В этом доме в семье врача Шимона Брумберга родились дочери погодки Валентина и Зинаида, появившиеся на свет в один день 2 августа 1899 и 1900 года. После окончания ВХУТЕМАСа они проявили себя в вышедшем в 1925 году первом советском полнометражном мультипликационном фильме «Китай в огне», длившемся 50 минут. То был мировой рекорд продолжительности. Картину делали, кроме сценариста и двух операторов. три режиссера и пять художников.
Вместе сестры творили полвека, Мультипликация много лет находилась на заднем плане советского кино, только незадолго до семидесятилетия им присвоили звание заслуженных деятелей искусств РСФСР. Ничем другим кроме рисования и режиссуры мультфильмов они не занимались, последняя картина «С бору по сосенке» вышла за год до кончины Валентины в 1975 году. Одна без нее Зинаида, пережившая на восемь лет сестру, работать не могла.
Сестры первые придумали метод, получивший название «Эклер» по марке проекционного аппарата "Eclair", с которым работали. Первыми среди реалистических фигур поместили нарисованного на школьной стене человечка, и тем самым, как оценили новацию критики, «внесли новый элемент в устоявшийся канон советской мультипликации». Фильм «Большие неприятности» так весь был создан в стиле детского рисунка.
Прежде чем рисовать образы героев мультипликаций они фотографировали реальных прототипов. На съемки приглашались самые выдающиеся актеры театра и кино, кумиры зрителей Алексей Грибов, Борис Чирков, Марина Бабанова…
Художница-постановщица Лана Азарх, чья жизнь прошла рядом с сестрами вспоминает: «Экспериментировать они абсолютно не боялись. Были широко образованными художницами, знающими искусство всего мира. Другое дело, что их сдерживали, мучили, запрещали. На худсоветах заседали цензоры из Академии педагогических наук, которые говорили, что дети это не поймут».
Валентина и Зинаида не походили друг на друга ни внешне, ни характерами.
По словам Ланы, «Валентина - старшая, невысокая и очень активная. Зинаида - младшая, крупная и флегматичная. Ругались они чисто по-детски, как ссорятся девочки между собой. Одна могла закричать другой: «Мама говорила, что ты дура, дура, дура…» .
Валентина Семеновна упоенно играла на бегах, но главным ее увлечением были не лошади, а Михаил Михайлович Яншин. Компания, в которую он ее ввел, была блистательна: драматурги Николай Эрдман и Михаил Вольпин, футболист Андрей Старостин, писатель Юрий Олеша, Ляля Черная. Их в то время знали все.
Когда перед Юрием Олешей закрылись двери всех издательств, на студии мультфильмов он был желанным автором, написал для Валентины и Зинаиды сценарии «Девочка в цирке» и «Три толстяка»,
«Есть такое выражение «светлая память», - написал о художницах Федор Хитрук, народный артист СССР . - Я думаю, что к сестрам Брумберг более всего подходит «светлая и весёлая память». Я их помню именно такими — шумными, энергичными невероятно, в какой-то степени даже легкомысленными и несерьёзными в работе. Хотя я знаю, что они очень много и тщательно готовились к своим картинам. А вообще мне приятно просто их вспоминать, потому что я сам становлюсь моложе, веселей и энергичней. Возвращается что-то потерянное».
Валентину и Зинаиду Брумберг называли «бабушками русской анимации», с их именами критики связывают становление этого искусства в СССР, признанного в мире.
Под номером 15 к шестиэтажному жилому дому примыкает старинный дом XIX века, который дважды подрастал. Построенный двухэтажным в 1841 году, спустя полвека он стал трехэтажным. «В 1933году, - как пишет Сергей Романюк в «Чистопрудном бульваре», - на доме надстраивается один этаж и дом становится четырехэтажным», Таким он и остался.
Перед начавшейся Первой мировой войной в нем поселился директор и совладелец Запрудненского стекольного завода Московской губернии Исаак Китайгородский. Когда Германия прекратила поставлять стекольные колбы для электрических лампочек, как сказано в истории завода, «это создало реальную угрозу для России», то есть, города ночью могли остаться без света. Принятый на завод инженером, приехавший в Москву из Киева выпускник Политехнического института, Исаак Китайгородский быстро решил проблему, и завод в поселке Запрудня наладил выпуск отечественных стеклянных колб».
В доме на Чистых прудах Исаак Китайгородский прожил всю жизнь, его биография помещена в изданном в 1991 году справочнике «Выдающиеся химики мира» и в других подобных изданиях.
