Вальяжный конферансье, сияя лаковыми туфлями, объявил:
– Ария Хабанера… – И сжевал прочие музыкальные подробности, зато прибавил весомо и торжественно: – Обалдеете. Я уже обалдел.
К микрофону, прихрамывая, вышел солист.
– Хабанера побоку, – рубанул он. – Получаю извещение от сеструхи: скончался наш горячо любимый папа. Беру билет, мчу хоронить. Естественно, в закрытом, поскольку коронавирусный летальный исход, гробу. То есть: покойника не видно. Возвращаюсь. Звонит сеструха и смеется: «Звонил папа, обижается, мы его забыли». Я решил: сбрендила. Оказалось: папу из реанимации перевели в палату, а скопытившегося соседа отправили в морг. Врачи в заполошности их перепутали. И не объяснишь папе, что его уже отпели и закопали…
В зале воцарилась тревожная тишина.
Конферансье, державшийся на протяжении рассказа незаметно, подвякнул:
– Пожаловала социальная работница. Окна мыть. Честь по чести, в маске. Но просит градусник. Измерила температуру. И докладывает: повышена. Я ей: зачем в болезненном состоянии явилась? Отвечает: «Я обязательный человек». Как вам такая обязательность?
Инициативу опять перехватил солист.
– На этом фоне логично привиться. – Он окинул зал мутноватым взглядом. – Ну, расселись вы в креслах через одного, а толку? – И позволил себе хохотнуть. – Проку от шахматного порядка… Ноль! Призываю следовать моему примеру. Тем паче за прививку положен подарок…
Зрители загудели растревоженным ульем. Кто-то выкрикнул:
– Экономику и денежную заинтересованность не надо припутывать!
Солист скорбно потупился.
– Прошу не перебивать, – произнес он после недолгой паузы драматическим шепотом. – Имею большой стаж концертной деятельности и немалый опыт контактов с публикой самого разного интеллектуального пошиба. Не нравится манера изложения, можете уйти. Или я уйду. Тот, который будет вас ублажать после меня, зальется «Соловьем» Алябьева, но прививку должным образом не осветит. Антитела после инъекции у него не выработались. – Солист прижал ладони к груди, демонстрируя заинтересованность и искренность. – Влезьте в нашу шкуру. Заполняемость мероприятий 50%, выступающие ничего не зарабатывают, задаром разевают хлебала. А привьетесь – и хлынете на наши серенады полноценно.
Мнения присутствующих после этого откровенного признания разделились: одни хотели музыкальный номер, других волновала медицина. Конферансье поспешно исчез, едва на галерке возник гвалт. Солист взял несколько разминочных горловых нот и известил:
– Я не стал бы в столь тревожной подвешенности подвергать вас риску и посылать со сцены мощную воздушную волну, приправленную возможной инфекцией. Ведь объем легких у певцов ого-го какой... Но руководство нашего коллектива не вняло разумным доводам. А самый главный деспот, дирижер, между прочим, на постельном режиме.
Ропот прокатился теперь уже по шеренгам хористов.
– Неправда! – закричали некоторые из них.
– Пусть закончит! – потребовали их оппоненты.
Несколько человек из партера вскочили и отбежали на безопасное, по их мнению, расстояние. Однако не покинули помещение, толклись в проходе.
– Не ковидом, нет, у него язва и колит. Колит, а не ковид, – успокоил солист отбежавших перестраховщиков. Но одобрил их образ превентивных действий: – В принципе правильно поступили. От греха подальше. Сам о себе не позаботишься, никто тебя не спасет.
Тот же зычный бас, по-прежнему нахально, но не слишком уверенно, возразил:
– Габариты данного концертного дворца и высокие потолки сокращают опасность, это не скученная дискотека, где бесстыдно трутся друг о дружку и дышат в рожу…
Переждав тираду, солист удрученно возразил:
– Кто знает, каким макаром впиякивается проклятущий штамм? А вдруг он – индийской модификации? Кроме того, на нашем изверге-руководителе свет клином не сошелся. Сам он вроде не покашливает. А члены ансамбля? Мягко говоря, как туберкулезные овцы… Наглотались таблеток, чтоб вас не испугать. Кровохарканьем... Кхе-кхе…
После сих зловещих оповещений некоторые исполнители впрямь зашлись в астматическо-спазматических конвульсиях, а партер полностью очистился. Поредели ложи бенуара.
– И хоть бы выдали казенные носовые платки, – жалобно – арией нищего на паперти – козырял шокирующе неприглядными тайнами оратор. – Некоторые вынуждены утираться рукавом.
И агитатор-обличитель сладко утерся.
– Будешь наконец вещать по существу? – опять возопил грубый бас. – Либо пой, либо гони байду о прививке. Дай сравнительную характеристику вакцин! А коль не способен охарактеризовать плюсы и минусы сывороток, приобщай к искусству.
