Школьные учебники — не просто учебные пособия (даты и события), а огромный нравственно-интеллектуальный пласт, по которому не только изучается прошлое, но и просматриваются контуры будущего. Именно по этой причине заявление президента Путина о том, что нужно подготовить новые учебники истории без двойных толкований и внутренних противоречий, вызвало такой резонанс. Понятно, что речь идет не столько об учебниках, сколько о нашем будущем. Не очень радостном, судя по всему.
Вряд ли контраргументы будут услышаны. Путинские пожелания — закон для «вертикали». Министр конъюнктуры Владимир Мединский — тому наглядное подтверждение. Как считает мигом подсуетившийся чиновник, многие события в новом учебнике истории должны получить единую оценку. И будет у нас непрерывное и абсолютное «историческое счастье» в единой трактовке: от национального героя Александра Невского до национального лидера Владимира Путина.
Справедливости ради стоит заметить, что тема эта, мягко говоря, не нова. Еще в 2004 году президент требовал пересмотра учебников истории. Как водится в таких случаях, прикрылся ветеранами. В письме президенту рангом пониже (президенту Академии наук) он в ультимативной форме предписывал: «Я разделяю чувства и мнения ветеранов Великой Отечественной войны. Я предписываю в кратчайший срок пригласить ученых и историков для обсуждения ситуации с учебниками истории для средней школы. Результаты работы следует доложить к 1 февраля».
Прошло девять лет. Не дождавшись результатов, Путин решил уже лично разобраться с историей. И мне, бывшему учителю, ясно как божий день, что эта инициатива отбросит нас в преподавании истории лет этак на тридцать назад.
Мы только-только отошли от перечисления съездов КПСС и изучения жизни замечательных вождей и их соратников, как нате — вторая «смена». Видимо, теперь вниманию российских школьников будут предложены другие «замечательные партийцы». Возможно, в недалеком будущем им расскажут о мужестве и героизме депутата Пехтина, который имел маленький домик в Магадане, а враги обвинили его в наличии недвижимости в Майами. Но отважный депутат не стал оправдываться, а лег на амбразуру, прикрыв своим телом партию.
Тут надо понимать одну простую вещь. При всем внешнем методическом многообразии учебники (уроки) истории решают две взаимоисключающие задачи. Первая: вдалбливание в головы школьников определенных дат и фактов без возможности их критической оценки ведет к массовому воспроизводству болванчиков, у которых на все вопросы есть незамедлительные и однозначные ответы. Вторая: самостоятельная оценка (метод Сократа) того или иного события на основе имеющихся фактов дает шанс на появление в обществе людей, задумывающихся как о прошлом, так и о будущем. В наших условиях это означает, что мы либо остаемся жить на Уралвагонзаводе — от аванса до получки, либо пытаемся строить свою жизнь сами. Впрочем, «либо–либо» тут уже неуместно: государство фактически снимает вторую задачу с повестки дня.
Чтобы четче осознать значимость такой «мелочи», любопытно сравнить, например, немецкие и советско-российские школьные учебники. Тем более что на протяжении первой половины ХХ века в истории России и Германии было достаточно много схожего: русская и немецкая революции с разницей в год; кровавые Первая и Вторая мировые войны, кровавые диктаторы Гитлер и Сталин — и все это отражалось на учебниках по истории. Но в 1945 году наши пути разошлись. У них: Гитлер — преступник, нацизм — преступление. У нас: Сталин — выдающийся политический деятель, КПСС — оплот мира и социализма.
И в СССР, и в фашистской Германии (в меньшей степени в ГДР) историю учили по «тоталитарным» школьным учебникам. Кстати, само определение «тоталитарный учебник» было введено в оборот немецкими и российскими (постсоветскими) учеными. Они же выделили его характерные черты:
— по всей стране имеется единый, централизованно распространяемый учебник;
— цель учебника — передача определенной идеологии, формирование определенного (как правило — государственного или партийного) мировоззрения;
— в учебниках предлагается единственная, цельная и свободная от противоречий картина истории;
— ход истории в логике учебника закономерно предопределен;
— существует только одна «историческая правда», одобренная сверху;
— для оправдания придуманной «миссии» народу предлагается апокалиптическое представление о действительности.