После революции владельцем завода, конечно, быть перестал, но гонений не испытал, его, знатока технологии изготовления стекла, знали и чтили все, кто занимался в стране стекольной промышленностью. С его именем связано появление в СССР пеностекла, сверхпрочного броневого стекла. Прозрачная кабина штурмовика «Ил-2» стала пуленепробиваемой и спасла жизнь многим летчикам.
Когда началась Вторая мировая война и вслед за ней Великая Отечественная война, профессор Китайгородский снова помог, как в 1914 году, стране. Его имя есть в числе первых лауреатов Сталинской премии 1941 года «за ускорение варки и выработки стекла». Второй раз получил Сталинскую премию, спустя шесть лет, «за создание изоляционного материала «Пеностекло». В 80 лет, за два года до кончины, удостоился Ленинской премии, тогда его имя попало в закрытую часть постановления правительства, до сих пор не обнародованную.
В доме на Чистых прудах в семье Исаака Ильича в 1914 году родился сын Александр, живший в нем с родителями. Как отец он стал известным ученым, основателем нового направления в науке – структурной кристаллографии, автором многих книг и учебников. По его «Введению в физику» обучались в Советском Союзе студенты физических факультетов. В соавторстве со Львом Ландау он написал «Физику для всех» в четырех томах. Они неоднократно переиздавалась и переведена в странах Европы, Индии и Вьетнаме. …
Имя Александра Китайгородского значится на обложках многих научно-популярных книг. Одна из них под странным названием «Реникса» стала сенсационной, и о ней я хочу рассказать.
В эпиграфе книги приводится диалог героев «Трех сестер»:
Кулыгин:: В какой-то семинарии учитель написал на сочинении «чепуха», а ученик прочел «реникса»…
Ирина: Только вот вчера произошло что-то, какая-то тайна нависла надо мной…
Чебутыкин: Реникса. Чепуха.
В книге опровергается телепатия, передача мыслей на расстояние, телекинез, перемещение предметов без прикосновения рук. Все изданные в годы «оттепели» книги об этом, все сообщения в прессе, стало быть, и мои, считал Александр Китайгородский «чистым бредом». Досталось особенно моему герою очерка артисту Московского областного театра Карлу Николаеву, который, подобно Вольфу Мессингу, демонстрировал телепатические способности. Этого артиста я не только знал, но и написал о нем в «Московской правде». Ни каких сомнений в истинности его дара у меня не возникло. Потому что не в многолюдном зрительном зале, а в его комнате коммунальной квартиры дома на Большой Дмитровке я стоял у него за спиной. И мысленно просил подойти к журнальному столику, взять лежавшую на нем книгу и прочесть на двадцатой странице текст, начиная с пятой строки. Что он и сделал без особых усилий.
«Реникса» во втором издании вышла в Москве в 1964 году, а спустя четыре года на физическом факультете Московского университета, кафедре академика Хохлова, три дня Нинель Кулагина, еще одна героиня моей нашумевшей публикации, передвигала, не прикасаясь руками, то, что выкладывали перед ней на письменном столе физики, покрывая стеклянным колпаком. Раскручивала стрелку компаса, вертелся сам компас с ремешком. Эта же Нинель, спустя много лет, первой из испытуемых «биологических объектов» вошла в лабораторию института радиотехники и электроники ИРЭ АН СССР, где повторила все то, что первыми увидели и запротоколировали в Московском университете.
Еще об одном замечательном жителе дома могу рассказать благодаря полученному мной сообщения Дмитрия Иосифовича Бондаренко:
«Панченко Николай Васильевич (1924—2005), поэт. Сб. «Теплынь», «Зелёная книга», «Белое диво», «Горячий след» и др. Ред. альманаха «Тарусские страницы» (1961). Тесть – В.Б. Шкловский, ..1980-е: Чистопрудный б-р, 15, стр. 2…».
(Строение 2 во дворе это шестиэтажный доходный дом, построенный в 1911 году архитектором Адольфом Зелигсоном. Много зданий в стиле модерн построил он в Варшаве. В Москве его шедевр - семиэтажный жилой дом на Новой Басманной.)
Половину жизни провел Николай Панченко в Калуге, откуда ушел на фронт и вернулся домой после двух контузий и тяжелого ранения.
В «Балладе о расстрелянном сердце» вспоминал:
Я сотни верст войной протопал.
