— Стой! Стрелять буду! — заорал он предостерегающе, вспомнив слова из устава гарнизонной и караульной службы, которые заучил еще молодым салагой. Потом выдавил гортанный крик, похожий на стон чайки, мечущейся над бурным морем: — Не подходи... Не подходите, товарищ полковник! Убью ведь...
Вокруг полуразвалившегося бетонного дзота, оставшегося еще с военных сороковых годов, были стянуты БТРы с обнаженными жалами крупнокалиберных пулеметов, замерли на позициях снайперы и автоматчики, выискивающие в прицелах малейшее шевеление среди развалин старинного укрепления. У них был приказ — уничтожить дезертира Новикова. И он, Сережка Новиков, был обречен. Потому что удрал из расположения части, потому что был вооружен, потому что никто не знал, каких бед он мог натворить. “Дезертира — уничтожить”, — по-военному кратко отдал приказ командарм, который не хотел рисковать своей командирской карьерой. Один труп, тем более беглеца, это еще не ЧП, а так, небольшое армейское недоразумение...
— Сынок, — хрипло выдавил истекающий потом под палящими лучами южного солнца и дулом автомата полковник, — ну какой ты на хрен дезертир? Опусти ствол, давай поговорим... Я тебе гарантирую жизнь...
Лязг упавшего на бетон металла был похож в напряженной тишине на выстрел. Выстрел, который так и не прозвучал.
Немного позже, когда младшего сержанта проверили в военном госпитале “на психику” и решили досрочно “дембельнуть” (от греха подальше), мне удалось с ним встретиться и поговорить. Дезертир, честно говоря, из Сергея вырисовывался липовый — парень получил письмо от мамы, которая воспитывала его одна, растрогался ее жалобами на нелегкое житье-бытье и решил рвануть в самоволку на родину. А тут в караул поставили, хоть он всячески от него отнекивался, командир пригрозил уволить на “дембель”, до которого оставалось несколько месяцев, в последнюю очередь, ну еще чего-то с сослуживцами там повздорил по мелочам. В общем, завелся парень. Покинув ночью пост, он зашел в столовую за двумя буханками хлеба, перелез через забор и спрятался в развалинах старого дзота. Там и уснул в обнимку с автоматом под размышления о своих проблемах. Когда проснулся — на него уже было направлено несколько десятков автоматных и пулеметных стволов. И тогда Сергей сам передернул затвор “калашникова” и прошептал побелевшими от страха губами: “Живым не сдамся...”
— Неужели стал бы стрелять? — недоверчиво переспросил я тогда худосочного мальчишку в не по росту огромной и застиранной до дыр робе рабочего по солдатской столовой. Он был похож на кого угодно, но только не на потенциального убийцу.
Сергей, не раздумывая, кивнул головой:
— Они ведь тоже хотели мня убить. Мне что, покорно ждать нужно было?
...От первого и наверняка рокового для него самого выстрела младшего сержанта Новикова уберегло появление полковника Бергмана, который вышел к нему без оружия, — в невооруженном человеке он не видел угрозы, а потому и согласился поговорить “по душам”, а еще через пару минут, услышав, что его не убьют, с видимым облегчением бросил автомат на землю и по-мальчишески горько разрыдался возле ног офицера, которого несколько мгновений назад был готов изрешетить пулями.
Эта давняя уже история вспомнилась совсем не случайно. В ней отражается психология многих нынешних дезертиров-убийц, которые бегут из воинских частей с неподдающейся пониманию регулярностью. Беглец с оружием отчетливо понимает, что с первым шагом за забор он превращается в объект преследования — в мишень. И, естественно, готовится защищать свою жизнь — отстреливаться. Не на всякого вооруженного дезертира находится свой полковник Бергман, который может выйти на автомат с пулей в канале ствола с одними лишь словами убеждения. И не всякий дезертир оказывается Сергеем Новиковым, которого на побег толкнули случайные обстоятельства, а не серьезные причины. И тогда звучат выстрелы...
