Допросов больше, чем ответов

Перед началом заседания журналисты поинтересовались у подсудимого: почему он настаивает на новом расследовании?  

— Я требую нового расследования, потому что свидетельства, которые давали моя гражданская жена Лапузина и ее коллега Синковец, отличаются от слов соседки. (По всей видимости, Захаркина удивило, что соседка видела в окно лишь одного мужчину и женщину. — Прим. авт.)  

— Как вы думаете, что скажут сегодня девочки?  

— Я думаю, их подготовили к суду.  

— Вы скучаете по ним?  

— Да, я скучаю по дочкам. Все время интересуюсь у адвоката их здоровьем. Меня беспокоит, почему они до сих пор не ходят в школу.  

На этом интервью закончилось.  

Далее прокурор начал зачитывать SMS-сообщения между Лапузиной и Захаркиным в течение всего их романа.  

6 сентября 2009 года.
Захаркин: “Смотрю на твои фотографии, и сердце бьется: я сильно тебя люблю, мой сладкий тигренок”.
Лапузина: “Как хочется пронести это счастье через много-много лет. Скучаю. Твоя кошка”.
Захаркин: “Сегодня весь день вспоминал наше знакомство, барсик мой нежный, сильно люблю тебя. Слезы наворачиваются на глаза, когда смотрю на твое фото”.  

19 сентября 2009 года.
Захаркин: “Ты основательно поселилась в моем сердце, прописалась там. Я люблю тебя, тигренок. Твой медвежонок”.  

23 сентября 2009 года.
Захаркин: “Если кто будет обижать тебя, будет иметь дело со мной: исцарапаю, загрызу всех. Твой котик”.  

5 октября 2009 года.
Захаркин: “Вы, женщины, странные люди, чем хуже с вами обращаетесь, тем сильнее вы привязываетесь. Я ради тебя изменился. Я живу и дышу ради тебя. Не звони мне пока”.
Лапузина: “Но когда же мне можно будет позвонить? Я соскучилась. Котик, я не понимаю тебя. Ну, подумаешь, понравилась я одному хрену. Ну, подвез меня. Во Владивостоке меня все возили. Просто я человек очень хороший. Можно я позвоню тебе?”
Захаркин: “А когда женатый мужчина пишет тебе SMS и ты это не прекращаешь — это нормально? Ты же обещала не заводить связи на стороне”.
Лапузина: “Он (речь идет об ее коллеге Александре. — Авт.) писал каждый вечер, пару раз говорил, что я клевая. Ладно, я больше не буду ездить на его машине, буду добираться на работу на метро. А нас с тобой ждет долгая, счастливая жизнь. И меня радует, что ты меня ревнуешь”.  

16 октября 2009 года. 3 часа ночи.
Лапузина: “Все нормально, я с девочками пиво пью, ложись спать”.
Захаркин: “Просто ответь: ты счастлива? Если любишь, позвони мне, я волнуюсь”.  

20 октября 2009 года.
Захаркин: “Мне плохо, больно, тяжело без тебя. Почему ты не берешь трубку?”
Захаркин: “Я готов к любой правде, пожалуйста, не молчи, возьми трубку”.  

30 октября 2009 года.
Захаркин: “Тигреночек, дай мне последний шанс, радость моя. Я же тебе дал этот шанс. Люблю тебя”. (Накануне этого сообщения Захаркин в порыве гнева пытался выбросить Ирину из окна.)
Захаркин: “Миллион раз просматриваю твои фотографии. Ты самая сексуальная, страстная, я не могу жить без тебя. Кошечка моя дальневосточная, я поддерживаю тебя во всех начинаниях. Мне никто не нужен, кроме тебя. Лучше тебя нет и не будет”. (Дальше идет огромное послание от Захаркина в стихах.)
Лапузина: “Где содрал?”
Захаркин: “Ты меня обидела”.  

8 ноября 2009 года. 18.52.
Захаркин: “Что случилось?”
Захаркин: “Просто ответь. Не издевайся надо мной, просто ответь, где ты”.  

9 ноября.
Захаркин: “Ты пропала на сутки. Я тебе еще нужен? Будь искренна перед собой: ты хочешь быть со мной?”  

10 ноября. 22.42.
Захаркин: “Тигреночек, ты скоро приедешь? Ответь, чтобы я не волновался”.
Захаркин: “Будь человеком, напиши. Тигреночек, я не буду ругаться, просто напиши, где ты”.  

11 ноября. 17.10.
Захаркин: “Завтра в 7 утра уезжаю в командировку, когда освободишься?”
Лапузина: “Попрошу менеджера купить со мной микроволновку”.
Захаркин: “Давай вместе сходим за микроволновкой.”
Лапузина: “Я тебе позже перезвоню”.
Захаркин: “Ты поняла, что домой топать надо, вместе купим микроволновку”.
Захаркин: “Ты где, тигренок? Извини за грубость”.  

