ВОЙНА ПРИШЛА В МОСКВУ

Террористов придется теперь мочить в сортирах. Театрального центра на Дубровке

     Перед подписанием номера нам удалось дозвониться до заложника Сергея Громовича:
     — Слава Богу, нас никто не трогает — никакого физического насилия.
     После паузы, которая показалась вечностью, Сергей сказал вообще жутким голосом:
     — Они обвешаны взрывчаткой и все время держат руки на детонаторах, и постоянно твердят, что при малейшей попытке штурма взорвут все моментально, без колебаний. Вообще, они очень серьезно вооружены. Сейчас мы отрядили Машу Школьникову, чтобы она вышла к телекамерам и обратилась от имени заложников к президенту Путину с требованием немедленно начать вывод войск из Чечни. Террористы сказали, что будут ждать подтверждения из самой Чечни, что вывод начался, лично от Масхадова либо на крайний случай от кого-то из его доверенных людей. И еще они заявили: только после того как Масхадов подтвердит вывод, у заложников появится хоть какой-то шанс...
     — Почему именно Машу?
     — Я не могу больше говорить...
     Короткие гудки...
     
     Если пытаться прогнозировать развитие событий, то начинать надо с того, что захват заложников в Москве — это колоссальное испытание для Путина. Потому что именно он в конечном итоге будет решать, что делать — штурмовать здание, либо соглашаться на условия террористов.

     Но сразу надо сказать, что оба варианта — очень плохие. И в том и в другом случае Путин проигрывает. Если будет штурм, на него страшным грузом ляжет вина за неминуемую гибель заложников и неумение предотвратить теракт. Если он выполнит условия террористов, то потеряет столь любимый народом образ решительного “сортиромочителя”. Поэтому его выбор будет зависеть в большей степени не от стратегических расчетов и не от точной оценки плюсов и минусов, а от его собственного видения ситуации, чутья, интуиции. Но поскольку мы уже немножко знаем Путина “как человека”, можно с большой долей уверенности говорить, что второй вариант для него категорически неприемлем. По крайней мере сейчас, в первые дни противостояния, об этом не может быть и речи.
     Ситуация, однако, с течением времени развивается, и по мере ее развития участникам открываются новые аспекты, приходит более полное понимание случившегося, и точки зрения порой по нескольку раз меняются на противоположные. Так что все еще может быть.

* * *

     Это не первый массовый захват заложников чеченцами, мы уже имели Буденновск и Первомайское. На основании тех прежних печальных опытов сейчас можно говорить о том, что есть некоторые общие правила, которым следуют террористы в подобных случаях. И если, к примеру, вспомнить, что происходило в 95-м году в Буденновске, то можно попытаться представить, как будут развиваться события в ближайшие дни.
     В первые часы террористы обычно отказываются идти на какие-либо контакты с переговорщиками. Они демонстративно не принимают воду и питание. Игнорируют всякие телефонные звонки, уговоры и предложения. Но через некоторое время террористы начинают общаться — правда, только с теми, кого сами выберут, — и выдвигать свои требования. В данном случае оно одно: “В течение недели вывести из Чечни войска”.
     Власти некоторое время будут сомневаться в том, что это действительно их единственное требование. Будут предлагать им вылет в “третьи страны”, миллионы долларов, освобождение из российских тюрем чеченских боевиков. Попытаются найти их родственников в Чечне и тоже взять их в заложники. Привезут оттуда каких-нибудь веденских авторитетов, старейшин рода Бараевых, чтоб те уговаривали террористов сдаться. Но подобная шелуха ничего не даст, только поможет протянуть время.
     В Буденновске это продолжалось трое суток — до тех пор, пока у всех уже не стали сдавать нервы. Ничего не происходило, и уже невозможно было ждать. Со всех сторон — изнутри и снаружи — заложники, их родственники и политики кричали властям: “Сделайте же что-нибудь!” Царила неразбериха. Никто не знал, что делать, но прессинг был настолько сильным, что силовикам пришлось идти на штурм, толком не подготовившись.

* * *

     Поначалу террористам тоже нужно время. Они должны освоиться на захваченных позициях, успокоиться и приручить к себе заложников. В первые дни время работает на них: они ничего не делают, а ситуация накаляется и толкает власти на непродуманные действия.
     Но для того чтоб накал нарастал, террористам необходима реклама. О них не должны забывать, о них постоянно должны говорить средства массовой информации.
     В Буденновске Басаев требовал, чтоб в больницу доставили журналистов. Сейчас все гораздо проще, заложники сами связываются по мобильникам с радио- и телеканалами и выходят в прямой эфир.
     Спецслужбам, которые готовят операцию, это крайне неудобно, так что, возможно, в ближайшее время они попросят СМИ прекратить прямое общение с заложниками. Им, наоборот, нужно, чтоб “горячий” сюжет превратился в рутинное событие и привлекал как можно меньше внимания. Они не хотят идти на непродуманные действия, поэтому им накал не нужен. Им нужно, чтоб на них не давило общественное мнение, и они могли спокойно подготовиться.
     Однако в нашем случае, похоже, диктуют террористы, а не спецслужбы. К середине дня у них уже побывали приятные им переговорщики, они уже назвали список тех, с кем хотели бы говорить, избранные тут же выразили готовность. Так что вся инициатива пока в руках у террористов, а силовики сидят, никому не нужные.
     Террористы должны доказать серьезность своих намерений, к сожалению, это тоже обязательный элемент сценария.
     В Буденновске они расстреляли пятерых заложников после того, как власти отказались прислать к ним на пресс-конференцию журналистов. Страшно прогнозировать подобные вещи, но скорее всего что-то ужасное случится и сейчас. Если, скажем, силовики предпримут какие-то неосторожные действия, то расплатится за них кто-то из заложников, причем так, что об этом будут знать все, — здесь уже никакие запреты СМИ не сработают.
     Для того чтоб отсечь террористов от информации и прекратить просмотры телепрограмм, власти, вероятно, попытаются отключить здание от электричества. Заложникам это доставит дополнительные мучения и усугубит страх. Впрочем, если власти решатся проводить силовую операцию, электричество скорее всего тоже будет отключено. Вообще, если мы узнаем, что в здании вдруг погас свет, это будет означать, что начинаются какие-то действия.
     Судя по звонкам “оттуда”, террористы сейчас обращаются с заложниками вполне корректно, что тоже входит в набор необходимых элементов терактов подобного рода.
     В первые часы демонстрируется агрессивность, заложников надо запугать, чтоб они сидели тихо и не рыпались. Потом тактика меняется, напряжение отчасти спадает, террористы начинают общаться с заложниками, ведут “просветительские” беседы, показывают, что они в общем-то нормальные разумные люди. По мере возможности они даже будут заботиться о заложниках, облегчать им плен. Если кому-то станет плохо, позовут врача. Если совсем плохо — даже отпустят на свободу.
     Террористы относятся к заложникам, примерно как к домашним животным. К баранам. Они нужны для дела, от них — польза, поэтому их надо беречь, кормить и поить. Однако, как только возникает необходимость, барана тут же режут без всяких колебаний, и никому его не жалко...

* * *

     Провести спецоперацию с минимальными потерями и успешно обезвредить террористов можно только в первые часы после захвата заложников. У властей было буквально один-два часа, пока террористы еще не разобрались, не заминировали зал, не заблокировали входы и выходы — пока еще никто толком не знал, что творится в здании, пока не набежали журналисты, не приехало телевидение.
     Власти эти два часа благополучно проспали — так же, как проспали появление в столице большой группы хорошо вооруженных террористов.
     В первую ночь в штабах силовых ведомств царила обычная неразбериха. Офицеры спецслужб думали, ехать им на работу или не ехать, кто-то уже спал, кто-то допивал пиво. Быстро было сделано только то, что отработано, — то, что делается при всех экстренных случаях, при крупных авариях, погромах и массовых инцидентах. К захваченному зданию были подтянуты резервы, всегда находящиеся в состоянии готовности, и выставлено оцепление. Все. Кроме этого никто ничего существенного не сделал. Даже из телерепортажей было понятно, что власти пребывают в смятении.
     Путин, по своему обыкновению, по телевизору не выступил и к народу не обратился. Зато нам показали, что он провел совещание — выслушал Патрушева и Грызлова. Но что они говорили о возможностях своих ведомств? Об этом можно только догадываться.
     Возможно, конечно, они говорили правду: освободить заложников силовым путем без множества жертв не удастся. Но скорее они пообещали все сделать “чисто”, если им дадут достаточно времени подготовиться. Так что в ближайшие дни, по всей видимости, будет продолжаться кипение общественных страстей, к заложникам будут ездить политики, передавать их требования в Администрацию Президента, раздавать интервью, а в это время спецслужбы будут по-тихому готовиться к операции. Политические игры вокруг заложников будут использованы как ширма, отвлекающая внимание террористов.
     Нельзя, кстати, исключать, что “ширма” в какой-то момент перевесит, превратится в главное действующее лицо. Тогда все закончится миром, и силовикам вообще ничего не придется делать. Но если этого не случится, тогда ничто не спасет заложников от “хорошо подготовленного” штурма, о котором, конечно, никто не будет знать.
     Рано утром нам просто объявят, что страшный взрыв в здании произошел ночью по чистой случайности, у кого-то из террористов сдали нервы или что-то там замкнуло в их проводках...
     

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру