Удовлетворение номенклатуры действительно было полным: ей объявили, что Советский Союз теперь — самое передовое государство Европы, что первая пятилетка удалась, а до окончательной ликвидации классов осталось всего несколько шагов. Разнообразные фракции были разгромлены, а их предводители, переведенные на различные малозначащие должности, с трибуны уверяли Иосифа Виссарионовича в своей преданности и любви.
Казалось, что остается только жить и наслаждаться своим привилегированным положением обеспеченных хозяев нищей страны, новых господ в должностях первых секретарей обкомов и горкомов или руководителей ОГПУ. Если бы делегатам съезда сказали, что спустя всего несколько месяцев после этого праздника послушания начнутся показательные процессы, а спустя три-четыре года почти все они сгинут в кровавом водовороте сталинских чисток, они бы не поверили. Не поверили хотя бы потому, что не смогли бы понять «за что?».
Большинство расстрелянных заслужили свои посты и пайки собачьей преданностью новому вождю, истеричными нападками на разнообразных фракционеров и оппозиционеров, призывами расстрелять и раздавить — и как можно было поверить, что расстрелянными и раздавленными окажутся именно они, что их жены станут лагерными проститутками, а дети — если выживут — будут вырастать в приютах?
Именно поэтому уже в 50-е стали рождаться мифы о непокорности, о большом количестве делегатов, якобы проголосовавших против Сталина во время выборов ЦК, о тайных заговорах «честных большевиков», хотевших избавить страну от тирана, — нужно же было как-то оправдать эту великую чистку. Невозможно было поверить — по крайней мере самим представителям номенклатуры, — что их предшественников перебили просто так, что Сталин хладнокровно избавился от ненужного биологического материала.
Но на самом-то деле именно так и произошло. Да, делегаты «съезда победителей» активно участвовали в строительстве сталинизма, но когда он был построен и новоявленный вождь взобрался на самую верхушку пирамиды, удобно устроившись там практически рядом с положенным в мавзолей чучелом Ленина — зачем нужны были ему эти «лучшие ученики»?
Они свое дело сделали, повлиять на происходящее не могли — и их легко было заменить новыми кадрами, более подходящими для решения задач, стоящих перед режимом. Не случайно избранные на XIX съезде руководители партии — по крайней мере вменяемая их часть — уже не были столь по-детски воодушевлены происходящим, сколь участники «съезда победителей», и поэтому начали обеспечивать себе гарантии безопасности сразу же, как только стало известно об агонии Иосифа Виссарионовича. Проще говоря — начали создавать совсем другую систему взаимоотношений во власти.
Казалось бы, эта грустная история должна была бы послужить хорошим уроком всем будущим представителям советской — и постсоветской — номенклатуры, ан нет! В строительстве нового авторитаризма «лучшие ученики» участвуют с еще большим энтузиазмом, чем их советские предшественники. Конечно, с чисто человеческой точки зрения этот энтузиазм легко объясним: в отличие от членов ЦК, старавшихся за пайки, депутаты и пропагандисты новых режимов делают все это за деньги — и большие. Но результат похож: как только режим укрепляется и больше не нуждается в строителях, от его энтузиастов начинают избавляться — к счастью, пока что без участия «троек».
Недавно один украинский депутат, явившийся на регистрацию авиационного рейса без паспорта, был глубоко уязвлен тем, что его не пропустили на борт по депутатской «корочке», а кого-то там прокурора — пропустили. Депутат просто не успел заметить, что время изменилось: теперь прокурор — настоящая соль украинской земли, а вот он — какой-то, потому что не имеет ни авторитета в обществе, ни влияния на политическую жизнь, ни даже элементарной неприкосновенности, которая может быть отобрана в любой день вместе с мандатом (а может и без оного: депутаты правящей Партии регионов сами (!) подготовили такой законопроект). Еще пару лет назад подразумевалось, что судебное преследование угрожает тебе лишь в случае, если ты лишаешься мандата. Уговорить парламент лишить мандата коллегу по политическим причинам было почти невозможно, так что риску подвергались только те, кто переходил на работу в исполнительную власть и вынужден был сам отказаться от депутатской неприкосновенности. Теперь никаких проблем нет: мандата лишают по суду, не озабочиваясь даже необходимыми решениями парламентских комитетов — если их нет, их просто подделывают, как это произошло в случае с защитником бывшего премьера Юлии Тимошенко Сергеем Власенко. И понятно, что то, что начинается с оппозиционеров, рано или поздно перекинется уже на саму власть. Чтобы проверить это, достаточно посмотреть на происходящее сегодня в России.
