В ранние годы советской власти попасть на мало-мальски приличную работу могли лишь люди с безупречным рабоче-крестьянским происхождением. А вот Георгий Чичерин был выходцем из богатейшей дворянской семьи. Среди его родичей был даже незаконный сын императора Александра I. После краткого периода сексуальной вседозволенности после революции мужеложство в Стране советов считалось признаком буржуазного разложения. Чичерин никогда не ухаживал за женщинами и был склонен к гомосексуализму. Его сердечным другом был известный русский поэт Михаил Кузмин.
Весьма своеобразным был и рабочий стиль Георгия Чичерина. Рулить советской дипломатией он предпочитал по ночам. “Он переходил от одной стенографистки к другой, диктуя — на французском, английском, немецком или русском — одинаково непринужденно”, — писала о шефе советской внешней политики восторженная британская журналистка.
Но книга Людмилы Томас — не просто портрет Георгия Чичерина. Это настоящее путешествие на кухню советской внешней политики времен Ленина и раннего Сталина.
Из книги, например, становится понятным, с помощью каких приемов Сталин быстро захватил контроль над внешней политикой Москвы. Чичерин и его первый заместитель Максим Литвинов до такой степени ненавидели друг друга, что даже не разговаривали. Зная об этом, Иосиф Виссарионович, с одной стороны, всячески продвигал Литвинова. А с другой — отметал многочисленные просьбы Чичерина об отставке.
Книга Людмилы Томас — хроника того, как изначально нерациональная советская внешняя политика постепенно и вовсе погружалась в пучину безумия. Георгий Чичерин не был политиком, способным вызвать восхищение у наших современников. Нарком грезил мировой революцией и считал необходимым жесткий контроль власти над прессой. Но на фоне прочих деятелей советской верхушки он был просто образцом адекватности.
“Правда ли, что высылаются 200 ученых? Гонение на интеллигенцию производит ужасное впечатление” — так Чичерин отреагировал на решение Ленина вышвырнуть в 1922 году из России цвет нашей науки и культуры.
“Если ЦК прикажет сморкаться в кулак, я буду сморкаться в кулак в гостиной Штреземана (канцлер Германии. — “МК”). Я не вызову его уважения, но испорчу наше международное положение. И без сморканья в кулак я мог достаточно убедиться за эти годы, что наша простота или бедность вызывают не “уважение”, но насмешки” — так в письме Сталину в 1929 году Чичерин в пух и прах разносил внешнеполитический курс генсека.
Чичерин пытался бороться с произволом ОГПУ и постоянными бездумными чистками в советском внешнеполитическом аппарате. Но в этой борьбе шеф советской дипломатии был заведомо обречен на поражение. Георгия Чичерина не репрессировали. С ним поступили более иезуитски. За два года до официальной отставки Чичерина в 1930 году его фактически отстранили от дел. Одновременно в стране было устроено пышное празднование десятилетнего юбилея прихода Чичерина к руководству советской внешней политикой.
После своей отставки Георгий Чичерин написал деловую записку для своего преемника. Озаглавлена она была так: “Диктатура языкочешущих над работающими”. Звучит как приговор нашей политике — не только внешней и не только в эпоху Чичерина.
