— Москва не ларьковый город. Бутиковый. Галстук за тысячу долларов можно купить на каждом углу. А вот обычные шнурки не получится. Что улыбаешься? Ты попробуй. Не продают их нигде. Товар, мягко говоря, не самый ходовой.
С Феликсом Тумасовым, заместителем председателя московского ассирийского общества «Хаядта», сапожным мастером в третьем поколении, мы прогуливаемся в районе Тишинской площади. Здесь когда-то у его родителей стоял крошечный ларек по ремонту обуви. Такой, какие с ностальгией вспоминают, наверное, все московские старожилы — со сложенной из пластиковых букв вывеской на фасаде и желтыми занавесками на окнах.
— Раньше, когда наши палатки стояли на каждой улице, в них можно было и щетки для обуви купить, и крем, и набойки поставить, — продолжает Феликс Иосифович. — А теперь… решили, что мы не нужны. Из тысячи ассирийских палаток, работавших в советские годы, каким-то чудом уцелели несколько десятков. Москва — город богачей. Кому здесь нужны шнурки и набойки?
Его дед ставил подметки еще во времена НЭПа. Отец подновлял сапоги офицеров, вернувшихся с войны. Мастерами по ремонту обуви были два его дядьки. Теперь в палатке сидит он сам. Правда, из центра Москвы пришлось переехать в Солнцево. В последнее же время он и вовсе подумывает бросить потомственный бизнес. Говорит: в нынешних условиях его не потянуть.
— В советские годы нам, ассирийцам, тоже приходилось выкупать патенты на места. Но за реальные деньги. Теперь же нам предлагают наши палатки на аукционах выторговывать — по три миллиона за год. Получается по 250 тысяч в месяц. Это же сколько набоек я должен поставить и сколько шнурков продать, чтобы место окупилось?
Феликс Иосифович вспоминает: в перестроечные времена они запросто могли перепрофилировать палатки под торговлю табаком и пивом.
— Сейчас бы уже богачами были. Но мы на это не пошли. Большинство ведь из нас сапожники в третьем-четвертом поколении. Мы знаем: не у всех есть деньги, чтобы покупать новую пару обуви каждый сезон. Вот и работали. А теперь остались, можно сказать, на улице…
Герой СССР с гуталином
Горы Курдистана, историческая родина ассирийцев, от России в тысячах километров. Что привело этот народ к нам в страну?
— Первая мировая война, — объясняет Феликс Иосифович. — Во время наступления генерала Юденича в Турции мы поддерживали русские войска, за что нас потом мусульманское население вынудило бежать из страны.
Сергей Михайлов, историк, исследователь столичной диаспоры ассирийцев, уточняет:
— Наши генералы, чтобы обеспечить себе победу, предложили ассирийцам поднять восстание против турок. Пообещали дать оружие, прислать на помощь войска, снабдить деньгами. Но ничего этого не сделали, говоря современным языком, кинули бедных ассирийцев. Понятно, чем это закончилось: половина народа погибла, а остальным пришлось бежать в Россию и другие страны.
А чем в чужой стране заниматься неграмотным крестьянам? Так они потихонечку начали осваивать сперва чистку обуви, а затем и ремонт.
— На самом деле ассирийцы обижаются, когда их ассоциируют только с сапожным делом. Во-первых, ремонтом обуви промышляли только выходцы из Турции. Те же, что пришли из Ирана, в основном торговали. Да и молодое поколение, выросшее уже в Москве, стремилось получить образование. А ремонт и чистку обуви ассирийцы воспринимали как временное занятие. Они были уверены: Турция вот-вот падет, и они вернутся на свои исконные земли.
Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Так они постепенно стали ассимилироваться в России. Сапожников-ассирийцев уважало большинство жителей старой Москвы, но особенно к ним прониклись представители столичной богемы.