Вероятно, среди депутатов Государственной думы были те, кто понимал: лишение мандата Геннадия Гудкова ударит прежде всего по единороссам, а вовсе не по оппозиционерам. Но, думаю, таких было немного. Если бы в момент этого исторического голосования к депутату Владимиру Пехтину подошли бы и сказали, что скоро он отправится в Соединенные Штаты на неопределенный срок, он бы ответил подобным предсказателям в выражениях, которые вряд ли подходят для услаждения слуха уважаемых читателей. А ведь поехал же — и это только начало.
Депутаты Государственной думы так же не нужны окрепшему в своей самоуверенности Кремлю, как депутаты Верховной рады несущественны для окрепшего в своей безнаказанности Межигорья (резиденция Януковича). Именно поэтому депутаты от власти перестали быть не просто политиками — политиками они никогда и не были. Они перестали быть избранными, они перестали хоть на что-то влиять, они перестали восприниматься всерьез даже гаишниками, не говоря уже о настоящих хозяевах жизни — чиновниках президентской администрации, прокурорах, следователях, «олигархах».
Единственное, чем они сегодня заняты: либо не высовываются, чтобы о них не вспомнили (это делают самые умные и проницательные), либо — выслуживаются где только могут, вопят, истерят и обличают, чтобы их заметили и не выгнали (а это уже прерогатива идиотов).
Именно поэтому я и не вижу никакого смысла в диалоге с теми, кто никем не является. Меня нередко упрекают в Киеве, что я не приглашаю в свои эфиры депутатов от правящей Партии регионов. А я не скрываю, что делаю это совершенно сознательно — потому что на эфиры, как правило, направляются или напрашиваются люди, единственной задачей которых является отработать написанные не ими тезисы или разоблачить врага, чтобы продемонстрировать свое усердие тем, кто на самом деле принимает решения. А вот те, кто решения принимает или хотя бы влияет на их принятие, — те на эфиры не ходят, ограничиваясь командированием на экраны рассудительных мужиков, разговаривающих лексикой партхозактива 70-х или же истеричных дам, заплевывающих слюной своих «неправильных» оппонентов. В рекламных паузах мужики и дамы делятся с тобой эмоциями по поводу глупости собственной же власти и интересуются, когда все это кончится, даже не пытаясь изобразить, что от них зависит хоть что-то, кроме заправки собственного «мерса».
То же и в России. Я совершенно уверен, что диалог с Владимиром Путиным необходим, если Владимир Владимирович когда-нибудь еще будет нуждаться в серьезной беседе с журналистами, правозащитниками, общественными активистами — словом, с теми, кто будет читать не написанный его клерками текст, а делиться собственными мыслями. Но разговаривать с теми, кого эти клерки отрядили имитировать законодательную власть, или свободу слова, или еще что-нибудь, — значит, не уважать себя.
Нужно точно понимать, что любой своей реакцией на любое их выступление на телевидении, любой пост в «Фейсбуке» или «твит», мы не вступаем в диалог с властью — потому что это не власть никакая, — а просто продлеваем срок существования того или иного пропагандиста и уверяем его работодателей, что его участие в стройке еще может какое-то время продолжаться. Не будем замечать — быстро обнаружится какая-нибудь недвижимость, фирмочка, дорожное происшествие, и тот, кто сегодня лопается от собственной значимости, отправится на неопределенный срок проживать накопленные средства (в лучшем случае).
Так зачем мы должны скрывать эту радужную перспективу от уважаемых депутатов?
И напоследок. В студенческие годы был у меня северокорейский приятель, бесстрашно подшучивавший над режимом своего великого вождя и утверждавший, что происходит из самой простой семьи. Но когда парень обнаружил удивительное знание расклада сил в северокорейском политбюро, я не выдержал и поинтересовался, что это за семья такая информированная. Как я и предполагал, друг отказался сыном одного из высокопоставленных чиновников. Но от своего определения простой семьи он не отказался:
— У нас все семьи простые, кроме семьи товарища Ким Ир Сена, разве ты не понимаешь?
Об этом теперь следует помнить не только северокорейцам.
