Поэтому им лучше не давать отпуска. Или устраивать летние каникулы в экстремальной ситуации. Чтобы на отдых не было похоже.
В этом году я отлично провел лето. Здоровье сильно пошатнулось. Зато осталась масса неизгладимых впечатлений...
Перед отъездом у меня неожиданно стащили деньги. Нормальные люди урезали бы количество отъезжающих. Но разве я способен на такое?.. В начале августа три женщины, один ребенок женского пола и я отправились на курорты Кавказских Минеральных Вод.
Санаторная путевка была рассчитана на двоих.
Мы оккупировали номер. Теща с внучкой легли на кроватях. Остальные довольствовались полом. Две ночи прошли тихо. Но затем теща совершила глупость. Она задержалась в номере после девяти утра. Нагрянула горничная, женщины разговорились. Теща пожаловалась служащей, что зять ночами громко сморкается. Внучка кричит, а младшая дочь читает Льва Толстого и вслух ругается.
— Сколько же у вас здесь народу?! — изумилась горничная.
— Вы только не рассказывайте, — попросила теща.
— Конечно, — сказала горничная, — мне это все равно...
Однако ближе к вечеру нас посетили главная медсестра, бухгалтер и охранник. Служащие здравницы придирчиво осмотрели помещение, туалет. Заглянули на балкон.
— Больше никого? — спросила медсестра.
— Никого, — пролепетала теща, — муж умер семь лет назад.
— Сожалею, значит, будем выселять без мужа...
В результате трудных переговоров удалось найти компромисс. В номере остаются все женщины. Но мы съезжаем раньше окончания путевки. В дополнение к этому я ищу себе ночлег в другом месте. Охранник недобро посмотрел мне в лицо, запомнил его и сказал:
— Сунешься — получишь на орехи, щелкунчик...
Я прошелся вдоль станции. Перрон сузился до размеров беговой дорожки. Ветви груши скрывали место от посторонних глаз. Здесь доживала век пожилая скамейка. Над скамейкой имелась крыша. Я решил, что для ночлега крыша — самое удобное место. Меня не было видно с земли. Я забрался наверх, расстелил спальный мешок. Из бутылки нарзана сообразил подушку. И вскоре заснул как младенец.
Утром меня разбудили голоса. Сначала женский, затем мужской:
— Давай здесь присядем...
— Лавка, наверное, мокрая.
— Ничего. Я пакетом застелю. А ты можешь на плащ сесть.
— Ладно. Все равно. Я от тебя добрых вестей не жду.
— И правильно, что не ждешь. Был бы нормальный мужик... Сколько она из-за тебя натерпелась... Я бы давно убила. Вот тебе письмо, — сказал женский голос. — А на словах она просила...
— Может, обойдемся?.. — попросил мужской голос.
— Не обойдемся. Она просила сказать... — женский голос с удовольствием выдержал паузу. — Что ты урод, скотина и болван. И что отвратительнее человека она в жизни не встречала. Теперь читай письмо.
— Здесь то же самое написано, — вскоре ответил мужской голос.
— Конечно, — ответил женский, — мы его вместе и писали.
— Эх! — вдруг заключил мужчина. — Мне бы на тебе жениться!..
— Я сделала бы из тебя человека, — тут же послышался ответ. — Но теперь поздно. Никчемная ты личность, Аркаша.
И женщина ушла. Мужчина некоторое время сидел тихо. Я аккуратно свесился через край. На вид ему было лет сорок. Обыкновенное лицо. Розовая лысина. Неестественно большие уши. Он сидел и тоскливо разглядывал кусты за железнодорожными путями. “Небось думает под колеса броситься”.
— Слышь, мужик, — решил я предотвратить грехопадение, — который час?
— Семь, — четко ответил брошенный. Он даже не удивился.
— Пойдем, — говорю, — вина тяпнем. Я знаю, где здесь в это время разливают.
Он, конечно, согласился. Несчастный оказался приличным человеком. Инженером-электротехником из Казани...
Однажды ночью я проснулся от удушья. Слишком большая влажность у некоторых граждан вызывает аллергию. В груди свистело. Нос забился отвратительными прозрачными соплями. Спать в таких условиях невозможно. До утра я бегал по улицам, как физкультурник. На рассвете, замученный, прибежал в санаторий. Четверо пожилых кефирников уже резались в нарды.