Из армии у нас бегали всегда — во время Первой мировой войны, например, из армии Российской империи в общей сложности дезертировали около 1,6 миллиона военнослужащих. А за весь период Великой Отечественной войны из рядов Советской Армии убежали примерно 2,5 миллиона человек. Справедливости ради нужно отметить, что дезертирство не является чисто российской особенностью. В той же армии США за годы войны в Индокитае в 1960—1970 годах побеги возросли почти в 2 раза. В разряд “профессиональных дезертиров” на различных этапах военной истории можно было смело записывать армии Италии, Германии, Франции. Впрочем, сегодня для западных армий дезертирство военнослужащих не является серьезной проблемой — численность бегущих из своих частей солдат в отличие от России там исчисляется единицами. Основная причина самовольного “массового исхода” солдат с военной службы заключается в том, что в нашей армии вдобавок к непростой криминальной обстановке добавляются еще и чудовищные бытовые проблемы.
По официальной статистике Минобороны, сегодня в розыске числится 2265 военнослужащих. По мнению генералов, именно столько сбежало из армии и не найдено солдат с мая 1992 года. Учитывая традиционную склонность военного ведомства к излишней “скромности” в оглашении своих “достижений”, можно усомниться в правдивости этой цифири. По данным, например, Комитета солдатских матерей, дезертиров у нас гуляет по стране около 40 тысяч. Вероятно, что эта цифра завышена, наиболее правдивыми представляются данные о 15 000 армейских беглецов, которыми оперируют даже правительственные источники, в том числе и военная прокуратура. Например, только в этом году из воинских частей сбежали 2270 военнослужащих — 18 из них с оружием.
Этот случай в буквальном смысле слова потряс страну. Своей жестокостью, своей непредсказуемостью. Как-то не укладывалось в воображении, что доблестные защитники Отечества так сурово могут повернуть штыки совсем в другую сторону, чем им предписывает устав и воинский долг. После этого с изрядной долей иронии можно цитировать известные слова Владимира Ульянова (Ленина): “Нам не нужно бояться человека с ружьем”. Еще как нужно бояться! После устроенной десантниками бойни армию будто прорвало — что ни день, то новые сообщения о побегах вооруженных дезертиров, что ни неделя — известия о гибели людей от их рук. Прошло несколько месяцев, а “славу” потрошителей в голубых беретах уже затмили дезертиры из внутренних войск, Вооруженных сил, Федеральной пограничной службы... На их пути — трупы, трупы, трупы. За кровавой статистикой даже трудно уследить.
Отцы-командиры объясняют такую склонность своих подчиненных к открытию огня на поражение большей частью “негативным влиянием улицы”. Мол, в армию приходят новобранцы, которые уже морально готовы убивать: “Насмотрелись всяких боевиков, где за одну серию погибает больше людей, чем за всю чеченскую войну, и потом, не раздумывая, хватаются за оружие при возникновении любой мало-мальски критической ситуации”. Несмотря на банальность подобных суждений, в этих словах есть изрядная доля истины. Нынешние призывники, по мнению армейских психологов, отличаются повышенной агрессивностью и возбудимостью, которая на фоне сурового казарменного быта и общей военной неустроенности выливается в неадекватные поступки. Доступность оружия (не поставишь же солдата в караул с дубинкой) лишь подстегивает “трудных подростков” в погонах к совершению преступления. Те же десантники Сухоруков и Шагеев заварили кровавую кашу на территории Татарстана и Ульяновска, когда отправились по просьбе друзей выбивать долги с коммерсантов, — пролилась первая кровь, которая моментально обернулась цепной реакцией дальнейших убийств.
