Конечно, сейчас все обсуждают события в ДНР, Запорожье, Белгородской области, Каховскую ГЭС. И то, что будет после — после того, как СВО завершится, — пока не кажется злободневным. Более того, в сознании обывателя, во многом сформированном военным кино, ветераны просто возвращаются по домам и начинают строить мирную жизнь, лишь иногда рефлексируя, как в фильме «Белорусский вокзал». А в сознании чиновников решение проблем участников СВО сводится в основном к денежным выплатам.
Реальность, однако, гораздо сложнее. Тому же обывателю, да и чиновнику, стоит вспомнить, как возвращались домой советские солдаты после Афгана и других «локальных» конфликтов. И как неустроенность их судеб и невнимание к их психологическому состоянию сказались в девяностые — нулевые.
В США после окончания войны во Вьетнаме появился целый устойчивый термин «вьетнамский синдром», который впоследствии заменили на научный — ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство). В наше время нужно говорить уже не только о ПТСР, но и о целом комплексе социально-психологической проблематики участников боевых действий, требующем их реадаптации в мирную жизнь. Здесь помимо специализированной и тонко настроенной психологической помощи по преодолению травмирующих переживаний важны меры по восстановлению отношений с близкими, «принятию» человека в обществе (и «принятие» мирного общества им), профессиональному развитию, возможно, со сменой профессии, и многое другое.
Мы должны понимать, что речь идет о людях, которые каждодневно выполняли задачи, связанные с риском для жизни, и становились свидетелями драматических событий в жизни других людей — часто без возможности оказать помощь, и при этом были частью закрытого сообщества — армии. ПТСР может иметь разный механизм запуска: кто-то из военнослужащих получил ранение или инвалидность и не может принять это. Кто-то не может пережить выход из закрытого социума, а кто-то испытывает «травму свидетеля». При этом у каждого человека свой уровень стрессоустойчивости, и здесь недопустимы оценки типа «слабый» или «сильный». Физическая сила также не коррелирует с психологической: внешне крепкий мужчина может оказаться более ранимым, чем «неспортивный интеллигент». Поэтому к каждому нужен индивидуальный подход, квалифицированная «вежливая» диагностика. И, конечно, многосторонняя помощь.
Если этим не заниматься, риски велики. В ХХ веке, когда пресловутый «вьетнамский» (или «афганский») синдром не был нормально изучен, отсутствие полноценных программ помощи ветеранам часто приводило к росту алкоголизма и наркомании, вовлечению в криминальные схемы, семейному насилию, суицидам и росту социальных и психологических проблем у членов семей военнослужащих. В мировой литературе проблема «потерянного поколения», в данном случае ветеранов Первой мировой, описана у немецкого писателя-антифашиста Эриха Марии Ремарка.
Как решить эту проблему в России?
Прежде всего нужна государственная система оказания ветеранам и членам их семей специализированной, в том числе экстренной, психологической помощи. И проработка конкретных сценариев включения квалифицированных специалистов-психологов в работу социальных и иных ведомств, работающих с этими категориями. Отдельные востребованные компетенции — кризисная семейная и детская психология и психотерапия.
Очень важно, чтобы ветеран и его близкие не чувствовали себя пациентами, людьми «травмированными», неполноценными. Они — Защитники, выполнившие свой долг. Им оказывается поддержка и выказывается уважение. К сожалению, сейчас во многих регионах психологическая помощь рассматривается как нечто равное психиатрии, нередко к проблеме подходят однобоко и грубо. Когда ветеран, нуждающийся в сопровождении, видит рядом только психиатра и нарколога, но не видит того, кому он может довериться, он вряд ли полноценно пройдет реадаптацию.
Создаваемая система должна иметь «тонкую настройку», быть качественной и эффективной — тяп-ляп для галочки здесь не сработает. Можно посадить «попугая» в окошко для выдачи социальных пособий, но нельзя его же усадить в кабинет психолога: слишком велика цена ошибки и слишком тонка материя, с которой мы имеем дело.
Но легко сказать «создать систему», а как это сделать на практике? Ведь никто не отменял две традиционные российские проблемы — нет, я не про дороги и дураков, а про другие, более современные: «нет денег» и «нет людей». Да, специалистов в регионах мало, тем более квалифицированных психологов. И не хватает средств на то, чтобы их вырастить или нанять.
Значит, нужны федеральная государственная программа реабилитации и реадаптации ветеранов и членов их семей и сеть центров помощи с грамотными специалистами. И, конечно же, программа подготовки и переподготовки кадров, где следует собрать практикующих психологов и психотерапевтов, которые уже сейчас работают с травмой и ПТСР, в том числе у членов семей участников СВО.
Должна получить соответствующее развитие подготовка школьных психологов и социальных педагогов. У ребенка участника СВО в школе тоже должен быть чуткий помощник, «референтный взрослый», который не просто отправит ребенка, но вникнет в его проблематику и будет знать, что делать. И подключит при необходимости иные службы поддержки.
Немаловажно и активное вовлечение в решение проблемы гражданского общества. В России за последние годы появились НКО, имеющие опыт оказания долгосрочной помощи людям в сложных ситуациях, их адаптации в обществе, психологической поддержки ветеранов и членов их семей, реализации различных реабилитационных практик. Необходимо активно привлекать их к разработке государственной программы, используя их наработки. Также целесообразно учредить специальные гранты НКО на реализацию таких проектов.
Программа, о которой мы говорим, должна будет действовать не год и не два, так как процесс адаптации к мирной жизни, преодоление ПТСР, тревожности, сложностей с адаптацией (особенно для людей с инвалидностью) может занимать продолжительное время. Повторю: наша задача — помочь не только самим ветеранам СВО, но и их семьям: родителям, женам, детям. То есть мы говорим о программе, которая прямо и косвенно охватывает сотни тысяч жителей нашей страны.
Думаю, в дальнейшем можно говорить о создании специализированного ведомства по делам ветеранов, аккумулирующего все соответствующие программы и развивающего нужные профили и компетенции. Такой опыт в мире есть, целесообразно применить его и в нашей стране.
Главным итогом должны стать не сухие цифры в столбцах оказания материальной, социальной и даже психологической помощи, а живые люди, которые преодолели трудности реадаптации и нашли новые жизненные ориентиры, их счастливые семьи и здоровые дети.