Сообщение в 21.25.
Захаркин: “Ты мне вчера обещала не молчать. Что, тебе сложно позвонить? Ирина, не испытывай судьбу”.
22.47.
Захаркин: “Если ты меня еще любишь, позвони”.  

12 ноября, ночь.
Захаркин: “Ответь”.
Захаркин: “Скажи Кате “до свидания”.
Захаркин: “И Даше тоже”.
Захаркин: “Возьми трубку”.


Судья: — Даша, ты телевизор смотришь: “Час суда” или “Суд присяжных”?  

— Нет, я такие передачи не смотрю, я еще только во 2-м классе учусь.  

Судья: — Хорошо учишься?  

— Не совсем.  

Судья: — Вас учат в школе, что надо всегда говорить правду?  

— Да, учат, я знаю об этом.  

Прокурор: — Ты помнишь, как вы переехали из Владивостока в Москву?  

— Нет, не помню. Помню, что пошли во 2-й класс и жили на Саяновской улице.  

Прокурор: — С кем жили?  

— С мамой и Захаркиным.  

Прокурор: — Ты всегда называла его Захаркиным?  

— Нет, мы называли его Ником.  

Прокурор: — У тебя хорошие отношения были с Ником?  

— Мы гуляли, но не общались. Он постоянно был занят.  

Прокурор: — У твоей мамы и Захаркина какие были отношения?  

— Хорошие. Мы с мамой и Захаркиным вместе в парк ходили.  

Прокурор: — Они ссорились?  

— Да, ссорились. Однажды мы спали и вдруг услышали крик мамы: “Даша, Катя!” Катя испугалась и спряталась в шкаф. Я подбежала к двери комнаты мамы, но ничего не увидела.   

Прокурор: — Они кричали?  

— Да, Захаркин хотел маму выбросить в окно — так мне рассказала мама.  

Прокурор: — Ты в больнице лежала?  

— Да, у меня болела спина. Захаркин выбросил меня ночью из окна.  

Прокурор: — Почему ты думаешь, что это он сделал?  

— Дома больше никого не было. Накануне мама с ним поссорилась. В тот вечер она тащилась с микроволновкой домой, еле ползла. Захаркин сказал нам, что пора ложиться спать, мы легли. Перед тем как уснуть, долго смотрели на балкон. Потом я помню, что стояла на улице, обнимала дерево и говорила: “Помогите” — потому что мне было больно.  

Прокурор: — Сейчас как себя чувствуешь?  

— Нормально, сейчас уже ничего не болит.  

Адвокат Захаркина: — А ты Катю видела на улице?  

— Нет, не видела. Я увидела ее потом в больнице. Последнее, что помню, — как врач надел на меня маску и медсестра готовила какие-то препараты.


Прокурор: — Катя, а ты помнишь, как приехала из Владивостока в Москву?  

— Нет, не помню.  

Прокурор: — Захаркин хорошо к тебе относился?  

— Не знаю. Мы уроки вместе делали. Иногда гуляли. Он не очень много времени проводил со мной.  

Прокурор: — А кто больше времени проводил — мама или Захаркин?  

— Никто.  

Прокурор: — А во сколько ты из школы приходила?  

— Я во времени еще не ориентируюсь. После продленки меня иногда забирала мама, иногда Захаркин, а один раз друг Захаркина.  

Прокурор: — Ты в больнице лежала: что с тобой было?  

— Не знаю. У меня практически ничего не болело.  

Прокурор: — А как ты попала в больницу?  

— Не знаю.  

Адвокат Захаркина: — Когда вы начали называть Ника Захаркиным?  

— Когда мама сказала.  

Адвокат: — А папой вы его не называли?  

— Нет, никогда не называли.  

Адвокат: — Ты помнишь, как вас отвозили в больницу?  

— Нет, я ничего не помню, я проснулась уже на каталке в больнице.  

После допроса сестер Лапузиных в зал суда ввели подсудимого Захаркина. Судья рассказала ему, что говорили девочки, и предложила подсудимому задать им вопросы.  

Захаркин: — Они даже не смотрят на меня, как им задавать вопросы? Даша, вспомни, как ты отметила день рождения.  

— Ужасно, скучно было. Мы болели.  

Захаркин: — А как отметили без меня Новый год и майские праздники?  

Даша: — Не помню.  

Захаркин: — Помните, что я никогда не приходил к вам с пустыми руками?  

— Не помню.  

Захаркин: — Сейчас я нахожусь в таком месте, что мне нечего вам подарить, поэтому возьмите хоть это. (Захаркин протянул девочкам крошечные рисунки.)  

Судья: — Это запрещено.  

