Полиглоты
Алла Александровна, наша училка по английскому, была мягкой,
жизнерадостной и доброй женщиной. Многолетняя практика в педагогике
не смогла испортить её характер: она нас любила. Не без её участия
я и мои однокашники, Лёха и Андрюха, стали полиглотами.
"Битлы", "Глубокий Пурпур" и прочие "Розовые Флойды" были для
нас кумирами. Мы не только их слушали, но и пытались им подражать:
сначала в школьном ансамбле, а позже - в заводском ДК. Репетиции и
"гастроли" занимали всё наше время, и школьные уроки мы посещали не
чаще, чем могли. Учителя нервничали (успеваемость "горела синим
пламенем") и в редкие минуты наших встреч, грозя нам всеми
мыслимыми карами, лихорадочно исчёркивали дневники красными
апелляциями к нашим родителям. Мудро предвидя такой ход событий,
мы заводили по два дневника. И волки были целы, и овцы
сыты.
Наши познания в области иностранных языков лежали где-то
в районе "пенсилов-тейблов" и "дойче зольдатов...". Алла
Александровна, по доброте душевной, заочно ставила нам тройки и
покупала косметику, сэкономив на красных чернилах. На школьный
"ситцевый бал" она явилась ослепительной красоткой, встала у стеночки
и, подперев ручкой подбородок, не отрываясь, внимала нашим песням, не
обращая внимания на приглашения кавалеров. Запевалой у нас был Лёха,
и Алла Александровна, единственный человек в зале, понимавший лучше
нас всю глубину нашей авантюры, с болью в душе за свой школьный
предмет слушала ахинею, которую мы несли со сцены под видом
иностранных песен. В её глазах мы выглядели дикарями в галстуках,
как выглядит в наших негр в костюме, орущий "Ширьёку стлану мойу
лоднуйу".
После перерыва, когда "скачки" в зале возобновились, на сцену,
сквозь оцепление из учителей у школы, прорвался Лорд.
Носителя высокопарной клички звали Андрюха. Познакомились мы
где-то на "гастролях" - не-то на танцах в пионерлагере, не-то когда
играли на какой-то свадьбе. Как он утверждал, "в парнях"* ему довелось музицировать в бригаде из областного "Дворца пионерок и шкодников", учиться в специализированной "английской" школе и был он на целый год старше нас. Не знаю, привирал ли он про "английскую" школу, но наши тексты русскими буквами иностранных слов, презрительно отвергал: Лорд знал наперёд всё, что мы могли сыграть. Он смело брал микрофон и отборная "англосаксонщина" лилась из него светлым потоком. Немного портило общее впечатление то, что почти в каждой строфе проскальзывал
какой-то "совьет пиплз", но в целом его "грабли-санки холидей,
ёлки-палки йес-окей" выглядели верхом совершенства.
Это сразу же оценила Алла Александровна, едва Андрюха припал к
микрофону. Что-то родное, до боли знакомое, услышала она из наших
динамиков. Тоска по загубленным урокам сменилась у неё в глазах
живым, неподдельным интересом. Вместо дикарского кощунства, бальзам
классического произношения пролился на её клипсы. Беспокоило её
то, что она при этом не испытывала смысловой нагрузки. Не то чтобы
она не улавливала общую канву песни, она кроме "ай эм", "йес-ноу" и
"совьет пиплз" не понимала вообще ничего. Немного погодя она
успокоилась, решив, наверное, что Лорд поёт на каком-нибудь
нью-каслском диалекте, и даже позволила физруку увлечь себя в центр
зала под битловско-лордовскую "Мишель энд советские народы" в
исполнении соавтора.
Нужно ли говорить, что последующие четверти, да и весь восьмой
класс, мы закончили с четвёрками по английскому?
Лето пронеслось как метеор. "Нагастролировав" кое-какие деньги,
мы прикупили аппаратуры и учиться в девятый класс пришли с
грандиозными планами. Мы хотели содрать "Обратную сторону Луны"
один в один, всю пластмассину, от корки до корки. Сами бы мы на
такую дерзость отчаялись вряд ли, мы были самыми мелкими, но не
самыми глупыми, в нашей команде, и проект родился в головах наших
старших братьев по усилителю. Дисциплина была палочная, и выбора у
нас не было: взялись подбирать свои партии. Эти буржуйские морды,
"Пинк Флойд", имели саксофон, синтезатор и чёрт знает, что ещё в
своём арсенале. Простые советские парни, даже с "Юностью",
"Орфеями", "Электронами-103" и при поддержке "УМ-100" ничего
путного, кроме наглости, им противопоставить не могли. Два месяца
улетели.
Как-то в конце первой четверти, на перемене, в школьном коридоре
мы повстречали свою одноклассницу Ленку.
- А, ребята, сколько лет... - поприветствовала она нас. -
"Англичанка" икру мечет. Желает вас лицезреть...
- Кончай заливать, - перебил её Лёха. - Аллушка сроду ещё не
нерестилась: статус кво, - многозначительный палец указал в
потолок. - Мы весь прошлый год для её подшефных сеголеток стенгазеты
рисовали.
- Проснулся! Да у нас теперь Петрушка английский ведёт. -
парировала Ленка. - Ей печатные органы пионеров - до лампочки.
- ???
Укрощали педагога Петрушенко до конца учебного года: это стоило
нам с Лёхой по третьему, дополнительному дневнику для её светлости,
а ей - два ведра красных чернил, беса в ребро и седины в голову.
