Случай в кино — субстанция непонятная и великая. Одним из подтверждений этой очевидной аксиомы является картина, давно ставшая классикой. В 1961 году начинающий режиссер Андрей Тарковский попал в условия некоего счастливого стечения обстоятельств. Знаете, как бывает: закапризничала прима, и худрук, тяжело вздохнув, разрешает станцевать партию никому не известной молодой балерине. И — оглушительный успех! Так вышло и с фильмом “Иваново детство”, который за 40 лет существования не только не растерял поклонников, но и продолжает завоевывать новые сердца.
А ведь картина эта досталась Тарковскому в качестве дурного наследства!
Из досье “МК”.
Согласно приказу генерального директора киностудии “Мосфильм” за номером 466 от 10 декабря 1960 года работы по фильму “Иван” режиссера-постановщика Абалова (теперь мало кто вспомнит, что такой режиссер вообще существовал) “прекращены в связи с тем, что материалы, отснятые в экспедиции, признаны неудовлетворительными...” А 16 июня следующего года увидел свет другой приказ тогдашнего главы “Мосфильма” Сурина о возобновлении работ: “В соответствии с представлением I Творческого объединения приказываю: работы по фильму возобновить с 15 июня 1961 года. Режиссерский сценарий представить на утверждение руководству I Творческого объединения 30 июня 1961 г. Разработку режиссерского сценария поручить Тарковскому, режиссеру-постановщику, оператору Юсову, художнику-постановщику Черняеву”.
Молодой режиссер должен был отснять фильм быстрее, дешевле обычного и в условиях, когда кредит положенных дебютанту “проб и ошибок” был исчерпан его предшественником. Так начинался шедевр мирового кино. Группа направилась в Канев на Днепре, на место подлинных событий и съемок, и, конечно, никому и в голову не могло прийти, что “Иваново детство” возьмет “Золотого льва св. Марка” в Венеции в 1962 году (наравне с фильмом “Семейная хроника” Валерио Дзурлини); в том же году — премию за лучшую режиссуру в Сан-Франциско, главный приз “Золотая голова Паленке” в Акапулько и так далее. До сих пор далеко не всеми понятая киноповесть о войне (которая на самом деле и не о войне и не киноповесть) ставит все новые вопросы.
Николаю Бурляеву тогда было всего тринадцать лет. Из сотен московских школьников Тарковский выбрал именно его. Очевидно, увидел в мальчишке то, что должно было четко, как масло на холст, лечь на необычную и страшную судьбу Ивана. Главный герой экранизации рассказа Богомолова — в большей части alter ego Тарковского, впрочем, как и все его герои.
— Николай, сейчас, когда сорок лет прошло, что для вас “Иваново детство”?
— Все. Моя судьба. Фильм, после которого я и стал артистом. Хотя до “Иванова детства” у меня были пробы — у Кончаловского в фильме “Мальчик и голубь”. Не поймите мою следующую мысль превратно, но, когда я сейчас смотрю “Иваново детство”, не понимаю, как тот мальчик Коля мог так профессионально работать. “Секрет” на самом деле прост: Андрей, которого я любил, боготворил как личность и как режиссера, был блестящим примером для подражания.
— Говорят, на площадке Тарковский был достаточно жестоким. Вам, тогда подростку, не сложно с ним работалось?
— На “Рублеве” в силу некоторых причин, о которых не хочется упоминать, было сложнее, а в “Ивановом детстве” работалось очень радостно. Вспоминаю первый съемочный день: начали с… конца, с финального кадра фильма, когда Иван видит свой последний сон. Он подходит к обугленному дереву, потом бежит по песчаной косе за девочкой, светит августовское солнце, и мы все молоды, и Андрей молод, то есть состоянием счастья был заражен каждый. Работали мы чуть ли не в плавках, потому что отсняли — искупались, пели, шутили. Хотя есть в картине сцены, которые выматывали физически, — те же осенние съемки на болоте. После огромного количества дублей не то что ног не чувствовал, но тела как такового. Трудным было и то, что Тарковский держал всех актеров, а меня особенно, в напряжении. Он никогда не показывал, что чем-то доволен, чтобы не “заласкивать”, иначе я не был бы таким собранным.
— Каким образом достигалась подлинность фильма? Как Тарковский учил смеяться, плакать?..
— Андрей действовал как психолог, к одной сцене он готовил меня еще с проб. “Будет эпизод, где тебе придется заплакать прямо перед камерой, — сказал Тарковский. — И не так, как ты рыдал в учебном фильме у Андрона”. У Кончаловского, чтобы добиться нужного эффекта, я нюхал лук. Андрей же приносил мне литературу об ужасах войны, особенно запомнилась книга “СС в действии”. Он рассказывал, как работают крупные западные актеры, Жан Габен, например, говорил о его стиле, отдаче, мере погружения в материал, жизни в декорациях. То есть к плачу меня готовили серьезно. Я очень ждал, когда же будут снимать эту сцену, переживал, настраивался, и однажды тот день наступил. Я разволновался так, что пришел за 4 часа до начала съемок, оделся, загримировался. Бегал по огромному павильону, собирал эмоции, и вот меня ждут, все готово — плакать не хочется. А Андрей все издали смотрит, как я бегаю, и не подходит. Вдруг он неожиданно направился ко мне. Я подумал, все — выгонит из картины, скажет, какой я бездарный… А он начал меня утешать: “Бедный мой мальчик, Коленька, миленький, что ж ты так мучаешься… Сейчас мы все это отменим, только успокойся”. И тут я от жалости к себе зарыдал громко и отчаянно. Андрей взял меня за руку и отвел к камере. Отсняли два дубля, он остановился на втором, потому что к этому моменту я немного успокоился.
