Лабубу прогремела почти год назад — небольшой 17-сантиметровый (если с ушами считать) брелок в виде монстра появился в Южной Корее. Пишут, что образ был придуман и нарисован еще 10 лет назад, но растиражировали его сейчас. Жутковатая девочка-заяц быстро обрела популярность и поселилась на сумках всех модниц от мала до велика. Оригинальную Лабубу продавали за 7–8 тысяч рублей, но уже летом вполне можно было купить реплику за 500. Все как всегда.
К теме монстров сферы кино, музыки и производства игрушек стали обращаться задолго до современных Лабубу. Просто, сетуя на жутковатых Хагги Вагги, взрослые почему-то забывают, что в их детстве были популярны Джек из коробки, игрушка «Сорванец» с одним зубом или миниатюрка Юрия Куклачева с нахмуренными бровями. И они были ничуть не менее странными (или даже страшными), чем современные Лабубу.
Что уж говорить про старых кукол, лица которых сейчас кажутся жуткими. Более того, они часто создают эффект «зловещей долины» — явление, когда человек испытывает тревогу или отвращение при взаимодействии с искусственными объектами, которые выглядят почти как люди. Но почему-то в прежние времена о запрете «страшных» игрушек ни у кого не возникало и мысли. Препятствовали выпуску некоторых игрушек совсем по другим причинам: сначала — из-за несоответствия советской действительности, а потом — из соображений качества материалов, которое было в приоритете.
Жуткое добрым не бывает
Старшее поколение уверенно твердит: в наше время злодеи были страшными, а добрые персонажи — красивыми.
— Теперь разобраться, кто есть кто, просто невозможно. Глядишь — перед тобой страшный зверь, а потом поговоришь с ребенком и оказывается, что это вполне доброе существо в их мировосприятии, — делится 54-летняя Светлана. И с этим мнением трудно спорить: впервые посмотрев на Хагги Вагги, ужаснуться с непривычки действительно хочется куда больше, чем умилиться. Но не будем забывать, что страшные игрушки были всегда, просто они были совсем другими. И, возможно, в моменте они совсем не пугали советских детей, как и современных ребятишек не устрашают новые монстры.
Современным детям нравятся Хагги Вагги и Лабубу примерно по тем же причинам, по которым советским детям нравились жутковатые игрушки, — это необычно. Такие игрушки отличаются от всех остальных и именно поэтому цепляют.
Тенденции к монстрячеству проявляются не только в сфере игрушек. Это просто резонансный пример, который в последние несколько лет наделал весьма много шуму. Но на самом деле монстры затрагивают куда большее количество аспектов, чем мы привыкли подмечать.
Каждый ребенок 2000-х наверняка вспомнит забавные йогурты с изображением скелетов на упаковке и сладкими драже внутри. «Если бы можно было вернуть что-то одно из детства, я бы вернул эти йогурты», — улыбаясь, вспоминает 26-летний Михаил. И он далеко не единственный, кто после закрытия этой франшизы сетовал на судьбу и мечтал о возвращении любимого продукта. В ту же категорию идут конфеты и мармелад в виде различных монстров, костей, глаз и прочих странных форм, который до сих пор частенько можно найти на полках магазинов.
Монстры преследуют нас везде: еда, одежда, посуда, аттракционы во всех парках развлечений, ну и, конечно, не одобряемый сегодня Хеллоуин. В конце октября можно было увидеть, что многие украшают дома, вырезают страшные лица из тыкв и одеваются в необычные наряды. Несмотря на то что этот праздник изначально принадлежит не нашей культуре, глобализация свое дело сделала.
Ужастики успокаивают
Не отстает от сферы монстрячества и кинематограф. Практически ежегодно киностудии выпускают мультфильмы про монстров. Стоит только вспомнить, какую популярность снискали «Корпорация монстров», «Шрек», «Монстры на каникулах». Какие просмотры они собрали в кинотеатрах и с каким удовольствием ежегодно пересматриваются тысячами детей и взрослых. Фильмов про Дракулу можно насчитать больше 15 штук, и их количество продолжает увеличиваться. А число поклонников фильмов жанра хоррор трудно даже оценить.
Причем ужастики любят не только взрослые, но и некоторые дети. Они обожают всю продукцию массового потребления, связанную с этим. Психологи уверены, что любовь к монстрам — вполне нормальное явление: экзорцистов звать не следует.
