У меня никогда не было стюардессы. Или бортпроводницы. Не знаю, как правильно. Но даже женщины-экскурсоводы не дарили меня своим вниманием. Не случалось.
Раскрыв рот, я до поры до времени внимал “высоким” амурным похождениям бывалых коллег. До той поры, пока не появилась Марджори.
...Наш скоростной паром отправлялся из Хорватии в Венецию на один день. Она возникла со стороны капитанского отсека и с легким акцентом произнесла: “Я буду вашим гидом в Венеции...” Мужская половина судна нетерпеливо заерзала на креслах, как будто она обещала совсем другое, часть даже попыталась аплодировать, но быстро остыла под тяжелыми взглядами жен.
Потом она разносила каталоги, и я спросил:
— У вас есть еще штук сто пятьдесят?
— Зачем так много?
— Я из Архангельска... Бригадир артели лесорубов... Обязан просвещать коллег по культурной части.
Она куда-то удалилась, а когда вернулась, тоном учительницы заявила:
— Я навела справки. Вы меня обманули. Вы журналист, а никакой не лесоруб. А если это была шутка, то... — Она запнулась. Лицо раскраснелось. Тонкая прядь волос непослушно выбилась на висок из тугого пучка.
— Простите, дурацкая шутка, — искренне признался я. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза.
Когда она ушла, мой сосед философски заметил: “У нее таких, как ты, сотни. Почти каждый день. Да еще с бабками. Ты понимаешь, о чем я?” Как сквозь сон я слушал что-то о подарках, о брюликах, а сам следил за точеной фигуркой, ловко сновавшей между кресел.
...На мосту Риальто я стоял в стороне от группы и внимательно изучал ее профиль, ее жесты. Наконец она не выдержала и улыбнулась:
— Господин журналист, вы мне мешаете.
Я уставился в зеленую воду канала, где, словно в мутном зеркале, мелькали шесты и тельняшки гондольеров.
На площади Сан-Марко она объявила свободное время, неожиданно взяла меня под руку:
— Я понимаю, вы не первый раз в Венеции. Но надо дать послушать другим...
И тут я понял, что не имею права упустить этот шанс. Продираясь сквозь толпу, я буквально потащил ее в тень ближайшего кафе, на ходу засыпая вопросами. Я заказывал граппу, вино, кофе, спрашивал, как ее звали в детстве, любит ли она голубей, детей, собак, кто ее муж, где она выучила русский... Опять заказывал, спрашивал и снова заказывал.
— Мама миа, — вдруг выдохнула она. — Я, кажется, напилась.
На обратном пути из Венеции мы сидели с ней рядом в самом конце парома. Она говорила, что ей нравится русский язык — он гораздо богаче хорватского (муж у нее хорват). Русские ей тоже нравятся, но далеко не все. И уж совсем не те, что стараются спаивать доверчивых итальянок. При этом голова ее то и дело опускалась мне на плечо. Иногда она вздрагивала и с испугом оглядывалась вокруг...
В Порече я долго ждал ее у выхода из таможни.
— Твой автобус в отель давно уже ушел, — сказала она.
— Я знаю.
— Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя в отель на машине и все твои сограждане увидели это?
— Мардж, — сказал я серьезно, — по-моему, ты еще не протрезвела.
Я повернулся и зашагал прочь. Наверно, я сказал это очень серьезно, потому что она догнала меня и преградила путь:
— Не сердись. Теперь я по-дурацки пошутила. Помнишь, как ты про лесорубов?
Мы погрузились в ее маленький “Фиат Пунто”, и она неуверенно тронулась в сторону отеля “Галиот”. Во мне проснулось чисто ребяческое упрямство:
— Мы просто погуляем по парку отеля.
Она молча кивнула.
Быстро стемнело:
— Вот видишь, нас даже никто и не заметит.
Она кивнула снова. Тропинка огибала полуостров. Мы шли вдоль моря, иногда поддевая ногами сосновые шишки. Похоже, она успокоилась и уже не отворачивалась затравленно от каждого встречного. А ее рассказ о маяках, которые в старину зажигали на островах, был чем-то похож на фрагмент о фонарщике из “Маленького Принца”. За маяками нужно было все время следить, чтобы их не задувал ветер. Я пробормотал что-то о неких созданиях, которых нужно обязательно защищать от ветра, и неловко обнял ее.
— Ты знаешь, — сказала она, — у меня никогда и ничего не было ни с одним туристом.
— Я не турист. Я путешественник.
Она рассмеялась.
— Это меняет дело. Чего же вы изволите, господин путешественник? Только думайте скорее, а то по вашей милости я и так опаздываю домой на два часа.
Мы договорились, что она заедет за мной утром. Поспешно поцеловались у ее маленькой машины. По дороге в номер я встретил кого-то из подвыпивших сограждан:
— Старик, мы тебя видели с ней. Ты — лучший!
Я пожал плечами.
“Пунто” был по-королевски пунктуален. Еще до завтрака мои земляки кивали в сторону паркинга — мол, вас уже ждут, товарищ.
Марджори с какой-то ветошью остервенело суетилась вокруг машины, блестевшей в лучах адриатического солнца. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы уловить волны холодного отлива в ее настроении.
— Муж?
— Как ты думаешь, если жена является в полночь с лицом, как у мартовской кошки?
— Про лицо мартовской кошки я обязательно запишу. Скажи, в какой ресторан мы поедем?