Солист просветлел лицом, повел плечами и встрепенулся, вспомнив, зачем находится на подиумном возвышении.
– Да, служим вечному. Бессмертному. Что сейчас, в период повышенной гибельности, особенно актуально. – И усилил вибрацию голоса, манипулируя микрофоном. – Предлагаю компромисс, микс, коктейль. Погуторю о пандемии, потом коротко спою, а крещендо закончу о карантине. И уйду под ваши несмолкающие аплодисменты. Я изучал азы психологии и законы восприятия толпой обожаемого ею кумира. Имею диплом специальных курсов, где усвоил: чтобы стать немеркнущей звездой, надо безраздельно завладеть вниманием.
Тираду прервал запыхавшийся и что-то дожевывавший на ходу конферансье. По-видимому, устроители культурно-массового мероприятия велели ему вмешаться и одернуть не в меру разоткровенничавшегося болтуна.
– Следующим номером нашей программы... – начал конферансье.
На него зашикали – из зала и хористы:
– Не мешай, мужик дело толкует.
Ушлый фасовщик концертной разблюдовки тотчас сориентировался:
– Зацепило? Я – как вы. Мы – одна семья. Поскольку цены на билеты вынужденно подскочили...
И, замкнув поблескивавший золотыми фиксами рот, отступил в глубь кулис. Сага, вибрируя в пространстве звоном бесстрашно выхваченного из ножен стального клинка, завораживала:
– Я привился в торговом центре. На первом этаже. Там роскошно. Играет умиротворяющая музыка. Типа «Реквиема». Слева – овощной развал, картошка, репа, лук; справа – рыбный прилавок. Посередине столик со скатеркой, за ним кудесница в белом халате, я ее за продавщицу молочного отдела принял, у нее в руках была бутылка ряженки, потом вижу: пацаненок возле крутится, со шприцами, бузотер, ей его дома оставить не с кем, она разведенка, он ей ампулы подает, а шприцы ему вместо игрушек; в этом гипермаркете любого товара – завались, поощрение за прививку сам можешь выбрать, хоть садовый инвентарь, хоть десяток яиц… Я спрашиваю: «А можно взять баклажанами?» Кудесница советует: «Возьмите хеком или треской. Раз государство доброе». И дала, сверх хека, нарезку сыра и задаток 500 ре...
Вокалисты распределились на малые группки, чтоб рассредоточиться по такси и мчать за выгодой, конферансье извлек из кармана арифмометр и что-то азартно высчитывал, зрители, уже и амфитеатра, воспринимали исповедь стоя, как если бы звучал гимн.
– А если я воблу и пиво в подарок захочу? – недоверчиво осведомился принявший на себя роль общественного переговорщика и контактера занудный бас. И потребовал отчет: – На что пятихатник израсходовал?
– Пацаненку, ей и себе мороженое купил. С четвертого раза все ж она изловчилась пронзить мне ногу. Поэтому слегка ее приволакиваю, – доложил пожинавший лавры бесспорного публичного успеха вития. – То игла ломалась, то ампула разбрызгивалась, то мальчишка хулиганил… – народный трибун закатал брючину и рукава пиджака и сорочки. – Было небольшое вздутие. И миндалины покраснели. Из-за мороженого, а не из-за укола. Преимущество то, что не маялся в поликлинических очередях. И – опять же сыр, баклажаны.
– А даму-благодетельницу чего на концерт не позвал? – спросил неугомонный бас.
– Я звал…
Слушатели принялись вертеть головами, желая увидеть героиню продуктово-профилактического симбиоза.
– Ей не отлучиться, крайне много желающих привиться в торговом центре, – осадил любопытных альтруист-доброхот. После чего воззрился на обнажившийся под рубашечной манжетой циферблат часов. – Теперь могу отдаться пению, – повеселел он. – После укола нельзя напрягать голосовые связки, грозит осложнение. – Солист метнул в сторону конферансье змеиный скользящий взгляд. – Я просил, умолял меня в программу не включать. Или оттянуть наш выход. Никто навстречу не пошел. И вот полминуты назад инкубационный срок истек.
Он залился руладой – без опаски за собственное оперное будущее.
Хористы подхватили на цыганский манер: «К нам приехал, к нам приехал коронавирус дорогой…»
Конферансье оповестил:
– Счастливцы! У следующего исполнителя срок выработки антител и угрозы осложнения на голосовые связки истекает завтра утром. Так что времени – вагон. Можете съездить в супермаркет и привиться, а потом с баклажанами и садовым инвентарем вернуться в наш гостеприимный зал, размер которого позволяет избежать флюидо-микробов…
Публика частично дернулась к выходу, частично, в замешательстве, вернулась на места.
– С Хабанерой антител не произведешь! – зудел надоевший бас. – А «Соловей» Алябьева самое оно.
