— В позапрошлом году, когда я обращался с Посланием к Федеральному собранию, — начал общение с деятелями культуры президент, — там были слова, что государство должно поощрять и поддерживать не только классическое, но и современное искусство. Потом я встретился с нашими классиками, и они сказали: зачем вы это сделали, все напрягутся, ведь если президент сказал о поддержке нового искусства, то с классическим будет покончено. Как оказалось, слова президента вызвали большой резонанс. Я современное искусство действительно очень люблю. Так что, может быть, вы мне расскажете, как государство может поддержать его? А то, боюсь, у наших людей впечатление, что такое искусство есть только за рубежом, а у нас оно влачит жалкое существование.
— “Начинателем” велели быть мне, — вступил в диалог режиссер театра и кино Кирилл Серебренников. — За то время, пока наша встреча несколько раз переносилась…
— Прошу за это прощения, — тут же среагировал ДАМ.
— …тема несколько раз менялась. Сейчас есть хорошая идея, о которой речь шла еще на вашей встрече с деятелями искусства, где вас попросили не трогать классику, — продолжил Серебренников.
— Я вам потом на ухо скажу, кто — вы будете удивлены, — посулил Медведев.
— Театру нужен новый язык для общения с современной публикой — людьми компьютеров, — все-таки сформулировал Серебренников. — Но поиск идет импульсивно, да и места для такого общения с ними нет: места есть только для театров, где сохраняются традиции. А туда в основном ходит буржуазная публика.
— Попробую сесть на своего любимого конька, — оживился Медведев. — Та самая модернизация нашей жизни, экономики и политической системы, о которой мы много говорим, должна делаться людьми, открытыми новому, и в том числе воспринимающими новые традиции. Конечно, нужны различные площадки, в том числе театральные экспериментальные, и в том числе в таком городе, как Москва. Думаю, руководство Москвы, как, впрочем, и других территорий, должно быть более открытым к такому роду проектам. Мы, конечно, должны поддерживать традиционное искусство. Но надо помогать и новому: давать на «разграбление» такого рода проектам площади — к примеру, заброшенные предприятия, ведь это почти ничего не стоит.
— У нас многие думают, что вся российская музыка закончилась на Чайковском, а самые продвинутые — что на Шостаковиче, — вступил в разговор от имени музыкальных театров режиссер Василий Бархатов.
— И при этом не знают, как Шостаковича зовут, — предположил ДАМ.
— Современных авторов точно не знают, — констатировал Бархатов. — И у меня предложение, не требующее особых финансовых вливаний: 30 процентов сезона в год отдать молодым, современным композиторам, сценографам и либреттистам. Только нужен жесткий контроль, чтобы мэтры данного города не трогали эту бюджетную масичку.
— А кто определяет в среднестатистическом театре репертуарную политику? — поинтересовался Медведев.
— Директор театра, — был ответ. — А ему диктует касса: народ ведь знает только Чайковского, “Травиату” и певице Нетребко. А на другое и не пойдет.
— Наверное, нужно подготовить инструктивное письмо по линии Минкульта с рекомендацией зарезервировать определенный объем бюджета и времени для постановок молодых режиссеров, — задумался ДАМ. — Или можно зайти через критерии распределения бюджета — тогда они будут вынуждены принимать такое решение сами. Я подумаю и дам поручение.
— Но ведь то же самое относится и к драматическому театру, — поспешил вставить режиссер московского драмтеатра им. Пушкина Евгений Писарев.
— Я так и понял! Попробую сформулировать позицию: рекомендательную или со стороны денег и для музыкальных и для драматических театров, — заверил Медведев.
Тогда настала очередь кино.
— Получилась странная вещь, — начал кинорежиссер Джахонгир Файзиев. — За гонкой за конкурентоспособностью мы упустили воспитание подрастающего поколения. Эту нишу у нас захватило зарубежное кино. А так хочется, чтобы наши пацаны тоже спасали мир.
— А что для этого нужно? — заинтересовался ДАМ.
