывалось ли давление на экипаж со стороны высокопоставленных пассажиров.
Оказывалось, считают эксперты “МК”, и самое непосредственное. Фактически решение о заходе на посадку в столь сложных метеоусловиях экипаж принимал не самостоятельно. Из стенограммы записи видно, что один из пассажиров, находившийся в кабине экипажа, все время вмешивается в процесс управления самолетом.
Судя по тому, что он разбирается в летной обстановке и показаниях приборов, можно предположить, что это — главком ВВС Польши Анджей Бласик. Причем он не просто озвучивает рекомендации, а дает команды.
Например, в 10.20.40,4 он говорит командиру судна: “И оставь один уровень”, и тот ему подчиняется. Или другой фрагмент переговоров:
10.34.22,4 Командир воздушного судна: “Автомат”;
10.34.23,9 Бортинженер: “И автомат включен”;
10.34.29,4 А (неизвестный): “400 уменьшают”;
10.34.33,9 2-й пилот: “Есть 400”.
В связи с этим вопрос: почему второй пилот отвечает “есть!” не своему командиру, который, кстати, ему никаких команд в тот момент не давал, а какому-то “неизвестному”? И как это можно назвать, если не вмешательством в процесс управления самолетом? Более того, и сам командир постоянно говорит этому “неизвестному” спасибо за то, что тот все время подсказывает, как и что делать.
Или такая реплика “неизвестного”, брошенная командиру корабля в 10.23.08,3: “Господин капитан, когда вы уже приземлитесь (неразборчиво), могу ли я вас спросить?” Если такой вопрос задает ваш начальник, разве это не похоже на давление руководителя?
Взаимоотношения с другим пассажиром, находившимся в кабине экипажа (глава дипломатического протокола МИД Польши Мариуш Казан), у командира тоже складываются весьма неравноправно. Так, например, в 19.26.18,8 он говорит этому пассажиру: “Господин директор, появился туман. В данный момент в тех условиях, которые сейчас есть, мы не можем сесть. Попробуем подойти, сделаем один заход, но скорее всего ничего из этого не получится. Если окажется (неразборчиво), тогда что будем делать?”
То есть командир воздушного судна несамостоятелен в решениях, он лишь предлагает вариант решения проблемы своим VIP-пассажирам: “Можем полчаса повисеть и улететь на запасной”. Тем самым командир фактически перекладывает ответственность за свои дальнейшие действия на другого человека, а тот — по цепочке — на следующего, вышестоящего. И уже в 10.30.35,4 (можно предположить, что к этому моменту незнакомец уже побывал в салоне и с кем-то посоветовался) он отвечает: “Пока нет решения президента, что дальше делать”. Сюда же, видимо, можно отнести и фразу “неизвестного”, сказанную им в 10.38,00,4: “Он взбесится, если еще (неразборчиво)…”
О том, кто “взбесится, если еще”, раз летчики не посадят самолет, как это уже случалось в Тбилиси во время прошлогодних августовских событий, мы можем только догадываться. Хотя и с высокой долей вероятности. Но в любом случае ясно одно: экипаж в момент посадки находился под давлением не только обстоятельств, но и людей, которые непосредственно влияли на процесс принятия летчиками жизненно важных решений, что является серьезным нарушением авиационных правил любой страны.
Причем задача посадить самолет во что бы то ни стало, видимо, настолько сильно довлела над пилотами, что затмила и страх, и здравый смысл, и предупреждение диспетчера, и показания приборов.
Напротив, “Ту-154” целенаправленно идет на снижение, и штурман, будто назло всем предупреждениям, называет высоту, до которой снижается самолет: 60 метров, 50, 40, 30… И напрасно диспетчер снова кричит: “Контроль высоты, горизонт!” — напрасно все системы самолета посылают звуковые сигналы–предупреждения. Экипаж идет на свою последнюю в жизни посадку…
Как известно, в рамках расследования рассматривались четыре версии трагедии: техническая неисправность самолета, действия экипажа, плохая организация и безопасность полета, а также действия третьих лиц (террористический акт или давление на экипаж). Судя по предварительным данным, выводы следователей склонились к версии “действия экипажа”. Однако обнародование пленок вполне может изменить ход расследования и возложить главную вину за случившееся на “действия третьих лиц”.
Ольга БОЖЬЕВА.
В ПОЛЬСКОЙ ПРЕССЕ ПОЯВИЛИСЬ ПЕРВЫЕ ПОСЛЕ ПУБЛИКАЦИИ РАСШИФРОВКИ “ЧЕРНЫХ ЯЩИКОВ” ОТКЛИКИ ПОЛЬСКИХ ПОЛИТИКОВ
Ярослав Качиньский,кандидат в президенты от оппозиционной партии “Право и справедливость”, брат погибшего Леха Качиньского:
— Прочел расшифровки ночью, но из них ничего не следует. Известно только, что перед самым концом что-то должно было произойти, потому что общение было однозначным и не было принято никаких решений, которые спасли бы самолет, или их нельзя было принять. Я говорю о моментах, где отчетливо слышны предупреждения и никаких действий, которые изменили бы ситуацию... После стенограммы появился большой знак вопроса... Почему было принято решение о посадке, несмотря на информацию о погодных условиях, в которых нельзя сажать самолет? В данной ситуации наше следствие никак не может быть копией следствия московского...
Лех Валенса,бывший президент Польши:
— Кроме записей “черных ящиков” может оказаться ключевым в выяснении причин трагедии разговор братьев Качиньских во время полета. Обнародование всех телефонных переговоров может быстро прояснить причины катастрофы.
Ежи Миллер, министр внутренних дел и администрации Польши:
— Не могу говорить со стопроцентной уверенностью, что голос в стенограмме принадлежит главе дипломатического протокола Казане. Это только предположение прослушивавших пленку и следующее из анализа списка пассажиров, к которым обращаются “господин директор”. Польские эксперты не подтвердили, что голос принадлежит директору Казане.
Анатоль Чабан, глава обучения персонала ВВС, генерал:
— Не могу согласиться с тем, что в кабине пилотов находился генерал Бласик. Это был первый человек, который обучал нас безопасности полетов. Сомневаюсь, что это он читал карту подхода. Ее никогда не читают люди не из команды. Слова генерала Бласика вырваны из контекста и не могут быть интерпретированы.