— Проходя мимо тружеников обувного фронта, они обязательно здоровались с ними за руку, болтали. У каждого был свой, как бы сейчас сказали, личный сапожник. Например, автор трех гимнов нашей страны, знаменитый Сергей Михалков, ныне покойный, в послевоенные годы не доверял свою обувь никому, кроме сапожника-ассирийца Андрея Завзу, который работал на углу Тверской и Газетного переулка. Вообще же ассирийцы знали очень многих звезд послевоенной эпохи. Они жили в тех же дворах, что и семьи артистов, дети ассирийцев играли с детьми актеров. И понятно, когда они вырастали, связей этих не теряли, — рассказывает Сергей Сергеевич.
Но особенно близки к богеме были те обувные мастера, чьи точки располагались напротив театров. Например, к Геваргизу Беньяминову ходили чистить обувь все примы-балерины. Благо его палаточка располагалась на задворках Большого театра. А Сергея Лемешева он даже защищал от преследований поклонниц.
— У Большого театра было шесть служебных подъездов. Перед концертом Сергей Яковлевич говорил обувщику, через какой он будет выходить. И ассириец обязательно посылал поклонниц, карауливших певца после репетиции, к другому входу, — пересказывает московскую легенду историк.
Среди московских обувщиков был даже Герой Советского Союза. Палатка Ладо Давыдова стояла на площади трех вокзалов. «Личностью он был легендарной, — вспоминает об этом обувщике-ассирийце один из его, как бы сейчас сказали, постоянных клиентов. — С семнадцати лет на фронте разведчиком был. Отчим специально водил меня к нему на своеобразные «уроки мужества». Вырезанная из многотиражки статья о нем всегда висела у него в палатке. А потом, когда он уже был в возрасте, на него напали около дома. Нанесли множество ранений и сорвали Звезду Героя.…»
После войны в Москве даже сформировалась ассирийская футбольная команда. Называлась она «Московский чистильщик». Любительская, но очень сильная.
Разглядываем старые фотографии. На самых первых из них у ассирийцев еще даже не было палаток — просто ящики с гуталином и щетками.
— Потом они смекнули, что можно оставлять свои инструменты на улице, и расставили по всему городу шкафы. Обувщик приходил на работу, доставал из шкафа два сиденья — высокое — для клиента, низкое — для себя. Развешивал по створкам разный обувной ширпотреб: стельки, шнурки.
Палатки же стали появляться только после войны: сперва деревянные, а в 70-е годы их сменили железные, с желтыми занавесками и пластиковыми буквами «ремонт обуви».
Спрашиваю у историка: остались ли еще такие в Москве?
— Что вы, последнюю снесли года два назад. Стояла она на пересечении 2-й Владимирской улицы и шоссе Энтузиастов. А, например, в Казани до недавнего времени стояла уникальная будка. Внучка человека, который ее поставил, сохраняла ее десятилетиями в первозданном виде, со всеми надписями. Каждый год она воевала с казанскими чиновниками. И так лет сорок. Но потом случилась Универсиада, и этот уникальный исторический ларек все же снесли. Хотя он был достоин того, чтобы украсить любой музей быта.
Кому почистить туфли за пятьсот рублей?
Феликсу Тумасову сейчас шестьдесят. Обувь он ремонтирует больше пятидесяти лет и помнит все секреты мастеров-старожилов.
— Гуталин мастера обязательно варили самостоятельно. Тот, что выдавался через артель, как и все советское, был очень низкого качества. Его переваривали с воском и добавляли краску. Делали мы также сами и шнурки: покупали нитки, а потом ставили металлические заклепки на концах. А еще клеили калоши из камер.
Тогда, вспоминает Феликс Иосифович, на центральных улицах трудились настоящие профессионалы.
— Мы даже проводили конкурсы мастерства. И победители могли установить набойки за три минуты. Сейчас никто не поверит. И это все руками, без станков, одним ножом. Такие мастера по сто пар обуви в день могли подлатать.