— Материал накоплен, — ответил режиссер. — Надо создать продюсерский центр и заняться этой работой. А то юношеский сегмент очень маленький — хвалиться большой посещаемостью не получится. Значит, нужна поддержка государства.
— Мой сын смотрит такие ленты с большим интересом, — поддержал режиссера президент. — Налицо неудовлетворенная тяга к тому, чтобы герои говорили в прямом и переносном смысле на русском языке. Нам надо иметь свою нишу! Как это организовать, не знаю: наверное, надо действительно создавать такие центры и закладывать деньги в бюджет. Только на принципах софинансирования: государства и частных структур. Однако такое кино не должно быть лажей: если фильм будет выглядеть слабее американского, в том числе по технологиям, это сразу почувствуется.
— С дизайном не всё так ясно, как с кинематографом и театром, — обозначил следующую проблему дизайнер и художник Игорь Гурович. — Дизайнер интересует власть только на время выборов. Между тем, обидно даже вспоминать о трех недочебурашках…
— Это вы о трех символах Олимпиады? — поинтересовался президент.
— О них, — признался дизайнер. — Наверное, правильно делать патриотическое кино. Но смотреть его придется стоя: хороших стульев-то нету. Взять хотя бы Сочи. Гостиницы там построят турки, мебель — итальянцы, пепельницы и те поставят китайцы. Это унизительно. С кем мы можем поговорить о сотрудничестве?
— Сейчас вы говорите со мной, — напомнил глава государства. — Часто говорят, что у нас ничего своего нет, что мы пользуемся тем, что нам продают партнеры, что потребительский мир — не наш. Как ни относись к серпу и молоту в красной материи, это был наш дизайн… Ответ же на ваш вопрос вот в чем: дизайн — это дело вкуса заказчика. Ну кто мешает заказать всё для сочинской Олимпиады в России, а не за рубежом?
— На это нужна государственная воля, — встави Гурович.
— Думаю, что в Сочи будут построены сотни отелей и по каждому будет индивидуальный заказ дизайна. И заказчик будет не государственный, а частный. Каждый выберет собственный дизайн, и повлиять на это государство не может. Впрочем, скажу об этой проблеме Чернышенко (председатель Олимпийского Комитета. — “МК”), — слегка подсластил пилюлю ДАМ.
Тут снова вернулись к музыке.
— У нас существует уникальное горловое пение. А в России его никто не слышит, — пожаловался президенту музыкант Конгар Ондар.
— Я приезжал, слышал! — оспорил это утверждение Медведев.
— Как вам повезло! А вот в списке музыкальных специальностей горлового пения нет, — изложил свою жалобу музыкант. — И надо бы завести патент на горловое пение: оно наше! А то другие страны пытаются присвоить его себе. Тут в Монголии побывал Буш, говорил, что ему понравились две вещи — горловое пение и выгонка водки из молока. А это всё наше!
— Не отдадим! Насчет Буша не знаю, а вот Обаму к вам попытаюсь затащить, — пообещал президент. — Если же говорить серьезно, то постараюсь помочь: включить горловое пение в перечень специальностей.
— В литературе всегда сохранялась преемственность, — вернулся к высокому писатель Сергей Шаргунов. — Так что, возможно, все мы вышли не из “Шинели” Гоголя, а из сарафана Февронии. В школах есть большой запрос, чтобы к ним приезжали не только маститые, но и современные писатели. И еще хочу спросить: как идет расследование нападения на журналиста Олега Кашина осенью 2010 года?
— Конечно, когда сидишь на уроке в окружении портретов дядек с бородами, это одно, — ответил ДАМ. — А когда приезжает молодой писатель, это совсем другая химия. Что же касается дела Кашина, то я как раз сегодня утром говорил на эту тему с руководителем Следственного комитета. Там есть движение! Сейчас я не могу открывать конкретные вещи. Но со временем с учетом общественной значимости преступления, мы ознакомим с этими материалами не только пострадавшего, но и общественность.
— Ну, мне пора: надо встречаться с израильским премьером, а то он парень обидчивый, — заторопился ДАМ. — Мы говорили в вольном ключе. Но итоги разговора, я надеюсь, воплотятся в конкретных поручениях.
