Начал писать эту заметку и уснул.
Потом позвонил один хороший человек — зам шеф-редактора этой замечательной газеты — и сказал: “Ну, ты пишешь?”
Я сказал: “Пишу” (а про себя подумал: “Собака...”).
Выключил телефон. И снова уснул.
Но у замшефреда были сообщники. Во сне мне приснились мухи.
“Откуда в ноябре мухи?” — подумал я и решил не просыпаться. Вдруг слышу — одна из них жужжит: “Пи-ши, пи-ши”. Вторая тоже несет какую-то гадость.
Я проснулся. И оказалось, что мухи не во сне, а наяву. Остались у меня на зимовку.
“Ничего не поделаешь. Мухи творчества, — подумал я. — Надо бы чего-нибудь написать”.
Каждого человека, живущего на одной седьмой, время от времени мучают вечные вопросы.
Особенно спросонья. Особенно если перед этим много принять на грудь. Глянешь на себя в зеркало — и замечаешь в глазах задумчивость.
Прагматичный Запад борется с этим несколькими путями. Во-первых, пьет меньше. Во-вторых, больше работает. А в-третьих, умеет расслабляться. Умеет, гад, — этого нельзя не признать.
В последние годы мы пытаемся жить по-западному. По крайней мере, в пределах МКАД. И многие у нас уже считают Россию частью западной цивилизации. Кое-кто даже называет Москву настоящей европейской столицей.
Вот я и задумался: а все-таки, блин, европейцы мы или нет?
Несколько лет назад русский язык пополнился новым словом на букву “х”. Хихикать не надо. Это — Хеллоуин.
Провинциалы, бывшие на прошлой неделе в Москве, наверное, думали, что в столице выпустили людей из дурдомов. В метро, по улицам бродили ведьмы и вурдалаки. Точь-в-точь как где-нибудь в Гамбурге или Лондоне.
В ночных клубах устраивались пати в честь Дня всех святых.
Смех без причины — признак дурачины, гласит народная мудрость. Но русский Хеллоуин эту мудрость не подтверждает. Вот у нас в редакции люди толпами ринулись отмечать праздник, истинный смысл которого мы, наверное, никогда не поймем, как правила бейсбола. Но и назвать коллег дураками я не могу. Нормальные люди.
Беспричинное веселье — это уж совсем не по-нашему. Это у них так принято.
Кажется, еще чуть чуть — и мы перестанем удивляться, встречая на улицах иностранцев: чего это они лыбятся, как придурки? А потом, может, и сами заулыбаемся.
Одна беда. Даже если мы все вдруг начнем хохотать — европейцами так же вдруг не станем. Для этого недостаточно иметь прикольную тыкву. Надо, чтобы изменилось что-то внутри.
Страна только-только начала отходить от драмы “Норд-Оста”. Одни радуются победе над террористами. Другие скорбят по жертвам. У третьих — смешанные чувства победы, беды и страха за будущее. И тут, что ни говори, каждый останется при своем. Я сейчас не об этом. А о том, как мы реагировали на этот страшный теракт. Во время и после. И о том, как менялась наша реакция.
На сайте www.mk.ru сразу после захвата заложников был задан вопрос: “Как бы вы поступили на месте президента страны, чтобы разрешить ситуацию?”
Как вы думаете: что предложило сделать большинство из пожелавших ответить посетителей сайта?
А вот что: в ответ на захват заложников надо взять в заложники родственников террористов.
Не хочется злобствовать и тем более потешаться над искренними чувствами людей, переживавших за судьбу заложников и желавших их скорейшего освобождения. Совсем нет. Да и собственно теракт, как ни странно, здесь ни при чем. Просто такой реакцией мы, сами того не желая, выдаем себя с потрохами.
Скажем, жителю Германии или Швеции и в голову бы не пришло террором отвечать на террор. Преступлением на преступление. Как вообще можно ТАКОЕ предлагать государству?
А у нас это первая мысль, пришедшая в голову. Потому что мы привыкли не церемониться и не оглядываться на какие-то там законы. Цель оправдывает любые средства.
Но еще интереснее было следить за тем, как менялось мнение людей до и после штурма.
До — большинству и в голову не мог прийти силовой сценарий развития событий. Респонденты предлагали идти на любые переговоры с террористами ради спасения ни в чем не повинных людей. Даже вывести из Чечни войска...
Сразу же после завершения спецоперации все перевернулось.
“Штурм — единственно верное решение”, — посчитало большинство опрошенных.
Наверное, это действительно было так. Хочу обратить внимание на другое. На то, как быстро мы меняем свое мнение в зависимости от мнения власти.
“Вот приедет барин, барин всех рассудит”, — так думали крепостные крестьяне 200 лет назад. Сейчас “барина” заменил президент. А по сути — что изменилось?
Чтобы в чем-то переубедить имеющего на все свое частное мнение европейца, тамошним правительствам требуется уйма времени и усилий. Чтобы убедить россиянина, нужно минут 10—15. Почему у нас развелось так много политтехнологов? Нигде в мире их столько нет. Потому что мы, как они выражаются, легкий электорат. Нас можно убедить в чем угодно.
Как в том, что нужно теперь еще больше мочить чеченцев, так и в том, что прямо завтра надо начинать переговоры с Масхадовым. Путин может сказать и то, и другое — и это тут же одобрит большинство населения.
Так что зря западные СМИ обвиняют Владимира Владимировича в диктаторских замашках. Ну при чем тут он? Это у нас замашки холопские.
Мы готовы поддержать что и кого угодно. Только скажите — что и кого. Только быстрей скажите, а то от сомнений по утрам болит голова.
На Руси издревле любили кулачные бои. Подозреваю, что придумал их еще Рюрик, чтобы славяне бились с мужиками из соседней деревни, а его не трогали.
Если так, то у власти у нас до сих пор Рюриковичи. Чтобы мы не скучали, нам все время предлагают кого-то бить. А мы бежим по первому зову.
Если бы нынешняя Дания была средневековой русской деревней — вот бы ей наши мужики накостыляли! Но до центра Европы кулак не дотягивается. Приходится бить словами.
В чем только не обвиняют российские политики, а вслед за ними — простые граждане, земляков Гамлета. И в антироссийском заговоре. И в пособничестве “Аль-Кайеде”...
Голос оттуда у нас слышится слабо. Тонет в ура-патриотических криках. Впрочем, если бы и громко звучал, мы бы его не поняли.
Во-первых, как объяснить нашему человеку, что в Дании есть конституция, которой уже много лет и которую все эти годы никто и не думал нарушать? Ну не было у законопослушных датчан такой мысли. И что, согласно этой конституции, в Дании есть свобода собраний, которую не может нарушить никто.
Во-вторых, как нам понять, что у них, согласно той же дурацкой конституции, человека можно арестовать, осудить, выдать другой стране лишь на основании веских доказательств, а не только обвинений в терроризме, пусть даже их озвучивает Генпрокуратура России?
Здесь мы с европейцами общаемся, как с космическими пришельцами.
Сомнительный, особенно в дни теракта, чеченский съезд датское правительство просто не могло запретить, хотя наверняка очень хотело: зачем ему лишний раз ссориться с Россией?
Однако, как только из Москвы через Интерпол пришел официальный запрос на арест Закаева, датские власти сразу выполнили международные обязательства — арестовали.
А теперь датчане, опять же согласно своим законам, просят Генпрокуратуру России прислать доказательства вины чеченского эмиссара.
Мы-то думаем: да чего тут сомневаться? Террорист — он и в Дании террорист! Но до датчан эта простая мысль не доходит. Им, чтобы осудить Закаева, даже если он людоед, нужны доказательства. Вот такие странные они люди.
Часть материалов наша Генпрокуратура в Копенгаген уже послала. Но там их не оценили. Намекнули, что нужно бы прислать что-нибудь поконкретнее. Сейчас наши прокуроры собирают новое дело. Но пока о конкретных свидетельствах вины Закаева российским СМИ почему-то неизвестно.
Сбор доказательств — слабое место нашей прокуратуры. Она даже какого-нибудь тамбовского авторитета непосредственно за его деяния арестовать не может. Разве что менты заблаговременно подбросят в карман наркотики.
Но карман Закаева далеко. Его нужно судить непосредственно за то, что он — террорист. Но за дело — это ведь думать надо. Это надо работать, кропотливо собирать доказательства, а не только ходить в прокурорских погонах.
В Москве у Киевского вокзала уже открыли площадь Европы. Одновременно в Москве на Лубянской площади хотят восстановить памятник Дзержинскому.
Как это может укладываться в одной голове? В европейской — нет. В нашей — может.
И много чего еще не укладывается в головах наших европейских соседей.
Например, как можно скрывать от врачей название газа, если от отравления этим газом у них на руках гибнут люди?
Как может быть министром здравоохранения человек, который знал, чем отравились люди, но не сказал? Таких министров у них либо сажают, либо лечат в психушке.
Или как парламент может одним махом ограничить свободу слова до такой степени, что в случае, не дай бог, нового теракта нашим СМИ безнаказанно можно будет лишь сообщить о его начале, а потом — о победе над террористами?
Посмеешь сомневаться даже в отдельных деталях действий властей — станешь пособником террористов.
Вообще, глядя по ТВ на довольные лица некоторых представителей власти, понимаешь: в стране есть кому сказать “спасибо” мертвому террористу Бараеву.
Одни тут же начали выбивать миллионы для дополнительного финансирования спецслужб.
Другие воплотили давнишнюю мечту — додавить в России свободу слова.
Наконец дорвались. “Слава Аллаху...”
Но не об этом опять же речь. А о том, что мы, научившись носить западные шмотки, ездить по заграницам, смотреть голливудские фильмы, даже местами говорить по-английски, остаемся самими собой.
Кто-то скажет: мол, хорошо. У нас — свой, особый путь. Одно мне неясно: это путь куда?..
Кажется, мы его уже проходили. Он ведет обратно, в совок. Мы обрастаем бюстами и портретами вождя и одобряем линию партии, кидаемся на образ врага, а всех, кто нас не понимает, клеймим позором.
Ну, что тут еще сказать? Хеллоуин с нами...
А журналист — он ведь тоже часть нации. И я тоже в конце концов решил не церемониться с врагами. Взял да и замочил обеих надоедливых мух. Дописал заметку и пошел спать. Как верно говорится в древней русской пословице: утро вечера дряннее. Если я ничего не путаю.