Полное ощущение, что перед нами не характеристика тоталитарного учебника пятнадцатилетней давности, а предложения «шустрых» ученых по реализации «учебного плана Путина», сделанные буквально на днях. В таких учебниках господствует атмосфера постоянного вражеского окружения. Исторические герои круты и всегда готовы дать отпор проискам очередного «госдепа». Личности, не вписывающиеся в эту концепцию, игнорируются, а факты подгоняются под заранее заданную схему. Если же подогнать не удается, то они просто исчезают из официально преподаваемой истории.
В немецких учебниках времен Гитлера поражение в Первой мировой войне преподносилось почти как победа: «Когда солдат на фронте говорил о Германии, он имел в виду не ту Германию, которую он оставил позади, но Германию еще не созданную, которая лишь брезжила — такую, как Третий рейх». В головы школьников методично вбивалась простая мысль: Третий рейх — родина сверхлюдей; в сражениях под Верденом и на Сомме «слабый» человек был уничтожен и родился «новый человек»: «Требования, предъявляемые современной войной к физическим, но, кроме того, и к моральным качествам бойцов, были сверхчеловеческими; обычный человек не мог достичь такого уровня. Он должен был стать другим, более великим».
1945 год стал моментом протрезвления для немецкого народа, что нашло свое отражение и в школьных учебниках. Извлечение уроков из нацистских преступлений с тех пор является их неотъемлемым компонентом. Причем четко прослеживается мысль, что в этих преступлениях повинен не только Гитлер, но и весь народ. Главную задачу учебников истории в современной Германии видят в выработке у подрастающего поколения стойкого иммунитета к тоталитаризму. В них в принципе невозможны рассуждения о том, что, мол, да, Гитлер уничтожил массу народа, но был эффективным менеджером: при нем строились отличные дороги, не было безработицы; и вообще народ Германии его любил.
Когда после Нюрнбергского трибунала немцы сумели договориться между собой по самому главному и болезненному вопросу — мгновенно отпала надобность в едином учебнике без «противоречий» и «двойных толкований». Сегодня в каждой федеральной земле используются собственные учебники истории. Но все они ориентированы на понимание альтернативности исторического процесса и возможности различных его интерпретаций. Такому пониманию подчинена даже сама структура учебника: минимум учебного текста, максимум текстовых и визуальных документов; вопросы и задания составлены таким образом, что заставляют школьников больше обращаться к первоисточникам, нежели к самому учебнику.
В одном из учебных пособий, используемых в немецких школах, вопросы к теме преступлений нацизма начинаются словами писателя Гюнтера Грасса: «Сегодня, спустя сорок лет (написано в 1985 году. — Г.Я.), чудовищные преступления, совершенные в Освенциме, еще меньше поддаются осмыслению, чем в час первого шока, когда я увидел это и не захотел поверить. Непосильная ноша лежит на нас, немцах, в том числе и родившихся позднее, — ноша спланированного, совершенного, отрицаемого, но все же очевидного геноцида».
Но это так думают немцы, жители страны, где кровавый вариант тоталитаризма получил однозначную юридическую и общественную оценку. Страны, которая, трезво оценив свое прошлое, устремлена в будущее. У нас же до сих пор крутится заезженная пластинка про державность, государственность и особость. В этой патетической «музыке» человек — ничто, государство — все. Ради интересов государства человека можно и в пыль стереть. Многовековое бесправие, непогрешимость власти, гибель миллионов ни в чем не повинных соотечественников считаются чем-то само собой разумеющимся.
У нас ведь не только жизнь, но и школьные учебники по понятиям: сначала — Иосифа Виссарионовича, позже — ЦК КПСС, нынче — Владимира Владимировича и его «Единой России». И пора бы нам уже вырваться из этого замкнутого круга — так ведь нет. Мы продолжаем маршировать по старым граблям. Да еще и планируем опять раздавать их школьникам.
Георгий Янс.
