Срок за кошачий хвост

Какие доказательства используют эксперты в делах о педофилии?

В уходящем году на нас обрушился вал историй и уголовных дел, связанных с педофилией, и вал этот растет в геометрической прогрессии. Что это? Мы живем в стране непуганых педофилов? Или же такое обвинение легко инкриминировать ради сведения счетов — с бывшим супругом, неверным любовником, суровым учителем или просто несговорчивым деловым партнером?

Чтобы пролить свет на подобные дела, “МК” собрал “круглый стол” из специалистов, связанных с этой болезненной проблемой. И выяснил: какие методы используют эксперты-криминалисты для раскрытия преступлений педофилов? Стоит ли доверять cловам детей — насколько они могут фантазировать или являться пешкой в руках других взрослых? Как работают психологи и психиатры в таких случаях? И решила ли исход громкого дела Владимира Макарова пресловутая “кошка с фаллическим хвостом”?

Какие доказательства используют эксперты в делах о педофилии?
Рисунок Алексея Меринова

НАШИ ЭКСПЕРТЫ:

— заместитель директора Российского центра судебно-медицинской экспертизы (РЦСМЭ) Минздрава, профессор, доктор биологических наук, начальник специализированного центра молекулярно-генетических исследований Павел Иванов;

— старший научный сотрудник Центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского, кандидат психологических наук Дмитрий Ошевский;

— директор получившего скандальную известность Центра психолого-медико-социального сопровождения «Озон» Евгений Цымбал;

— юрист Евгения Мартынова.

— Последнее время в полицейских сводках ежедневно появляется по три-четыре дела о педофилии. Наше общество сошло с ума или в «клонировании» педофилов кто-то заинтересован?

Павел Иванов: Я думаю, что в педофилы сейчас рьяно записывают всех подряд. Попасть в этот список могут и обычные насильники: встретилась одному такому на ночной дороге девушка несовершеннолетняя, и все — педофил. Некоторых специально опорочивают с целью смещения с должностей или просто для сведения счетов. К примеру, было много случаев, когда в педофилии обвиняли физруков. Их «жертвами» становились не слишком усердные в учебе школьники и школьницы. Можно сказать, что тема педофилии сейчас просто популярна. О ней же говорит сам президент! А значит, тому, кто с ней борется, вскрывает больше и больше фактов, можно ждать повышения по службе, ну в крайнем случае интервью на центральном телеканале, что в наше время считается отличным пиар-ходом.

Евгений Цымбал: Наше общество очень легко заражается праведным гневом, идеями борьбы с кем-либо. При этом какие-то блогеры ищут компромат, подменяя собой суд, и даже не пытаются объективно разобраться в ситуации, понять ее. У нас процветает правовой нигилизм.

Бывают случаи, когда с помощью ребенка взрослые пытаются свести счеты и оклеветать один другого. Не сказать, что сейчас таких историй стало больше — с годами ситуация примерно одинакова. Скорее можно отметить их сезонное увеличение — весной и осенью. В этом случае хорошо, что у нас население безграмотно и плохо умеет симулировать симптомы. Часто ложные заявления поступают от бабушек, которым не нравится выбор дочери. Иногда бывает, что они искренне считают, что выводят преступника на чистую воду. Например, недавно мы работали с 6-летним мальчиком, бабушка которого заявила, что отец проявлял к ребенку сексуальный интерес. Полиграф показал, что и отец, и бабушка говорят правду: в работе с родителем полиграф показал, что никаких сексуальных взаимодействий не было, а у бабушки — что она узнала о действиях отца от ребенка. Дальнейшая работа с мальчиком выявила, что он очень привязан к отцу, а бабушка неправильно интерпретировала его высказывания и потом сама же в это искренне поверила.

Но чаще учат ребенка говорить неправду в случаях, когда встает вопрос о том, с кем он останется в случае развода. Когда есть деньги, то для такого натаскивания используют даже психолога. Но все равно в ходе продолжительной работы с ребенком этот обман вскрывается.

Дмитрий Ошевский: Лично я вижу положительный момент в том, что родители стали чаще обращаться в правоохранительные органы, и за правонарушения, которые у нас раньше предпочитали скрывать, теперь наступает ответственность.

Евгения Мартынова: Сегодня очень часто дети, увлеченные эротикой, которую видят повсеместно, стремятся к познанию сексуальной жизни, провоцируя взрослых на действия сексуального характера. Если взрослый отказывает ребенку, то обида последнего может привести к обвинению в выдуманном сексуальном домогательстве. В результате — возбуждение уголовного дела в отношении невиновного. Недавно был случай: 14-летняя девочка влюбилась в учителя физкультуры, пыталась добиться взаимности, а когда ей это не удалось, стала всем рассказывать, что у них роман. Хорошо, что в школе прекрасно знали их ситуацию, в правоохранительные органы обращаться не стали, но учителю предложили уволиться, и он сделал это — от греха подальше.

Есть и те, кто использует информационную волну в личных целях. В нашей стране для лишения родительских прав одной неуплаты алиментов со стороны отцов недостаточно, и матери придумали новый способ воздействия — обвинения в действиях сексуального характера. Так, в практике стали встречаться случаи, когда матери обращаются в правоохранительные органы с заявлением о преступлении, совершенном отцом-«педофилом», на самом деле таковым не являющимся. Ребенку, проживающему с одним родителем, внушить любую информацию достаточно просто, дети сами начинают верить в то, что им рассказали, в результате при общении с психологами дети начинают говорить, что папа их целует, трогает где не надо, хотя в действительности этого не происходило. Такое заведомо ложное обвинение приводит к однозначному возбуждению уголовного дела, а доказать обратное практически невозможно, т.к. ребенок, искренне верящий в то, что ему сказали, на любом тестировании будет утверждать, что то, что делал папа, — плохо.

— Все больше появляется спорных дел, связанных с педофилией. Например, дело чиновника Макарова, осужденного за изнасилование дочери. Там много сомнительных моментов, связанных с экспертизами. Прописаны ли в законе стандарты проведения таких экспертиз?

П.И.: Когда расследуется преступление против половой неприкосновенности, то возникает необходимость в экспертизах. К примеру, следы спермы отправляют в биологическую лабораторию. Если есть круг подозреваемых, то следственными или судебными органами этим людям присваивается соответствующий статус, и лишь на этом основании их доставляют в экспертное бюро для взятия спермы или крови: образцы ДНК, выделенные из спермы и крови, ничем не отличаются друг от друга. В приказе Минздрава прописано, что образцы биоматериалов берутся медработником в присутствии двух других медработников этого же медучреждения, затем помещаются в специальные контейнеры и отправляются в лабораторию. В случае если требуется их хранение, все образцы высушиваются, помещаются в контейнеры и опечатываются.

Если же речь идет об обнаружении спермы в обычных медицинских анализах, то на этот счет также существует инструкция. В одном из последних случаев она была нарушена. Девочку после падения привезли в больницу и взяли анализ мочи на предмет обнаружения в ней крови (что свидетельствовало бы о повреждении почек). Кровь не обнаружили, но лаборантка вроде бы разглядела в микроскоп сперматозоиды. Но она не имеет права делать каких бы то ни было выводов насчет спермы! Она может даже не узнать сперматозоиды под микроскопом, она не имела опыта работы с ними, она может принять за них другие клетки. Руководство больницы должно было связаться с полицией, дать сигнал. А выводы о том, сперма это или не сперма, должен был сделать эксперт.

Позже банка с анализом мочи все-таки дошла до эксперта, но к тому моменту делу уже дали полный ход. Этот эксперт сначала ничего подозрительного не обнаружил, но потом, поднапрягшись и приглядевшись получше, все-таки какие-то следы клеток подозреваемого нашел. В наш федеральный центр эта же баночка попала уже после, и мы не нашли в ней даже намека на сперму. Тем не менее судебная машина уже катила полным ходом.

— В делах такого рода в качестве экспертов принимают участие психологи. Какая роль отводится им, можно ли на их выводах строить обвинение?

Д.О.: Роль психологов в делах, связанных с педофилией, не стоит преувеличивать. Доказывать факт совершения развратных действий по отношению к ребенку — задача правоохранительных органов. Психолог лишь обращает внимание на отдельные признаки, которые могут указывать на проблемы в психосексуальной сфере. На их появление могут влиять совершенно разные обстоятельства: ребенок чем-то напуган, травмирован, у него есть определенные психические отклонения. Психолог может только констатировать наличие таких признаков, но не устанавливает их конкретную причину. На вопросы, было ли насилие над ребенком, подвергался ли он сексуальному воздействию со стороны взрослого человека, психолог не отвечает, они входят в компетенцию следователя.

Е.Ц.: В уголовном деле нет и не может быть какого-то одного, решающего доказательства, каждое из них имеет свою силу. Психологи выявляют свидетельства, говорящие о травматической сексуализации (комплекс психологических нарушений, связанных с насилием). В данном случае у нас две задачи: получить информацию у ребенка о ситуации и зафиксировать психологические следы этой ситуации. Всю полученную информацию мы передаем следователю, и он уже решает, что с нею делать.

У нас в центре ребенок появляется на этапе доследственной проверки. Психолог поддерживает его, сопровождает на допросах, на суде. Если там эксперт общается с ребенком не более 3 часов, то мы проводим с ним в 4–5 раз больше времени. Нам важно, чтобы у него сформировались доверительные отношения с психологом, только тогда помощь, да и сбор информации будут эффективными. Например, скоро в суд будет передано дело по 6-летнему ребенку, тоже связанное с педофилией. Он проходил экспертизу в Центре им. Сербского, где с ним работали три специалиста, но так и не смогли получить информацию о преступлении. У нас же ребенок дважды рассказал психологу об эпизодах, связанных с сексуальным насилием. Потом все это было зафиксировано на видеопленке в ходе допроса с видеозаписью.

П.И.: Психологическая экспертиза не может являться основанием для обвинения. Она лишь ориентирует следствие на некоторые личности. Если пострадавшая прямо не говорит о насильственных действиях, то доказывать их надо только путем биологической экспертизы. Узнать, было ли насилие, по каким-то другим факторам, будь то рисунки или подавленное состояние предполагаемой жертвы, — нельзя. Ни один профессиональный психолог не возьмется определить, было ли изнасилование при условии, что потенциальная жертва не признается в свершившемся.

— Может ли судебное решение быть принято только на основании разговоров с ребенком? Может ли ребенок обмануть психолога, нарочно оболгав кого-то? О чем говорят детские рисунки — возвращаясь все к тому же делу Макарова, когда обвинение якобы основывалось на «кошке с фаллическим хвостом», нарисованной девочкой?

Е.Ц.: По поводу «фаллического хвоста»: таких слов в заключении не было! Девочка рисовала семью кошек, и у кошки-папы был большой, сильно отличающийся от других рисунков хвост, про который она рассказала много интересного. Но мы никогда не используем один метод диагностики и один факт. Даже повышенная сексуальная заинтересованность у ребенка может возникнуть по многим причинам. Это все равно что любое повышение температуры объяснять только гриппом. Однако, как высокая температура свидетельствует о неблагополучии в организме, так и детская сексуализация говорит о проблемах с ребенком.

Действительно, бывает, что во многих случаях педофилии, особенно если они длились несколько лет, других доказательств, кроме психологических, нет. Но в фантазиях ребенка проявляется лишь то, что присутствовало в его реальной жизни. Если, к примеру, маленький мальчик рассказывает, что он взял в рот член папы, рассказывает о том, какой вкус у спермы, — как ему это придумать, если такой ситуации не было на самом деле? Никакие фильмы, литература, подсмотренные ситуации не сформируют рассказ ребенка именно с такими деталями. Конечно, многое зависит от возраста, интеллектуальной сохранности ребенка. Например, лет с одиннадцати он уже может понимать, что подобные сексуальные отношения не одобряются в обществе, и скрывать информацию о таких ситуациях, выгораживать взрослого, если это какой-то близкий, значимый человек.

Д.О.: Психолог не определяет правдивость показаний ребенка, а устанавливает только его способность правильно воспринимать, запечатлевать и передавать информацию, важную для следствия и суда. На нее может влиять склонность ребенка к фантазированию и внушаемость по отношению к близким людям. Эти особенности также выявляются психологом при производстве экспертизы. При этом важно, что эксперт имеет достаточно полные данные о жизни ребенка, учитываются свидетельские показания родственников, воспитателей, учителей и многое другое.

Что же касается детских рисунков, то они отражают внутренний мир ребенка, однако их следует рассматривать в общем контексте диагностического исследования. Опытный диагност отличается от начинающего тем, что он не будет по отдельным признакам делать скоропалительные выводы.

Е.М.: Далеко не всегда результаты экспертизы основаны на событиях, в действительности произошедших. Ребенок может находиться под психологическим воздействием, при котором он боится сообщить, что факт действий сексуального характера имел место, или, напротив, в собственном придуманном мире, и доказывать, что над ним совершили развратные действия, которых на самом деле не было.

Вообще же для того, чтобы ребенок вступил в половой контакт добровольно, с ним должна быть проведена тонкая психологическая работа. Воплотить в жизнь педофильские мечты легче всего лицам с педагогическим образованием. Именно они знают, как общаться с детьми, их психологию, как они могут среагировать на то или иное предложение, чем ребенка заинтересовать. Поэтому среди привлеченных к ответственности лиц большое количество учителей.

— Так как все-таки защитить ребенка от педофила?

Е.Ц.: Главное — это строить доверительные отношения с детьми. Тогда ребенок, если возникнет какая-то щекотливая ситуация, прежде всего обратится за помощью к вам. Если же появляются опасения, что в вашей семье что-то не в порядке в этом плане, то честно спросите себя: кто вам дороже — муж (брат, сын) или ребенок? И если ответ будет в пользу взрослого, то тогда всякие психологические и прочие знания будут только во вред. Подобное отношение мы видим в громком деле Владимира Макарова, когда жена любой ценой пытается спасти мужа. Об этом деле так много говорится, потому что нашелся человек, который отдал своего ребенка на растерзание толпе, что все-таки редко случается.

Е.М.: В детских садах встречались случаи, когда воспитатели наказывали детей, заставляя снимать одежду и стоять перед другими детьми. Об этом также необходимо знать и каждый день разговаривать с ребенком о том, что происходило в детском саду, школе, следить за настроением ребенка, так как любое изменение в его поведении должно настораживать.

Родители должны беречь своих детей, не должно быть ни секретов, ни боязни взрослых разговаривать с детьми на данную тему, иначе утаивание этой жуткой действительности может привести к необратимым последствиям.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру