Нас, левоконсервативных политиков, часто спрашивают, а что, собственно, вас не устраивает в отечественном образовании. Все же работает! Дети ходят в школу, вузы отчитываются об успешном наборе новых абитуриентов, наука получает дополнительное финансирование… Но если отвечать коротко на поставленный выше вопрос, то нас в системе российского образования не устраивает ВСЁ. Если точнее, то нас (и лично меня) не устраивает то, что этой системы фактически нет. Это такой кот Шредингера с неустойчивой обратной связью. Вроде бы кот есть, но на самом деле никакого кота, конечно же, давно уже нет. Что же я в данном случае имею в виду? Объясню буквально на трех ключевых для меня аспектах.
Во-первых, все мы привыкли к тому, что образование призвано давать знания. С этим никто не спорит. И наши учителя, несмотря ни на что, по-прежнему успешно передают громадный багаж знаний детям. Иное дело, что происходит это часто не благодаря, а вопреки всему, что делается в нашем отечественном образовании. Здесь можно вспомнить и низкий социальный статус учителей, и громадную бумажную нагрузку на педагогов, и никому не нужные формальные контрольные процедуры. Но самым спорным, именно для процесса обретения знаний, является, конечно же, Единый государственный экзамен — тот самый пресловутый ЕГЭ.
Я не хочу вспоминать все разговоры про то, что ЕГЭ снизил коррупцию при поступлении в вузы. Как известно из классики отечественного кино, «с жульем, положим, надо бороться», но если в рамках этой борьбы мы еще и потеряли ребенка, то меня как родителя такая борьба не устраивает. По факту мы имеем в реальности то, что обучение в старших классах школы превратилось в тренировку по сдаче ЕГЭ. А в совокупности с частой необходимостью натаскивания к экзаменам через репетиторов мы по факту исключили старшие классы средней школы из образовательного процесса. И это чревато не только тем, что дети не получают новые знания. Это неминуемо приводит к тому, что не усваиваются и не закрепляются знания, полученные за предыдущие годы обучения. Как им держаться в голове ребенка, если к полученным ранее знаниям никто не обращается, а дети заняты исключительно тренировками по сдаче тестов? ЕГЭ, по моему мнению, как формат, по сути, противоречит образовательному процессу.
Собственно, на этом разговор про школьные знания можно и прекращать. Про то, что школа должна научить учиться, — это отдельный разговор. Тут вообще катастрофа… То, что наши ребята все еще оказываются лучшими на международных олимпиадах, — это заслуга конкретных педагогов, конкретных детей и, конечно, их родителей. Система же делает все, чтобы никаких успехов у наших девочек и мальчиков не было в принципе.
Второй аспект — это воспитательная функция школы. На сегодняшний день она в пылу еще перестроечной борьбы с государственной идеологией полностью утрачена. Несколько десятилетий назад многим казалось, что это правильно: воспитывать, типа, должна семья, а школа не может навязывать идеологические стереотипы. Однако жизнь показала, что гармонично развитую личность в ребенке сформировать невозможно, если нет четких и понятных ответов на великий вопрос, четко сформулированный Маяковским: «Что такое хорошо и что такое плохо?» Ребенку не только нужно объяснять важные духовные вещи, но и стимулировать соответствующее поведение, а еще нужно бороться с проявлением разрушительного в мыслях и действиях маленькой личности. И устраниться школе от данной работы тоже никак нельзя по той простой причине, что большую часть светового дня ребенок проводит в школьных классах и коридорах.
По сути, мировоззрение ребенка формируется в школьный период. И если у ребенка нет понятного и принятого им воспитателя, то эту нишу с удовольствием занимают не только симулякры, но и деструктивные элементы, которые через Интернет легко находят дорогу к умам и сердцам наших детей. Казалось бы, все это тоже всем давно понятно. Но все эти прописные и понятные вещи мы каким-то чудовищным образом продолжаем игнорировать. Юридически у нас по-прежнему нет никакой воспитательной функции в среднем образовании. На практике, конечно же, все сложнее. И учителя (еще раз низкий им поклон!) продолжают воспитывать наших детей. Но невозможно же это делать вопреки системе. Воспитание должно вернуться в школу. И созидательный совместный труд как основа трудового воспитания гармоничной личности тоже должен вернуться. Совместная работа и общие достижения социализируют человека, делают его причастным к прекрасному. Научиться трудиться и уважать товарища по труду — тоже важнейшая часть и образовательного, и воспитательного процесса. Как без этого можно обойтись?
