Никто не может и не вправе иметь что-то против личного женского счастья бесконечно любимой Аллы. Дай ей бог здоровья и любви на всю жизнь! И в общем-то этому счастью, обретенному на попытке номер 5 с Максимом Галкиным после трех неудачных замужеств и одного промаха, мы все не нарадуемся уж лет десять. Обычно на этом сроке Алла уже разводилась. Что доказывает: хорошее дело браком не называют, а по-настоящему милым можно быть и без чернильного штампа в паспорте. А ежели приспичит разбежаться-развенчаться, то и штамп не поможет...
Кстати, Филипп Киркоров, которого новость о свадьбе настигла в Америке, как и всех, неожиданно, словно взрыв на Фукусиме, и он, побросав пеленки с памперсами, ожидая срочной эвакуации в аэропорт, не смог внятно пояснить: а развенчалась ли с ним после развода Алла? Ведь эта сакральная процедура (только после которой все взятки гладки) требует по церковным канонам участия обоих повенчанных голубков. Но Фил не смог припомнить, чтобы участвовал в чем-то подобном. Впрочем, это маленькая ремарка на полях события...
Вернемся к свадьбе. Алла и Максим за эти десять лет столько раз объясняли нам, что они и так уже живут как муж и жена, что всем давно полегчало. В отличие, скажем, от 2008 года, когда на «Новой волне» в Юрмале и впрямь переживали — женятся аль нет? — теперь никто никакой свадьбы уже и не ждал. Яичко было дорого ко Христову дню. А тут на дворе не Пасха, а революция, блин, митинги, шествия, собрания, декларации, резолюции. Какая свадьба?! С какого перепуга? Почему сейчас?
И когда темной ночью после снегопада в четверг по околотку разнесся слух о том, что Пугачева внезапно собралась замуж, первое, что пронзило воспаленный революцией мозг, — возглас «ура!». Теперь уж проворовавшемуся на выборах кровавому режиму точно крышка! Потому что лично у меня, например, даже не было сомнения, за кого собралась Пугачева в такой судьбоносный момент. Конечно, за Михаила Прохорова. Я даже не уточнил имени избранника. Так все казалось очевидным! Особенно зная утонченное чувство интриги у Аллы, умеющей срежиссировать не только «Мадам Брошкину» в театре, но превратить в театр целую жизнь.
А ведь жизнь подбрасывала ТАКОЙ сюжет! Все сразу становилось на свои места! И намеки засидевшегося в холостяках Прохорова о том, что, если, дескать, надо (для будущего России и будущих выборов), он женится, и сидящая тут же под жадным оком телекамер Пугачева, взвалившая на себя нимб главной боевой соратницы новоиспеченного политика. Вот, значит, как! Затасканный в
И такой облом! Полет растанцевавшейся фантазии обдали холодным душем. «Как за Галкина? Зачем за Галкина?! — вопил я в трубку. — С Галкиным же и так все на мази!..»
Остаток ночи прошел в безрадостных думах об исходе будущих выборов и о женщине, погрязшей в банальной, совсем не статуса королевы, примадонны и властительницы дум, суете мещанских страстей. Подозрение, что весь сыр-бор устроен лишь из-за того, чтобы оттяпать призрачную пальму пиар-первенства у «бывшенького», раззадорившего пиплов сагой о рождении на какой-то там луне какой-то дочери (которую еще никто не видел), бередило душу. На старенький патефон поставил заезженный винил из великого прошлого — «Все могут короли». Пела же сама, что жениться по любви не может ни один король, особенно когда отечество в опасности...
А на проспекте Сахарова иные шутники упивались добродушным сарказмом, судача, что Кремль, когда не в шутку занемог, не уважать себя заставил, а лучше выдумать не мог, как слезно упросить г-жу Пугачеву отчебучить впопыхах хоть что-нибудь, хоть женитьбу на Галкине. Чтобы, мол, отвлечь внимание людей от неблагонадежных мыслей — в день-то народного сопротивления. Бред, конечно. Но...
Вот ежели бы Алла заехала всем свадебным кортежем на митинг (там и соратник Прохоров толкался), хотя бы минут на десять, спародировал бы Галкин Путина, как раньше, — феерично и зло, продекламировала бы она (раз уже не поет) что-нибудь из избранного («Эй вы, там, наверху!»), а потом уж — и за праздничный стол. Тогда бы оно, конечно, вышло раскрасиво. А так — осадочек остался. И еще какой!..
Алла Пугачева: “Я сильно обожглась, но этот брак – последний”