Затем слово взяла Ирина Лапузина.  

— Дочки от меня узнали, что Захаркин выбросил их из окна. Сначала я говорила им, что они упали с кровати, но потом уже не было смысла скрывать. В школе им начали бы задавать вопросы. Психолог объяснила, что можно им рассказывать все, потому что близко к сердцу они не восприняли эту трагедию. Также мне неприятно было слышать, что они продолжали его называть Ником, и я попросила называть его Захаркиным.  

Адвокат Захаркина Анатолий Вербицкий:  

— Вы видели, как Захаркин выбрасывал детей из окна?  

Лапузина: — Нет, но что я должна была им сказать?


— У моего друга обнаружили рак, и мы с приятелем отправились во Владивосток покупать ежовую икру. Там жила наша знакомая Настя, которая и познакомила меня с Ириной. В первый же вечер мы отправились в сауну. Я влюбился в Иру с первого взгляда. Она поразила меня своей красотой. Ночь мы провели вместе. На следующий день мы снова встретились, говорили о детях. Я рассказал о своей дочери. Следующим утром я улетел в Москву. Могу признаться, что за 30 лет жизни я не встречал такого человека, как Ирина. Я был настойчив, постоянно закидывал ее SMSками из Москвы, звонил ей. С ее стороны ничего подобного не было. Только перед Новым годом она почему-то призналась, что ей меня не хватает. Но на серьезные отношения я не рассчитывал. 23 февраля произошел переломный момент в наших отношениях, этот праздник она отмечала с двумя милиционерами и подругой. И после торжества первый раз мне сама позвонила: “Кроме тебя мне никто не нужен”.  

На 8 Марта я отправил ей в подарок медвежонка, а девочкам купил куклы. Мы стали более плотно общаться. В середине марта 2009 года у нее был отпуск, я купил путевки в дом отдыха в Подмосковье, и там она впервые мне призналась в любви. Мы купались, буквально тонули в этой любви. Я показал ей Москву, и как это символично: мы фотографировались возле стены Цоя (здание суда находится у стены Цоя. — Прим. авт.).  

Когда она прилетела во Владивосток, то позвонила мне и сказала: “В самолете я поняла, что тебя рядом нет, и заплакала”. В ответ я ее успокоил: “Мы обязательно будем вместе”. Летом 2009 года я снял 2-комнатную квартиру, и в июне Ира прилетела ко мне. 15 августа мы вылетели во Владивосток за ее детьми. Я всегда любил детей. Даже в Ирином городе, пока она общалась в подругами, я играл с девочками, они не хотели меня отпускать.  

Во Владивостоке мы некоторое время жили на корпоративной квартире, и меня насторожил один факт. Помню, я открыл лоджию в комнате, где жили дети, Ира ругала меня и говорила: “Никогда не делай этого”. А потом Лапузина рассказала, как однажды одна из ее дочерей чуть не вывалилась из окна, она еле успела поймать ее за ногу. Девочки любопытные, мало ли что могло произойти.  

15 августа мы приехали в Москву. В нашей съемной квартире все ручки окон замотали скотчем, на этом настояла Ирина. До 1 сентября я занимался с детьми с утра до вечера, пока Ира находилась на работе. Я кормил их, гулял с ними. Устроил их в школу, сводил на собеседование. Также определил их в местную поликлинику. Это непросто было сделать, т.к. у детей не было прописки.  

Ира возвращалась с работы не раньше 8 вечера. Я же перенес свой рабочий график до 17.00, чтобы забирать детей из школы. Все шло прекрасно. На этом моменте хочется поставить точку, но приходится ставить запятую…  

Вскоре появился коллега Ирины Александр Синковец. До последнего момента Ира говорила о нем как о менеджере, а он оказался руководителем отдела.  

В сентябре Ире исполнилось 27 лет. Она не носит украшения, у нее аллергия, и я подарил ей кусочек золота, который она всегда носила при себе.
И с этого момента у нас начались неприятности. Причем все конфликты происходили по четвергам.  

Однажды она пошла тусоваться с друзьями, вернулась в 4 часа ночи. Свое поведение объяснила просто — после ужина заскочила на дискотеку.  

В следующий четверг она сказала, что пошла пить пиво с подругами, и пропала. К телефону не подходила, вернулась в 4 часа утра. Это было 3 октября 2009 года.  

16 октября, снова в четверг, сказала, что ее начальник проставляется за свадьбу. Долго отпрашивалась у меня. На вопрос: “Почему ты не можешь взять меня” — она сказала: “Ты на этой вечеринке нежеланный гость”. После полуночи я подъехал за ней к ресторану, мы поругались, я разбил ее телефон. Зачем он ей, если она все равно не берет трубку. Ира была подвыпившая. На улице моросил дождь. Она стала тянуть у меня из рук зонт, оступилась и ударилась головой об стенку. (По словам Лапузиной, Захаркин сам ударил ее головой об стенку.)  

На следующий день мы помирились, сходили вместе в кафе. Тогда я спросил: почему твои друзья не хотят со мной общаться? Но она так и не дала ответа, просто обещала больше не напиваться. Но наступил следующий четверг, она вернулась домой в 4 утра подвыпившая. “Мы с подружками пили виски в подъезде”, — спокойно сказала она.  

После всех этих случаев у меня пошатнулись нервы. Я начал принимать новопассит, чтобы успокоиться, но близился очередной четверг. “У моего коллеги день рождения”, — заявила мне Ирина. “Но у тебя семья, дети”, — пытался привести я ее в чувство. В итоге я ее отпустил, она обещала вернуться в полночь. Но потом позвонила и сообщила, что поехала на закрытую вечеринку. К тому времени она была уже очень сильно пьяна. В час ночи выяснилось, что она выпивала со своими друзьями в гараже в Алтуфьеве. Я за ней приехал, до машины довели ее двое мужчин. “Что тебе не хватает?” — кричал я на нее дома. На что она ответила: “Меня задолбала твоя правильная жизнь”. Тогда я открыл окно и сказал: “Еще раз это повторится, вылетишь отсюда”. Но вы понимаете, это было сказано в сердцах. На следующий день я писал ей SMSки и извинялся за свое поведение. Еще я хочу заметить, как Ира относилась к детям. Однажды девочки заболели. Ира в это время находилась на учебе, она получала второе высшее. Когда я рассказал ей, что дети больны, она ответила: “У меня зачет по английскому”. Я опешил, ее волновали только учеба и карьера. 10 дней я отпрашивался с работы, ведь таблетки детям нужно было давать по часам.  

В это время близился день рождения детей. Но Ира не смогла провести этот день дома, уехала в командировку. Позвонила утром, поздравила девочек. В тот день их поздравили только бабушка и крестная. Я приготовил им стол, они спросили: “Почему нас не поздравил папа? И мама больше не звонила?” Мне нечего было ответить. Вечером я поставил на стол торт со свечками. Но праздник так и не наступил, они отказались выйти к столу.  

10 ноября вечером мы с Ирой сели обсудить нашу дальнейшую жизнь. Хочу добавить, что Ира за все это время ничего ни разу не приготовила, не убрала, не постирала.

 Однажды я не выдержал: “Мне надоело быть Золушкой. Я много не требую, ты можешь хоть домой приходить пораньше?” На этом наш разговор и закончился. 10 ноября она вернулась с работы в 2 часа ночи, сказала, что была у подруги. А утром 12 ноября я собирался в командировку, предупредил Ирину. Она тоже сказала о своей командировке в этот день, и зашел разговор о микроволновке. 11 ноября позвонила мне и сообщила, что микроволновку купит сама. Я надеялся, что она вернется домой пораньше. Но она не услышала моей просьбы, я звонил ей весь вечер, трубку она не поднимала. Обычно дети сами ложились спать, чистили зубы. В этот злополучный вечер я не видел, во сколько они легли спать.  

Сам я помылся, почистил зубы и в районе 1.20—1.30 ночи лег спать. Ирины дома еще не было. У меня не укладывалось в голове, когда же она собиралась обучать девочек пользоваться микроволновкой. Перед сном я отправил ей SMSки: “попрощайся с Дашей” и следующая — “с Катей, возьми трубку”. И провалился в сон. Через какое-то время услышал звонок от Иры: “Что это значит?” “То и значит”, — имел я в виду последнее сообщение: “Возьми трубку”.  

Я проснулся от шума в коридоре, видимо, Ира бросила микроволновку. Выбежал в коридор. “Посмотри вниз”, — кричала Лапузина. Я не понимал, что происходит, оделся и выбежал на улицу. Где увидел, как Ира укутывает во что-то детей. “Беги за телефоном, вызывай “скорую”, — сказала Лапузина. Когда я снова вышел из подъезда, увидел того самого Синковца. Я не понимал, что этот человек здесь делает. Потом они уехали, и через какое-то время раздался стук в дверь, на пороге стояли два милиционера: “Вы обвиняетесь в покушении на жизнь несовершеннолетних детей”.  

На этом моменте Николай Захаркин попросил взять перерыв до следующего заседания. Позже мы разговорились с Ириной Лапузиной:  

— Бог ему судья. Он так и не признался в самом основном. Я часто ошибаюсь в людях, но теперь никого на пушечный выстрел не подпущу к детям. Никто, кроме него, не мог совершить это преступление, в квартире никого не было. Сами дети не могли открыть балкон, ручки были замотаны проволокой, до щеколды они не дотянулись бы…