Известно: завтрашний день предварительными хлопотами не умилостивишь и не предвосхитишь. Человек, Которым Можно Пренебречь нарушил это немудрящее правило — суетно отнес припасенную на похороны сумму в солидный банк. И началось: бойкие (как они только себя ни величали — агенты, брокеры, ритейлеры, девелоперы!) одолели предложениями более выгодных ставок, процентов, льготных кредитов, премиальных бонусов. Видимо, клерки финансового учреждения приторговывали полезной информацией и сливали данные о мало-мальски обеспеченных клиентах.
Порой заманчивые коммерческие посулы перемежались столь же сладкими песнопениями представителей неких сомнительных социально ориентированных благотворительных фондов: оптимистичные голоса радостно извещали о причитающейся путевке (за полцены) в санаторий или выигранных в лотерею (кто ее проводил? объяснения звучали туманно) призах — хрустальной вазе, узбекском ковре, плазменном телевизоре… Однажды Человека, Которым Можно Пренебречь торжественно поздравили с днем рождения (дату знали точно) и объявили: премирован электрочайником; другой раз, под Новый год, курьер, жаждавший облагодетельствовать продуктовым заказом в виде пачки макарон и банки тушенки, простоял под дверью аж полчаса. Человек, Которым Можно Пренебречь не впустил соблазнителя — возможно, напрасно, ничего худого тот не замышлял. Но вкупе каскад подношений смахивал на разводку: если ваза и ковер не ко двору, а на курорт не едешь, реальна компенсация-монетизация, для этого нужно сообщить реквизиты — номер счета и ПИН-код…
Нынешний озабоченно-вежливый женский дискант оповестил: в картотеке жилищной конторы отмечено: истек срок гарантийного обслуживания пластиковых окон, бесплатный консультант готов освидетельствовать их немедленно.
Человек, Которым Можно Пренебречь ответил:
— У меня не пластиковые — допотопные, деревянные.
И на всякий случай ощупал рамы. Не рассохлись, фортку и створки не клинило, краска шелушилась, но не коробилась.
Еще недавно из его уютной квартиры открывался впечатляющий панорамный пейзаж, радовал глаз стоявший напротив старинный особнячок — вдруг приехали урчавшие экскаваторы и сокрушили лепной фасад, зубья ковшей цепляли листы кровельного железа… Человек, Которым Можно Пренебречь ходил в управу, где с ним обошлись вызывающе нелюбезно (определяя вещи своими именами: грубо). Рассылал в инстанции отчаянные жалобы и недоумения: для чего — уничтожать? Удостоился отписки. Началось строительство подземного гаража, копали котлован, взгромоздили над забетонированной ямой многоэтажный металло-стекольный офисный куб. Угловатый монстр заслонил обзор. Человек, Которым Можно Пренебречь старался реже распахивать занавески.
Следующий телефонный звонок, интеллигентно грассируя, позвал на безвозмездное медицинское обследование: как раз в этот день в микрорайоне вели прием квалифицированные врачи — кардиологи, дантисты, ортопеды. Альтруизм необходим, особенно если в поликлинике очереди и неразбериха, но некоторое время назад Человек, Которым Можно Пренебречь поверив задушевной рекламе, угодил в нервозный инцидент: на него насели с требованием заключить контракт о проведении серии дорогостоящих мануальных сеансов. Не чаял отвязаться от приставучих псевдоэскулапов, поэтому теперь весь перечень беспрейскурантных процедур со вздохом отверг.
Принял душ, позавтракал, побрился и отправился совершать ежеутренний моцион: нужно заставлять тело двигаться — интенсивно или медленно — в зависимости от самочувствия, иначе суставы закрепостятся, одеревенеют. В юности Человек, Которым Можно Пренебречь посвящал рассветы, выходные и праздничные дни энергичным видам спорта: бегал кроссы, плавал в бассейне, гонял мяч… Возраст диктовал переставлять ноги осторожно — какая уж тут шведская ходьба с лыжными палками! — даже летом, когда нет наледи, Человек, Которым Можно Пренебречь опасался споткнуться или поскользнуться, ощущал себя очутившимся на катке не умеющим стоять на коньках начинашкой.
Загородив дорогу, въехал на тротуар и встал прямо перед ним массивный автомобиль. Хорошо, водитель затормозил, а сам Человек, Которым Можно Пренебречь стопорнулся: сделай еще шаг — очутился бы под колесами. Похоже, это было такси, шофер ошибся, приняв его непроизвольный взмах руки за попытку подозвать машину. Человек, Которым Можно Пренебречь извиняющимся жестом показал сидевшему за баранкой парню: проезжай, я пошкандыбаю сам, но тот не обратил внимания, сверялся с навигатором, высматривал на прикрепленных к фасадам домов табличках нумерацию и название улицы. Убедившись: адрес не совпадает, укатил.
Человека, Которым Можно Пренебречь озадачивало, потом стало удручать: его, несомненно, материально присутствующего в жизни, все более и более не замечали, он словно опрозрачнел, окружающие безразлично пялились мимо него, сквозь него, сквозь его не существующую плоть. Вот и лихач встал практически вплотную, впритирку, а не двумя метрами дальше или не доезжая, то есть — не видя никого? То есть — на пустом пространстве? Ибо трудно допустить, что специально куражился, преследовал злой умысел — напугать, сшибить, отбросить… Мог по крайней мере каким-то нивелирующим знаком сгладить непреднамеренную накладку. Все же чуть не смял… Ненароком? Человек, Которым Можно Пренебречь думал: «Если б шел не я, а бугай с револьвером — полез бы наглец на рожон или не посмел бы?»
Красавица средних лет, уверенно цокая каблучками, верещала в прижатый к уху мобильник. Увлекшись разговором, тоже не увидела Человека, Которым Можно Пренебречь. Он был высок, эдакая человеческая жердь, шаткая неустойчивая каланча, но болтушка, мельком подняв взор, не отклонилась от выбранного (или заданного?) курса, продолжала пикировать на цель стремительной самонаводящейся (или дистанционно управляемой?) ракетой. Человек, Которым Можно Пренебречь не одно десятилетие посвятил космической отрасли, вот и забрезжила параллель околоземных и галактических полетов, запрограммированно не отклоняющихся с орбиты обитаемых и грузовых станций… Успел посторониться. Дамам надо уступать — всегда и во всем. Но очень выпирают из некоторых (в том числе из представительниц слабого феминистического пола) амбиции: мир создан исключительно для них — прочим пристало пятиться и подобострастно кланяться.
Парк, где кружил традиционным маршрутом, перманентно реконструировали: прокладывали новые и расширяли старые аллеи, мостили гладкой плиткой, придавали газонам правильную геометрическую форму, ради этого выпиливали вековые липы и тополя, корчевали заросли сирени. Свежепонатыканные побеги чахли, за ними не ухаживали. Еще минус: выгуливавшие собак хозяева, поощряя свободолюбие питомцев, принципиально не использовали поводки. Большие псы, на расстоянии чуявшие страх пенсионера, бросались, летели стрелой, угрожающе рычали…
На обратном пути свернул в магазин — за дополнительным стрессом: хабалка-кассирша постоянно к нему цеплялась, придиралась, отпускала замечания — не так взял с полки и положил перед нею товар, не так подкатил тележку… Заставляла ждать, обслуживая тех, кто занял очередь следом, и мотивировала: они в рабочей одежде, им на объект, а развалина никуда не опоздает. Он сменил бы мини-маркет, но этот был поблизости от дома, не тащить же сумку издалека…
Пообедав полуфабрикатными котлетами с гарниром из замороженной стручковой фасоли, включил телевизор. Знал: опять нарвется на остобрыдлое, но освоить планшет, приобретенный, дабы не отставать от эпохи и самому выбирать новости, не получалось.
Хорошо, по счастливому стечению не расстался с книгами: намечал передать школе-интернату Жюля Верна и Конан Дойла, Тургенева и Гончарова. Одариваемые отказались: «К чему стена бумажных кирпичей, если тысяча томов — огромная библиотека! — умещается в компактной шкатулочке?»
Прикасался к читаным-перечитанным твердопереплетным фолиантам и мягким растрепанным брошюрам, и нисходило успокоение. Эти всегда сопутствовавшие ему собеседники общались с ним на равных, не отталкивали, не ускользали. В их компании ощущал себя несиротски. Восхищало неистребимое достоинство, с которым поверженные электроникой раритеты переживали свою отринутость. Это достоинство и он пытался в себе сберечь.
Если бы тормознувший впритык водитель, или гарцующая дама, что перла напрямик, или юнец, натравливающий пса, или распоясавшаяся кассирша, прочитали хоть одну книжечку его собрания… Конечно, дворянскую изысканность и тургеневскую трепетность не возродишь. Но, может, очнулся бы проблеск мизерной, элементарной воспитанности, ненаплевательства, ненаглости…
Готовясь ко сну, Человек, Которым Можно Пренебречь стоял перед занявшими полстены окантованными рамочками грамотами и дипломами. Пестрели строки: «Большой вклад…», «Ознаменование…», «Учитывая заслуги…»…
Казенные надписи согревали не так, как пронзительные проникновенные книжные сюжеты. Не преображали. Коли дано выбирать героев себе под стать и волшебно перекочевывать в их вселенную, и примыкать к их подвижничеству, и приобщаться к их заповедям — предпочтительнее не разлучаться с ними. Тогда сохранишься — в самых невыигрышных, отторгающих обстоятельствах.
Человек, Которым Можно Пренебречь был в этом убежден.