С винтовкой пил.
С винтовкой спал.
Спущу курок - и пуля в штопор,
И кто-то замертво упал…
Писал не только о войне и боях:
Я, наверно, уйду, не достроив своих кораблей.
Проплыву над толпою в сколоченной наскоро лодке.
Мне всегда не хватало ни черных, ни белых морей –
Мне мешали дышать эти мерные пальцы на глотке.
В Калуге окончил педагогический институт; от зятя Виктора Шкловского, друга Маяковского, узнал многое, о чем не услышал на лекциях о литературе в институте. Служил редактором местного книжного издательства, прославился в 37 лет, убежденный: «Поэт в России больше, чем поэт». По дерзкой идее Николая Панченко вышел художественно-литературный альманах «Тарусские страницы». А дерзость состояла в том, чтобы собрать под одной обложкой сочинения лучших поэтов и писателей, либо отвергнутых редакциями московских журналов и издательств, либо запрещенных уполномоченными Главлита, Главного управления по охране военных и государственных тайн в печати.
Они себя называли «политредакторами», ни одна типография в СССР не имела права принять в производство без их одобрения любую печатную продукцию, даже фантики, обертки от конфет.
(Мне, практиканту факультета журналистики, поручали доставить из одного конца Днепропетровска, где находилась редакция многотиражки завода, в другой конец города верстку газеты, чтобы в доме без вывески получить на ней роспись и штамп «политредактора».)
Обойти Главлит удалось Панченко в дни «оттепели» в 1961 году, благодаря секретарю Калужского обкома партии по идеологии, давшего указание типографии – отпечатать набранный текст без одобрения Главлита. Ничего крамольного в стихах и прозе авторов «Тарусских страниц» я не нашел. В выходных данных альманаха указывалось 75 тысяч экземпляров. Типографии успела отпечатать первый завод - 31 тысячу.
В «Тарусских страницах» впервые появились 42 стихотворения Марины Цветаевой, стихи вернувшихся из заключения Наума Коржавина и Николая Заболоцкого. Отвергались цензурой стихи поэтов - фронтовиков Бориса Слуцкого и Давида Самойлова, повести «Будь здоров, школяр!» Булата Окуджавы и «До свиданья, мальчики!» Бориса Балтера, воспоминания Константина Паустовского и много других сочинений, ставших классикой….
Реакция из Москвы последовала незамедлительно. В докладной записке в ЦК партии начальник Главлита утверждал: «На наш взгляд, ошибкой является включение в сборник более сорока декадентских стихов М. Цветаевой, написанных ею главным образом в годы пребывания ее в белой эмиграции. Многие из них отражают неприятие ею Октябрьской революции, отчужденность от Родины и упаднические настроения».
В таком же духе оценивались сочинения других авторов. Заканчивался донос предложением «считать целесообразным дальнейшее печатание сборника не производить» и «соответствующим отделам ЦК КПСС рассмотреть этот вопрос». За этим дело не стало. Карательное постановление Бюро ЦК КПСС по РСФСР «Об ошибке Калужского книжного издательства» подписал Е. К. Лигачев. Тот самый Егор Кузьмич, который четверть века спустя укорял на пленуме ЦК развенчанного первого секретаря МГК Ельцина: «Ты, Борис, не прав!». Эти слова стали крылатой фразой.
Николая Панченко гроза миновала. Уволили главного редактора издательства, объявили строгий выговор директору издательства и вынесли выговор секретарю обкома… .
А поэт перебрался в Москву.
Второй выпуск «Тарусских страниц» стал долгожданным подарком к 80-летию Николая Панченко. В альманахе нашли место много лет пребывавшая под запретом «Четвертая проза» Осипа Мандельштама, стихи Марины Цветаевой, очерки Бродского «Месяц в Тарусе» и Солженицына «Путешествуя вдоль Оки», у которой стоит Таруса. Булат Окуджава дал редакции главу из романа «Упраздненный театр».
Вошли в альманах материалы из архива Варлама Шаламова и Юрия Трифонова, письма Константина Паустовского, стихи Беллы Ахмадулиной «Дорога на Паршино, далее — к Тарусе», и другие тексты, вошедшие в историю отечественной литературы .
Последний третий сборник «Тарусских страниц» Николай Панченко составлял, как и второй, но его не увидел в 2011 году. Альманах издало Калужское книжное издательство полвека спустя после первого незабываемого первого выпуска.