— Дети активно используют свое воображение, создавая фантастические миры и персонажей. Страшилки помогают расширить границы возможного и развивают креативность. Более того, через переживание страхов в игровой форме дети учатся справляться с эмоциями, такими как тревога и беспокойство. Это важный этап развития эмоционального интеллекта, — уверена психолог Мария Михайлова.
Однако стоит помнить, что у некоторых детей мистические истории вызывают сильную тревожность и отрыв от реальности. Поэтому стоит соблюдать баланс в потреблении разного контента и присматривать за тем, как именно ребенок реагирует на все фильмы с монстрами.
Что касается любви взрослых к ужастикам, этому есть сразу несколько причин. Во-первых, страх стимулирует выработку адреналина, дофамина и эндорфинов. Кто-то ищет эти эмоции в прыжке с парашютом, кто-то усиленно тренируется в спортзале, а кто-то отдает предпочтение страшным фильмам.
Во-вторых, экстремальные эмоции служат способом психологической разрядки, который позволяет отвлечься от ежедневных забот и неурядиц.
— Мне просто спокойнее становится. Я смотрю фильм, фокусируюсь на нем и не думаю о своих проблемах, — делится 23-летняя Софья.
В-третьих, таким способом люди преодолевают внутренние барьеры, проверяя собственную стойкость и выдержку.
— Мой молодой человек раньше до жути боялся ужастиков, ему даже было неловко, что я спокойно могу посмотреть любой страшный фильм. Для него это было целое соревнование, кто меньше покажет свой испуг в момент скримера на экране. Сейчас он иногда даже выигрывает у меня в этой негласной борьбе. Привык, видимо, — смеясь, рассказывает 23-летняя Полина.
Более того, отрицательные персонажи часто обладают яркими характерами, сильными мотивациями, сложной судьбой. Нам хочется им сопереживать. Да здравствуют те самые обаятельные злодеи, которых мы мечтаем спасти в конце фильма. Они зачастую вызывают у нас куда больше эмпатии, чем однозначные, простые, добрые персонажи. Ведь и сами люди совсем не однозначны, неидеальны.
Кажется, что с обилием игрушек, фильмов, продуктов и всего остального, что можно связать с тематикой ужасов, новизна пропадает и интерес к монстрам должен был утихнуть, но этого не происходит. На смену одним жутковатым игрушкам приходят другие. И все это на протяжении не лет, не десятилетий, а уже целых веков. Почему же дети все еще мечтают о плюшевом монстре, взрослые бегут в кино на очередной фильм про Дракулу, а йогурты со скелетами на упаковках завоевывают мир?
Обращение к монстрам в культуре явление совсем не новое. И речь не только о тех, кто играл в советские игрушки или ел легендарные йогурты в 2000-е. Тут стоит отматывать куда дальше. Сначала монстры использовались в мифологии для объяснения различных явлений. С развитием науки они стали появляться в искусстве. Всплеск интереса к ним прослеживается в эпоху романтизма. Именно тогда монстры начали появляться в литературе как отклик на социальные потрясения и кризисы.
За последние несколько лет интерес к фантастике и ужастикам вырос еще сильнее. Все дело в нестабильной мировой ситуации. Пандемия и конфликты сделали свое дело. Отношение к монстрам постепенно меняется. На многих из них мы сейчас смотрим без тени страха. Вампиры уже далеко не всегда злые существа, а ужасающая улыбка — совсем не признак дурных намерений.
Искусствовед Мария Шубина уверена, что в современных течениях строгие границы растворяются:
— В постгуманизме, например, бинарные границы «ужасный/прекрасный» размываются, в том числе животное и человеческое, милое и жестокое, между ними нет союза «или». Человек и ужасный монстр, и благородный, и уязвимый, и слабый, и сильный. Обращение к теме монстров в современных подходах сталкивает общество с его же темной стороной, показывая, что эпоха однозначности ушла. И самое страшное, — уверена Мария, — что популярная культура инаковость и монстрячество фетишизирует, производя из этого продукты, которые изначально создавались в реальной тревоге за будущее и критике социальных стандартов. Более того, когда главной валютой становится внимание, выделение от «типичного» лучше монетизируется.
Сейчас тематика монстров образовала огромный пласт культурных нарративов, форм и образов, к которым современный творец может обращаться вечно. Разумеется, если в обществе возникает соответствующий запрос. А посмотрев на сумасшедшие продажи игрушек-монстров, можно прийти к уверенному выводу: запрос есть! Еще какой!