— А сейчас сколько можно сделать?
— Я могу тридцать. Но кому это надо? Спроса такого уже нет. Человеку легче купить новую пару китайской обуви, чем тратить на набойки по 500 рублей.
— На чистку обуви к вам сейчас приходят? — спрашиваю у Тумасова.
— Обращались бы, я уверен, если бы была такая услуга и если бы на нее была рентабельная цена. А то захожу недавно в торговый центр, там написано: «чистка обуви». Узнал, сколько стоит. Оказалось, от 500 рублей до тысячи.
В советское время же чистка обуви стоила 10 копеек за пару ботинок.
— Если перевести на современные деньги, это будет 20 рублей. Вот тогда люди обращались. Человек по 20–30 за день приходили. Но особенно хорошо на чистке обуви зарабатывали те ассирийцы, которые сидели на вокзалах.
— Офицеры возвращались с фронта и прямиком к чистильщикам — очереди даже стояли, — рассказывает Тумасов.
Чистка обуви, как выяснилось, — это настоящая наука.
— Если чистили на ноге, нужно было сперва вставить между ботинком и носком специальные полукруглые целлулоидные пластины — берцы. Чтобы носок не испачкать. Для каждой части обуви и погоды были свои щетки. Большие были для грязи, тоненькие — для ранта. Средние были нужны, чтобы гуталин наносить. А в финале нужно было натереть ботинок бархоткой — чтобы «горел».
На всю процедуру уходило минут 10–15.
— Если не секрет, сколько обувная палатка сейчас приносит в месяц? — возвращаю я Феликса Иосифовича в наше время.
— От 30 до 50 тысяч. Но 50 можно заработать в тех местах, где клиентура наработана годами. Но с этой суммы еще нужно заплатить за свет, за аренду места, налоги. Потому и цены везде такие высокие. Но я решил пойти на эксперимент и, наоборот, снизить стоимость услуг. У меня, например, поставить набойки стоит всего 250 рублей. А у соседа — 500.
Понятно, что при таких ценах в палатку ассирийца потянулись жители со всего района. Но палатку могут снести в любой момент.
— Все время, начиная с двухтысячных, нам твердили, что наши палатки портят облик города. Сперва повелели поменять старые киоски на палатки нового образца. Теперь и вовсе хотят убрать их. Да, возможно, на центральных улицах наши старенькие палатки и правда смотрятся странно. Но почему бы не оставить их во дворах? Кому они там мешают?
Власти предлагают им снимать подвальные помещения или закутки в магазинах.
— Это противоречит всем нормам безопасности. Мастера в работе используют клей, ацетон. Если вдруг что-то вспыхнет, первые этажи выгорят дотла. А в магазинах, особенно продуктовых, устраивать ремонтные мастерские и вовсе нельзя — химия по общей вентиляции расходится по помещению, ее впитывают продукты. Мастерская обязательно должна быть организована в отдельном помещении — с вентиляцией, с оббитыми противопожарными панелями стенами. Но оборудовать такое помещение для частного предпринимателя с небольшим доходом — непосильная задача.
Анастасия Гнединская
МАСТЕРОВ-САПОЖНИКОВ «УБИВАЕТ» КИТАЙСКАЯ ОБУВЬ
Поговорил репортер «МК» и с другим столичным сапожником — не потомственным, из «новеньких». Сапожник Сергей занимается обувью уже двадцать лет, хотя по сравнению с теми, у кого профессия переходит от отца к сыну, уместнее сказать не «уже», а «всего».
Говорит, что в 90-х, на заре его профессиональной деятельности, сапожное дело приносило неплохую прибыль. Москвичи в ту пору нередко ремонтировали обувь, ибо не могли позволить себе покупку новых туфель или сапог. В мастерские приходили работать бывшие строители, инженеры, повара. За один день зарабатывали столько, сколько за неделю на своих прежних должностях. Теперь прилавки заполнены дешевой обувью из Китая, сравнительно недорогой из Белоруссии. Если есть возможность купить обновку раз в два года, нет смысла ремонтировать старую.