И здесь я не могу не вспомнить про базовые духовно-нравственные ценности. Неужели мы имеем по ним дискуссию? Кто-то против того, что нужно любить и защищать Родину? Кто-то считает, что семья и ребенок не есть важнейшая ценность общества? Кто-то отказывается помогать ближнему или защищать обездоленных? Это же очевидные мировоззренческие вещи. По ним давно сформировался общественный консенсус. Почему мы стесняемся черное называть черным, а белое белым? Или нас очень привлекают разные оттенки серого или радужного? Все эти дискуссии не для детей. Ребенку нужны простые, понятные и непротиворечивые ответы, которые дать ему могут только взрослые. А для этого нам самим нужно мужество признать то, что есть добро и зло, что проще всего сделать, конечно, при наличии общей созидательной идеологии. Но это тоже тема отдельного разговора.
Вернемся к нашему образованию… Здесь я бы хотел обозначить третий ключевой аспект того, почему мне тяжело каждый год встречать первое сентября. Он связан с фактическим разрушением нашей высшей школы. Я не буду говорить о том, что в современных вузах учат не так хорошо, как учили раньше. Это вопрос настройки. Не буду говорить и о том, что на ряд, например, инженерных специальностей в вузы у нас принимают при наличии 50 (или даже ниже) баллов ЕГЭ по физике, то есть с «двойкой с плюсом». Это тоже, что называется, издержки, которые легко устранить.
Главная проблема подготовки специалиста высшей квалификации состоит в том, что современная высшая школа фактически на сто процентов оторвана от реальной практической и производственной деятельности. У современного вуза нет институциональной связи с реальным производством. Высшая школа направлена на формирование профессионала с соответствующим высоким уровнем общей культуры. И полученные в вузе знания должны быть закреплены реальной практикой, в которую студент должен погружаться на протяжении всего своего обучения. Болонский процесс здесь совершенно ни при чем. Не переход на бакалавриат и магистратуру разрушил практикоориентированность высшей школы, а мы сами, когда вдруг решили, что распределение после окончания вуза — это тоже пережиток прошлого. При этом то, что во многих странах мира существует практика обязательного «первого найма» для молодых специалистов после получения диплома о высшем образовании, мы почему-то не вспомнили. Если есть распределение, то есть и оценка со стороны работодателя уровня и качества подготовки специалистов, а значит, сохраняется связь с производством. Разве это плохо? Все знания и навыки сразу же тестируются реальной работой, на основе которой можно совершенствовать образовательный процесс. Здесь, кстати, надо вспомнить отмену интернатуры в медицинских и фармацевтических вузах России в 2016 году. Это акт вредительства, или я что-то не понимаю в этой жизни?
Дезинтеграция высшей школы с практикой проявилась и в такой чувствительной для развития нашей страны сфере, как наука, технологии и инновации. По уровню государственных расходов в данной сфере Россия входит в число ведущих стран мира. При этом технологический суверенитет нашей страны так или иначе оставляет желать лучшего. С одной стороны, мы в состоянии производить все что угодно. А с другой — имеем зависимость от импорта во всех сложных технологических сферах. 2022 год обострил данную проблему в России, и на ее решение направлены значительные ресурсы. Но вместе с тем позволю себе высказать совершенно четкий скепсис о перспективах решения данной проблемы. Уверен, что нельзя обеспечить технологический суверенитет, импортонезависимость и опережающее развитие нашей экономики без системной трансформации высшей школы. Здесь нужно вспомнить про необходимость «Госплана 2.0» и выстраивание четких технологических и производственных цепочек, в которые обязательно должны быть интегрированы процессы подготовки кадров высшей квалификации.
Обозначенные выше три ключевых аспекта проявления системного кризиса отечественного образования являются, как вы понимаете, лишь видимой частью айсберга. Все намного сложнее и глубже. Но решение любой, даже самой сложной проблемы начинается с ее правильной постановки. Мы знаем, что нам нужно от средней и высшей школы. Систему среднего профессионального образования мы даже здесь не поднимаем: там тоже проблем хватает. Для изменения нашего образования к лучшему нужно осознание того, что рай мы уже потеряли. И для того, чтобы приблизиться к идеалу, его нужно построить заново. Как это ни банально звучит, но ситуация сейчас работает на нас. Нужно набраться мужества, перевернуть страницу и сделать все так, как надо. И никак иначе! Наши дети, наши учителя, наша страна заслуживают только самого лучшего в мире образования. А в кризисных ситуациях, как известно, мы умеем побеждать.