Я достал несколько визиток с названиями заведений, довольно известных на Истрии.
— Нет, в этих ресторанах меня хорошо знают. Хорватия — страна маленькая. Пристегнитесь ремнем, господин путешественник. Вам не обязательно быть штурманом.
Города на холмах, города с красными черепичными крышами — визитная карточка Истрии. Грожнян, Мотовун — пристанища художников. Каждый дом — маленькая галерея.
— Ты что нахмурился?
— Мой дед и мой отец были художниками.
— Ну, а ты — журналист...
— Лесоруб...
Мы ехали дальше. Послушный “Пунто” штурмовал серпантины, как дрессированный пони. В салоне до головокружения пахло сосной и какими-то еще прогретыми солнцем растениями. Впереди снова замаячили красные крыши.
— Между прочим, в этом городе мы будем обедать.
— Полтора дома. Город?
— Самый маленький город в мире — Хум. Он даже внесен в Книгу рекордов Гиннесса. Здесь живет всего человек двенадцать. И готовят самый лучший в Хорватии пршут.
— Что такое пршут?
— Это мясо. Оно вялится в подвале. Не волнуйся, не отравишься.
Ресторан выглядел весьма своеобразно. Создавалось впечатление, что дюжий молодец взял кувалду и просто выбил часть стены. Края пролома поросли вьюнами и анютиными глазками. А там, за этим “окном”, открывалась бескрайняя даль с горами и низинами, изрезанная, словно змейками, лентами серпантина.
Нам принесли вино, козий сыр и пршут. Мы смотрели в пролом, потом друг на друга. Или наоборот. Неважно.
Вино мне очень понравилось, и я заказал целый бочонок. Пролом нас заворожил. Мы пили вино и о чем-то болтали, обрывая фразы на полуслове, снова и снова вглядываясь в это зазеркалье. В какой-то момент я понял, что в этом ресторане можно провести вечность, и на секунду пришел в себя.
— Мардж, ты опять пьяная. Как ты поведешь машину?
— Мы будем сидеть здесь и ждать, пока я протрезвею.
— До завтрашнего вечера?
— Да, и ты никуда не улетишь. Здорово я придумала?
Наконец мы нашли способ выбраться из Хума. Попросту отпустили ручной тормоз. Машина плавно покатилась под гору. Сзади в бочонке мирно плескалось вино.
— Ведь мы правда ничего не нарушаем? — спросила Мардж.
— Мы даже не завели двигатель, — ответил я. Логика была железной. Прокатившись вниз километра три, “пони” остановился у макового поля.
Мы прихватили бочонок с собой и зашагали по густой траве. А потом я лежал на спине и аккуратно перебирал ее волосы. Она сделала мне эполеты из маковых лепестков и, любуясь своей работой, сказала:
— Ты мой барон.
— Наркобарон, — уточнил я и обсыпал ее лепестками мака. Она поймала мои руки и поцеловала их.
Рай оборвался скрипом тормозов.
— Чья это машина?! — зычно гаркнул высокий полицейский.
Кое-как мы выпутались из травы и, стараясь держаться ровно, направились к стражу порядка.
— Как вы можете в таком состоянии управлять транспортным средством? — строго спросил он.
— Переведи ему, — попросил я Мардж, — что мы специально ушли подальше от шоссе, дабы никоим образом не нарушать правила дорожного движения.
— Но ведь это ваша машина?
В общем, разговор оказался долгим, но консенсус был найден. Напарник полицейского довез нас до отеля “Галиот”, а мы, в свою очередь, презентовали им то вино, что оставалось в бочонке.
— Жалко бочонок, — сказала Мардж, глядя куда-то в сторону, — теперь придется идти к тебе в номер. У тебя ведь есть мини-бар?
— Ты действительно этого хочешь?
— Да.
Когда мы проходили мимо шумной компании, чей-то гаденький голос пропел:
— А вот и наши голубки...
Мардж лишь крепче сжала мою руку.
...Я не слышал, как она ушла утром. На тумбочке лежала записка “Если не вернешься ты, приеду я...” — и номер ее мобильного телефона. Я прижал к лицу этот клочок бумаги.
Ужасно не хотелось собираться. До отъезда в аэропорт — два часа. Я спустился в бар и подошел к стойке.
— Дабл-джек, — заказал я. — И побольше льда.
Бармен, чьи глаза напоминали скользкие маслины, понимающе улыбнулся. Он поставил передо мной бокал виски:
— За счет заведения, сэр.
Устроившись за свободным столиком, я вдруг ощутил, сколько взглядов направлено в мою сторону. Сограждане сидели неподалеку и, по всей видимости, пропивали последние деньги. Не знаю почему, но стало тошно. Я медленно поднес бокал ко рту. Ледышки противно стучали о зубы. Мысли перескакивали с одной на другую. Может, станцевать им джигу прямо на столе. Или все-таки рассказать о Марджори. Куда ты исчезла, Мардж? Они хотят тебя видеть. Все хотят...
Я залпом допил остатки и с треском поставил бокал на стол. Положил на стойку купюру и со словами: “Сдачи не надо” — пошел собирать чемодан.
P.S. Эксклюзивные и недорогие путешествия в Хорватию вам предложат в туристических компаниях “ПАКС” — тел. 937-3525 и “ИННА ТУР” — тел. 742-1717.