Через три месяца такой “службы” Олег сбежал из воинской части, весьма прославленной своими традициями и считающейся элитной в Вооруженных силах. Он не стал обращаться за помощью к офицерам, которые не могли не видеть подобных издевательств, просто поднялся однажды ночью и ушел в никуда. Олегу повезло — его задержали менее чем за сутки, и ему хватило ума не заявить о том, что он покинул часть навсегда (подобное намерение и является дезертирством и карается лишением свободы на срок от 3 до 7 лет). На расспросы военного дознавателя он попытался подробно поведать о жуткой атмосфере в армейском коллективе по отношению к молодым солдатам. А в ответ услышал: “Такого не может быть, этот полк считается лучшим по всем показателям...”. Продолжать не стал, попросил перевести в другую часть. Там он уже не перечил “дедам”.
В последнее время “призрак дедовщины” над армейскими казармами как-то сник и развеялся. О “дедовщине” меньше говорят, о ней меньше пишут. Но это не значит, что ее не стало вовсе. Конечно, Главная военная прокуратура проводит колоссальную работу по борьбе с неуставными взаимоотношениями, карающим мечом проходится по самим “дедам” и командирам, которые их поощряют. Но “дедовщина” тоже не слаба и лишь ушла в подполье, причем не самое глубокое — лишь бы уши за дверьми казармы не торчали. Тот же Олег Ф. (бывший, между прочим, на грани потенциального дезертира-убийцы) — пример того, как старательно не хотят портить в войсках образцовую статистику борьбы с правонарушениями. Но оглашение самого тезиса “В армии дедовщины нет” (по аналогии — “В СССР секса нет”) еще не означает, что пресловутый бич молодых солдат куда-то пропал или на худой конец затерялся. Прикрытый отчетностью и “галочками”, он активно проявляется сейчас именно в массовом дезертирстве солдат, которые готовы пойти на преступление, лишь бы избавиться от постоянных издевательств.
Когда сбежал в Финляндию и там застрелился окруженный полицией пограничник Сергей Строчихин, командование погранотряда в один голос утверждало, что и застава там образцовая, и издевательств над молодыми солдатами отродясь не бывало. Им хотелось верить. Когда же нашли предсмертное письмо Сергея, то в отношении его сослуживцев было возбуждено три уголовных дела именно по статьям неуставных взаимоотношений. Образцовость рухнула ценой жизни молодого человека. Сколько их еще нужно?
Как ни парадоксально звучит — тувинская бойня была предопределена. Выстрелы могли раздаться здесь, могли в любом другом месте, где находятся воинские части, — стреляющая армия заряжена на убийства и уже не может удерживать за забором потенциальных дезертиров. Завтра могут раздаться новые выстрелы...
7 апреля 2000 г. — в воинском эшелоне солдат внутренних войск расстрелял 8 военнослужащих из группы сопровождения поезда.
13 сентября 2000 г. — рядовой воинской части из Одинцовского района Московской области убил двоих сослуживцев и ранил одного.
30 сентября 2000 г. — в г. Соликамске Пермской области сержант батальона внутренних войск, находясь в карауле, убил двоих и ранил 8 своих сослуживцев.
2 мая 2001 г. — в воинской части в пригороде Читы двое военнослужащих, находившихся в патруле, убили начальника караула и командира части генерал-майора С.А.Баева.
8 июля 2001 г. — в г. Каменске Ростовской области трое военнослужащих расстреляли из автоматического оружия караул из семи человек. Все семеро караульных погибли.
4 августа 2001 г. — на ж.-д. станции Абакан солдат из состава караула по сопровождению воинских грузов застрелил капитана, сержанта-разводящего и двух рядовых.
30 января 2002 г. — на погранзаставе Уэлен вооруженный автоматом Калашникова младший сержант расстрелял одного за другим начальника погранзаставы, его заместителя и еще двух сослуживцев.
11 апреля 2002 г. — в Махачкале рядовой застрелил своего земляка из Астраханской области и еще двух сослуживцев.
22 апреля 2002 г. — в Новгородской области трое военнослужащих расстреляли караул — трех своих однополчан — в вагоне поезда, завладели автоматами Калашникова и боеприпасами к ним.