— Вы общаетесь с другими участниками “Иванова детства”, как сложилась их жизнь?
— Многих нет в живых: Николая Гринько, Валентина Зубкова — многих членов группы. С теми же, кто остался, общаюсь, что случается не так часто, но мы очень любим друг друга. У Жени Жарикова, вы знаете, жизнь благополучна — долгое время он был руководителем Гильдии актеров России. У Вали Малявиной судьба трудная, но это тоже известно.
— А вы?
— Уже восемь лет я не снимаюсь в кино, и самым главным делом моей жизни стал международный кинофорум “Золотой витязь”, руководителем коего я являюсь. Своим девизом мы избрали такую фразу: “За нравственные христианские идеалы, за возвышение души человека”. То, чем всю жизнь руководствовался Тарковский.
Композитор Вячеслав Овчинников поначалу не хотел писать музыку к “Иванову детству”.
— В консерватории считается презренным делом писать для кино. Халтура. Но я тогда дружил с Андроном, десять лет фактически жил в их доме, меня воспитывала его мать, то есть почти член семьи. Правда, признаюсь, для кино я и до того писал, но втайне — деньги очень нужны были. А Тарковский учился с Андроном и появлялся в доме Михалковых. По-дружески, по-приятельски я писал для их дипломных работ. Потом Андрей и Андрон попросили меня написать музыку для “Иванова детства”. И в конце концов уговорили. Я тогда очень проникся замыслом, драмой мальчика, которого погубила война. Сам дитя войны, сын военного, поэтому это вполне совпадало с тем, что я думал и чувствовал. Главное ведь идея, а не то, сколько тебе заплатят, и если все близко…
— Кстати, а сколько вам заплатили за музыку?
— Боюсь ошибиться, но, по-моему, рублей пятьдесят. Но я не думал о том, сколько это будет стоить. Работа была дружеской.
Сказать, что карьера Евгения Жарикова после фильма сложилась, — значит не сказать ничего: успех, широкая известность — вещи бесспорные. Но…
— Я очень скучаю по тому времени, — говорит Евгений Ильич. — Люди были чище и талантливее. Для меня “Иваново детство” дорого прежде всего встречей и потрясающей работой с Андреем Тарковским, Валей Малявиной, Славой Овчинниковым, Вадимом Юсовым, Андреем Михалковым (это уж потом он стал Андроном и Кончаловским, а тогда Андрей был стажером у Тарковского на картине и снимал, по-моему, две сцены в качестве режиссера). Атмосфера тех съемок — легендарные шестидесятники: в той же компании были и скульптор Бурганов, и драматург Мишарин. Мы хором пели песни Шпаликова, находились в состоянии необыкновенного душевного подъема. Да и как иначе? Мы были молоды, мне всего 20 — казалось, столько всего впереди! И не предполагали, что у многих судьба сложится трагически, верили в счастливое будущее, работали как звери. Даже Коля Бурляев показывал удивительное чувство юмора, постоянно рассказывал смешные байки. Он тогда не так сильно заикался, жизнь еще не потрепала, и был душой нашей компании.
— Был ли некий знаковый момент, который всем и сразу дал понять, что Тарковский — это Тарковский?
— Когда погибает Касатоныч, Холин, который один об этом знает, нервничает, и никак у него не получается прикурить. Мой герой щелкает бензиновой зажигалкой, сделанной из патрона, и никак. А рядом — горят деревяшки, огонь почти касается его лица, но Холин все равно прикуривает от зажигалки. Вот в этом весь Андрей. В “Ударнике” на первом показе один парень, художник, встал и говорит: “Я понял, почему он не прикуривал от огня, который полыхал вокруг. Потому что из войны нельзя извлечь пользу”. На самом деле Андрей не делал эпизод таким специально, интуитивно вышло, а многие сразу заметили великий замысел.
— Вы поддерживаете отношения с остальными участниками фильма?
— Встречаемся с Вадимом Юсовым и Колей Бурляевым. Валю давно не видел. Но могу рассказать, что я по отношению к ней совершил поступок, которым очень горжусь. Почти два часа я убеждал Президентскую комиссию присвоить Малявиной звание заслуженной артистки. Они не хотели из-за той истории с убийством. И убедил!
Судьбу Валентины Малявиной действительно сложно не назвать трагической. Когда ей было лишь 19, она познакомилась с Андреем. Только раз глянув на нее, молодой режиссер взял Малявину в “Иваново детство”. Закрутился роман. Как потом рассказывала актриса, таким образом Тарковский ее к себе привязал. Отношения у них сложились, как вспоминают знакомые, непростые — с постоянными ссорами, выяснениями отношений, примирениями, и все же это был счастливый период. Во время триумфа “Иванова детства” в Италии, запишет позже Малявина, Андрей как-то сказал: “Мы счастливы. Ты знаешь об этом?”. Он был женат, она вышла замуж. Их жизни бежали порознь и все-таки соприкасались. Теперь имя актрисы ассоциируется в первую очередь с гибелью ее мужа Стаса Жданько, после обвинения в убийстве которого тонкая красавица Валя получила 9 лет. И вряд ли найдется человек, который сможет точно сказать, что на самом деле произошло в тот фатальный вечер, ведь осудили ее почему-то только спустя три года. Говорят, Малявина по сей день играет свою любимую роль дамы пик, сейчас живет с художником-иконописцем, который очень похож на Николая II, она же пишет киноповести и снимается в сериалах...
А Тарковский для всех них остался в “Детстве”. Чище и выше которого ничего на свете не бывает.