— Олимпийский резерв? — бодро спросил один из них.
— Точно, — рапортовал я, — надежда российского спорта.
— Ваши аккурат шесть минут назад пробежали, — сказал он. — Не отставай, сынок. И не плачь. Победу надо зубами рвать, — кефирник для убедительности оскалил вставные золотые зубы. — Я на зимней спартакиаде 54-го года...
— Что это за яркие эмоции? — поинтересовалась младшая из дочек. (Рано созревшая девица с ужасным характером.)
— Бар, дискотека и мальчики, — ответил я. — На вершине открыта танцплощадка... для продвинутых.
Этого четырнадцатилетней Настеньке оказалось достаточно. Сразу после завтрака экспедиция отправилась в дорогу. Сначала все было хорошо. Курортный парк словно вымер. Кефирники попрятались в санаториях. Шлось легко, на организм укрепляюще действовал крепкий сосновый дух. Туман рваными слоями висел над городом. Вскоре мы очутились на развилке. До Большого гребня оставалось 9,5 км.
— У меня нехорошее предчувствие, — сказала теща, разглядывая беспросветное небо.
— Не верьте, — убедительно сказал я, — дождь обещали завтра.
Час дороги вывел туристов на открытое плато. На площадке одиноко высился “грибок”. Деревянное сооружение под навесом и лавочкой. Путники отдохнули, закусили бутербродами с рыбой.
— И все-таки у меня странное чувство, — сказала теща, разглядывая, как небо меняет серый цвет на темно-пепельный.
— Мама, не дрейфить, — сказал я.
Дорожка превратилась в узенькую тропку. Через тридцать шагов мы уткнулись в отвесную двухметровую стену. В камне были пробиты щели — ступеньки.
— И я полезу?! — встрепенулась теща.
— Не оставлять же вас здесь, — сказал я.
Молодежь вскарабкалась быстро. Маму тащили сообща. Она громко возмущалась и клялась повернуть назад, домой. “Ценный груз” подняли и огляделись. Конечно, было красиво. Но цель экспедиции терялась далеко в тумане.
— У меня такое ощущение... — начала теща.
— Мама, вечно ты с ощущениями... — откликнулась старшая дочь.
И в этот момент пошел дождь. Небо мгновенно почернело. У нас был один зонтик. Взрослые женщины сгрудились под ним. Ребенка прикрыли изоляционным ковриком. Единственный мужчина отправился на разведку. Мне повезло. Совсем рядом оказалась неглубокая пещерка. И мы в ней спрятались.
Вообще-то здесь было очень даже уютно. Сухо и безветренно. В углу — следы кострища, обложенного булыжниками. Стены не хамски расписаны безвестными постояльцами. Но дамам атмосфера первобытного жилища остро не понравилась. Начались претензии: “Куда ты нас затащил?.. С тобой всегда так... Все не как у людей...”
Затем мы безуспешно пытались разжечь огонь. У меня было две охотничьих спички. Пещера начала течь. Ручьи стекали по невидимым щелям. Я замучился чихать и кашлять от проклятой влажности. Теща повредила ногу, разламывая сучки для костра. Было принято решение идти дальше. Мы съели остатки куриного паштета с лавашом и два закусочных плавленых сырка “Дружба”.
Ливень с радостью вымочил горе-туристов до нитки. Шли вверх не разбирая дороги. Младшая, Настенька, зудела из-за того, что ей противно в хлюпающих кроссовках. Старшая понуро жаловалась на ошибочное замужество. Наше с ней общее чадо плакало от усталости. Только бабушка-теща держалась молодцом. Читала стихи. Не к месту вспомнила Гимн Советского Союза. И обратилась к украинскому народному творчеству.
Под “Нэсе Халя воду...” мы выбрались на седловину. Дождь неожиданно кончился. Туман по-хозяйски спрятал землю, кусты и деревья. Мы тут же заблудились.
— Я знала, что тебе нельзя доверять, — мрачно заявила теща.
— Если я опоздаю на дискотеку, мой Шамиль тебя уроет, — пообещала Настенька.
Что оставалось делать? Бабоньки мои расстелили коврик и сели прямо в траву. Я пошел искать дорогу.
Туман съел фигурки женщин. Я понял, что стою здесь абсолютно один. В мокрой пахнущей траве. В густом, движущемся тумане. Среди невидимых гор. На теплой, сырой и живой земле.
Туман вдруг порвался. Слева, в трех шагах, паслись лошади. Я достал кусок хлеба, протянул. Жеребец выгнул шею, понюхал мокрую краюшку. И, обнажив желтые зубы, втянул хлеб толстыми шершавыми губами...
— Эге-гей! — закричал я. — Женщины!!
— Что? — ответили из тумана.
— Я вас люблю!!!
Жеребец вопросительно на меня покосился. “Зачем так шуметь? — сказал он. — Это и так ясно”.
А из тумана донеслось:
— Ты дорогу нашел?.. Урод!
В ту злополучную ночь я забрался в санаторную беседку над обрывом. В полночь раздались шаги. От греха подальше я быстренько свалил за оградку. В беседку вошла парочка. По красным штанам я узнал золовку. По характерному акценту — ее ухажера Шамиля. Джигит прижал Настеньку к стойке и вполголоса уламывал.
— Тебе истинный мужчина нужен, — говорил он. — Чтобы всему научил...
— Истинный мужчина — это, конечно, ты? — срывающимся голосом вопрошала Настенька.
— А кто же еще... Разве ты встречала других?!
Настенька шумно задышала. Дагестанец бесцеремонно (на мой взгляд) поцеловал девушку в ухо.
— Что же ты молчишь? — ворковал он. — Скоро мы уедем... А ты вернешься в свой...
— Я не хочу уезжать, — горестно всхлипнула девушка.
— Вот, вот... И я не хочу. Не узнав тебя поближе. Решайся, — выдохнул джигит и опять прилип к лицу моей родственницы.
— Ладно... только как же?.. — умирая вымолвила жертва.
Я не выдержал и закричал из кустов:
— Как это “ладно”?! Что значит “ладно”?! Ты на что соглашаешься?!!
— Кто это?! — после секундного замешательства воскликнул Шамиль.
И тут случилось непредвиденное. Эта Настенька, зараза, вместо того чтобы признать родственника... застыдиться... испугаться... — вдруг закричала не своим голосом:
— Это какой-то маньяк! Он следит за мной! В столовой прохода не дает!!!
Крупногабаритному Шамилю я определенно проигрывал в единоборстве. Не искушая судьбу, я постарался забиться в туевые заросли.
Дальше, честно говоря, неинтересно. Дагестанец с большим усердием лупил ногами в тую. Я тупо принимал удары. Затем скатился кубарем вниз, под обрыв.
Грязный, мокрый, избитый... Долго я бродил по улицам, не зная куда приткнуться. Возле ночного кафе заметил бомжа. Он просил на выпивку, его гнали прочь. Я купил стакан вина. Подошел к бомжу и торжественно сказал:
— Выпей, добрый человек...
Старик поднял на меня воспаленные глаза. Ухватился за стакан и промолвил:
— Спасибо тебе, о прекрасная женщина!..
Курчавые волосы сыграли со мной очередную злую шутку. День удался.
Потом я спустился к речке. Шел вдоль берега, перешагивая через ржавые железки. И встретил человека. У человека в руках был нож. С пальцев текла кровь. А на земле лежали чьи-то отрубленные ноги... Я остановился как вкопанный, понимая, что бежать некуда. Так постояли немного. Страшный человек и говорит:
— Что ты уставился? Проходи, не мешай...
Я с облегчением заметил, что у освежеванных ног есть копыта. Еще недавно они принадлежали свинье. Сразу почувствовал расположение к человеку.
— Можно рядом посидеть? — спросил я.
Он разрешил. Мы разговорились. Человека звали Феликсом. Свиные конечности он разделывал на хаш.
— Ты пробовал когда-нибудь хаш? — спросил Феликс.
И мы отправились пробовать хаш. До конца отпуска я жил у этого доброго человека. И спал на красных матрацах с бараньей шерстью внутри...