Мы защитили честь школы, заткнув за пояс хоры розовощеких
пионеров, на областном смотре-конкурсе нашего ансамбля и показатель
успеваемости восторжествовал: вывела-таки она нам тройки за год.
- Какого чёрта вы на "ин.яз." не ходите? - конец первой четверти
десятого класса что-то смутно нам напомнил.
- Опять двадцать пять - за рыбу деньги. Окстись, Витёк, словно
мы Петрушку на выбор игнорируем. Мы принципиальные - вообще на уроки
не ходим.
- Какую, к чёрту, Петрушку? - чувак любил почертыхаться. -
Галина Александровна теперь у нас "шпрехает".
- Может всё-таки "спикает"? - пробормотал озадаченный Лёха,
научившийся немножко "по волчьи выть" от Лорда.
Галина Александровна - испытанный боец, ветеран с пшеничными
усами в чине зав. учебной части и это ничего хорошего нам не обещало.
Ветераны - второгодники утверждали, что в её логове, в самом сердце школы,
среди ступ и мётел, все в копоти и паутине, валяются по углам, темнея
пустыми глазницами, посверкивая фиксами, загубленные "Аттестаты
зрелости" допотопных лабухов.
- Чуваки, кранты, - запаниковал Андрей, наш одноклассник,
влившийся в музыкальный строй взамен прибранного Красной Армией
Лорда.
- Кранты тебе будут, когда ареопаг из ДК твою шкуру на барабан
натяет, а поджилки вместо струн, - успокоил Лёха. - Стратегическая
цель одна: дорваться до экзаменов, а тактику мы с Саньком ещё в
прошлых классах изучили. И чего с тобой школа столько лет мучается?
Не так страшен завуч, как его Витёк малюет: развёл "гоголевщину".
Часть розовощеких пионеров обернулась в новом учебном году в
бодрых комсомольцев без страха и упрёка, да и в жюри затесался
престарелый "Железный Феликс": очередной смотр-конкурс политической песни
перерос в предсказанные Андрюхой «кранты». В ход пошли политические интриги: было заявлено, что половина нашего "оркестра" не школьники. Не помогли и заблаговременно позаимствованные у однокашников "Свидетельства о рождении", и розданные в спешном порядке дубли наших примерных дневников с
редкими тройками - последней радостью бедных родителей. Никто не
желал верить, что патлатые и небритые хиппи - недоросли из 10"А".
Пламенная Лёхина речь, что они, мол, дети в душе, а по уму, если
вспомнить историю с "Обратной стороной Луны", так и вообще
шестиклассники, ничего, кроме трёх тумаков от своих же, ему не дала.
Жалким "трио бандуристов" проблеяли мы что-то со сцены и с
треском провалились в конец списка. Школа встретила своих героев
пасквилем в рукописно-печатном издании, а на нашей с Лёхой парте
появилась надпись: "Всех, кто слушает "Пинг Флой" - гнать поганою
метлой!".
- Плагиатор хренов. Второгодник. Без ошибок написать не может.
Витька работа, - бурчал Лёха. - Какая дура его в десятый класс
взяла? Шёл бы сразу в дворники после восьмого: одни мётлы на уме.
Сатанист недоделанный.
Пресс усилился.
Карт-бланш выпал нам от "Авторучки" по русскому и литературе
прозванной за фигуру Грушей. ОблОНО решил за счет молодых
специалистов, типа Груши, и ещё более молодых двоечников, вроде
нас, отметить стопятидесятилетие Льва Толстого. Объявили конкурс.
Выбирать не приходилось, тем более, что, по словам милитариста
Лорда, Лев Тигрыч был свой в доску чувак - хиппи "намба уан" в мире.
Ещё в прошлом веке перестал бриться, ходил босиком, одевался в
холщёвую дерюгу и клал на всех не из Вудстока какого-нибудь, а из
Ясной поляны: дитя цветов, одним словом.
Шестиметровая стенгазета, густо покрытая самопальными портретами
босоногого хиппаря, родившимися от отчаяния под моей кистью легко и
непринуждённо, не оставила у остальных конкурсантов с их двадцать
четвёртыми форматами никаких шансов. Вписанные втихаря от Груши в
состав редколлегии Лёха с Андрюхой, востановили своё реноме. До
экзаменов нас допустили.
- Чёрт подери, кого я вижу! Привет, эпифиты! - поздоровался с
нами Витёк.
- Неофиты, дурень, - лениво огрызнулся Лёха, больше озабоченный
предстоящим экзаменом по английскому, чем возможностью поплясать на
костях зловредного переростка.
В экзаменационной комиссии, помимо людей случайных, были все
три наших педагога. Лёха, как самый везучий, достался Алле
Александровне, ну, а нас поделили между собой старые грымзы.
Потрещав между собой на своём марсианском языке, как выяснилось
вместо нас, сначала Лёху, а затем и нас с Андрюхой, заставили прочитать
в сторону мирно дремлющей у окна комиссии перевод, подсунутый в
руки, объявили нам "тройки" и без лишних церемоний вытолкали за
дверь.
- Чуваки, видали, как у них всё отлажено? Я и понять ничего не
успел, - восхищался Лёха. - Мы с таким же успехом могли с "бэшками"
немецкий сдать или с "вэшниками" французский. Вы хоть знаете кто мы?
Полиглоты!
Наша радость не знала границ.
-------------------------------------------------------------------
*"в парнях" - аналог. "в девках", девичья фамилия.