Учатся — как прежде, так и сейчас — мастера обувного дела, что называется, не отходя от станка. Наблюдение и повторение — вот и вся методика. И тем не менее починить обувь не так просто. Для этого требуются недюжинная сила в руках, хорошая реакция и острое зрение. И даже при наличии всех необходимых качеств травмы неизбежны. Наибольшая опасность исходит от точильно-шлифовального станка — именно его раскатистый шум встречает посетителей в обувных мастерских. Каждый день сапожник рискует поранить руку или, того хуже, отрезать себе палец. В коварстве этого на первый взгляд простого аппарата я убедилась сама, пытаясь очистить подметку от пыли и мелкого сора. Толстая резина скользила по грубой поверхности шлифовального круга, не желая мне повиноваться. Швейную машинку почти полностью заменил суперклей. Но ежели понадобится укоротить голенище сапога, то вручную, без машинки, уже не справиться. Однако такие сложные операции сапожники выполняют редко. Чаще меняют только лишь набойки.
Ввиду того что ремонт обуви перестал приносить былую выгоду, волей-неволей мастера, они же владельцы, берутся за изготовление дубликатов ключей, починку часов и другую мелкую работу. Время для отпуска или выходного сапожник выбирать не волен. Они возникают почти внезапно и больше напоминают производственный простой, который, к огорчению мастера, может затянуться на несколько месяцев. Обычно наибольшее число граждан появляется в обувных мастерских в конце осени — начале зимы.
Еще десять или двадцать лет назад обувные магазины предлагали более чем скромный ассортимент. Но было так до того, как заработала мировая китайская фабрика штамповки, которая только первое время делала некачественную обувь. Теперь — и это подтверждают многие обувщики — китайские сапоги со знаменитыми маркировками отличить от привезенных с берегов Апеннин уже не так просто. Впрочем, отыскать настоящую кожаную обувь на российских прилавках затруднительно. Основной материал — дерматин, в лучшем случае — прессованная кожа. Настоящая кожа же практически не тянется и не облупливается, на стыке с молнией ее не загибают.
Клиентами самого обычного мастера становится и гражданин среднестатистического дохода, и нувориш. «Года два назад принесли сапоги стоимостью 4 тысячи долларов, — рассказывает мой собеседник. — Такую обувь делает только один мастер. Больше таких нет». Люди известные и обеспеченные, как правило, несмотря на дороговизну их обуви, всецело доверяют мастеру. И нередко самолично относят свою обувь в мастерскую, где, бывает, даже пьют чай и рассказывают о трудностях своей безбедной жизни. Но вот бабушки — другое дело, они щедро раздают советы и сыплют критическими замечаниями в адрес мастера.
Между тем ремонтных дел мастера ждут декабря и с ним заморозков да гололеда. Тогда им прибавится необычной работы. Оказывается, чтобы устоять на льду, многие москвичи прибегают к самым необычным и даже экзотическим способам, чтобы подкорректировать свою обувь. Чаще всего к подошве сапог клеят двухстороннюю ленту или медицинский пластырь, которыми рекомендуется покрывать всю поверхность. Эффект, правда, при этом отнюдь не долгий, часа через четыре придется менять пластырь. «Приносят обувь, а нам отдирай их примочки, — рассказывает мой собеседник. — Кто-то приклеивает наждачную бумагу, кто-то войлок». Оказывается, можно натереть подошву сырой картошкой, но тогда желательно носить с собой клубень, дабы повторять процедуру в течение дня. Для тех же, кому такая процедура в тягость, существует и самый радикальный метод. Несколько вкрученных в подошву шурупов помогут удержать равновесие даже на катке до тех пор, пока не обледенеют сами.
Евгения Ручкина
