Лариса Вербицкая: "Утро в террариуме"

— Когда вы первый раз оказались на телевидении? И каким образом это получилось?

— Я заканчивала Кишиневский университет, отделение филологии, но по специальности работать очень не хотелось, а мой однокурсник в то время подрабатывал на телевидении. Фамилия у него была хорошая, запоминающаяся — Эдик Котовский. Он меня и пригласил. Я девочка робкая была, застенчивая, но подумала: почему нет? С тех пор все началось.

— Вы начинали как диктор?

— Да, я вела все программы информационные: на смерть Брежнева выпуск читала и молодежные программы вела, и музыкальные передачи, правительственные концерты. То есть, приехав сюда, в Москву, я уже была ко всему готова.

— Все помнят, как Кириллов читал на смерть Брежнева. Как вас, молодую красивую девушку готовили, чтобы прочитать “От Политбюро ЦК КПСС...”?

— Этот выпуск читался на два голоса: мужской голос читал на молдавском языке, я — на русском. Ну, мне доверили, вызвали в Госкомитет Молдавского телевидения. “Вы понимаете, какая лежит на вас ответственность, какое доверие мы вам оказываем. И, пожалуйста, максимально не краситься”. Это единственное пожелание было, чтобы я в эфире не выглядела очень эффектно.

— Это действительно экстремальная профессиональная ситуация... Брежнев жил, был вечен, и вдруг умирает Генсек — земля рушится. Для вас это было чисто профессионально — просто прочитать и все — или по-человечески тоже переживали?

— Да Бог с ним... Я всегда далека была от политики. Ну, чисто по-человечески. В семью приходит горе, это печально, это грустно. Вы хотите сказать, что я была девочкой, взращенной эпохой Брежнева? Мы все были воспитаны на лозунгах, на комсомольских собраниях, я всегда была девочкой активной — и секретарь комсомольской организации, и в совете дружины в “Орленке”. Вела за собой ребят. Частенько я была лидером в коллективе.

— А потом Андропов умер, Черненко... Это тоже вы читали?

— Нет, я уже оказалась в Москве. По семейным обстоятельствам.

— Вышли замуж?

— Да, мой муж жил в Москве.

— А что он делал в Кишиневе?

— Фильм снимал. Он кинооператор. А познакомились мы в цирке. Я с сыном пришла на представление...

— Вы с сыном. То есть вы уже были замужем или разведены?

— Да, я была одна, у меня подрастал сын.

— Замуж вы рано вышли?

— Возраст детей, Александр, не определяет возраст их родителей. Да, моему сыну 21 год, он студент 5-го курса, пишет диплом, учится на юридическом факультете Международного университета.

— Можно рассказать о первом браке?

— Это был неудачный жизненный опыт. Но у меня от него остался замечательный сын. Во всем есть какие-то свои положительные моменты, правильно?

— А в цирке как вы познакомились с нынешним мужем?

— Это была совершенно смешная ситуация. Сыну я давным-давно обещала, что свожу его в цирк. Сама я цирк никогда не любила. Для меня это непонятное искусство, какие-то трюки, каскадерство. Но тут уже отпираться было нельзя, хотя я после ночной телевизионной смены пришла. Мы оказались в цирке в какой-то компании иностранцев. В антракте вдруг ко мне подошел очень миловидный мужчина, улыбался все время. Это был оператор, они фильм снимали рекламный. Нас познакомили. У него была полная уверенность, что я иностранка и вообще ничего не понимаю: не реагировала на клоунские шутки какие-то, когда они падают — все должны смеяться, а мне не смешно.

И мой будущий муж сказал: вот, дескать, кого нужно снимать, а мы все ищем непонятно кого. Так мы познакомились. Он хотел мне в этот же момент сделать предложение, но понял, что это выглядело бы странно. Потом он уехал, и мы восемь месяцев переписывались. До свадьбы мы были на “вы”, у нас такие очень чистые, очень теплые, очень искренние были и есть отношения.

— Что важнее для вас — семья или работа?

— Я не отношусь к категории женщин, которые любят жить только домашними проблемами, хлопотами. Мне это очень быстро становится неинтересно. Я трудоголик по жизни. Мне нравится, когда у меня много работы, мне нравится вставать, нравится потом восстанавливаться, чтобы опять с новыми силами что-то делать, придумывать, анализировать себя, ругать, опять приниматься за новое, экспериментировать.

— Вы производите впечатление очень семейной женщины, у которой дома чистота, все приготовлено. Это обманчивое впечатление?

— У меня в доме действительно чисто, всегда есть что покушать. Но для меня чем меньше еды — тем лучше, потому что всегда существует проблема веса, формы. А мои мужчины не переживут ни одного дня без первого — супа или борща. Я несу этот крест уже многие годы, куда деваться!

— А у вас нет домохозяйки?

— Мне помогает по дому женщина, но готовим мы сами. У меня мама очень вкусно готовит.

— Кто еще живет в вашем доме кроме сына и мужа?

— Дочь 10 лет. Муж. Собака, попугай. Мама живет отдельно.

— Вы в Молдавии на телевидении, наверное, числились первой красавицей?

— Наверное, я со стороны производила приятное впечатление. Я к себе очень спокойно отношусь, не могу сказать, что у меня стопроцентно классические черты лица. Я далека от идеала.

— И за вами, наверное, многие люди ухаживали на том же молдавском ТВ?

— Ну а как вы думаете?

— Думаю, что да. А как вы реагировали?

— Спокойно. Вы знаете, я была очень увлечена своей работой. Я устала от неудачного первого семейного опыта. Очень много времени отнимал мой маленький сын. У меня болел отец очень сильно, практически был при смерти. Через год после моего отъезда он ушел из жизни. Еще я брала уроки, занималась постановкой голоса, у меня времени так много не оставалось на какие-то встречи, романы, хотя мне оказывали, конечно, очень много внимания. Просто не было человека, который бы настолько меня увлек, чтобы я могла потерять голову.

— Вы страстный человек?

— Могу быть страстной, но прежде всего я преданный человек. Думаю, что это ценнее.

— Классический образ преданной, верной женщины. Или это был бы слишком сахарный образ? Преданность имела свои границы?

— Просто страсть — это слишком просто, на уровне инстинкта. Но если за этим стоит нечто большее, тогда, конечно, страсть окрыляет.

— Вы опустошенная приходите домой после ТВ, никого видеть не хочется. Скорее бы добраться до кровати...

— Нет, у меня все равно остаются силы на то, чтобы заглянуть в портфель к дочери, чтобы поговорить с ней перед сном, обсудить ее проблемы. Меня никто не освобождал от домашних обязанностей.

— То есть бунта на корабле не было? Дома понимают, что мама живет в сумасшедшем артистическом ритме?

— Домашние вовсе не отслеживают мои телевизионные программы, и концерты, которые я веду, не всегда транслируются. Они с уважением относятся к моей работе, поэтому в день эфира сидят тише воды, ниже травы — знают, что в этот момент ко мне лучше в комнату не заходить. Потому что я или текст учу, или что-то пишу, или просто привожу себя в порядок. Дома меня настолько понимают, что, когда наступает утомление, я могу уехать отдохнуть на неделю на дачу. Одна.

— В “Останкино” вы работаете с 86-го года. Получается, вы уже ветеран телевидения.

— Нет, так нельзя сказать. Хотя утреннюю программу я веду практически с самого начала. Первый выпуск вела Татьяна Веденеева, а второй стала вести я вместе с Володей Молчановым. Наверное, уже лет тринадцать выходит эта программа в эфир, правда ее название менялось.

— А где сейчас те, кто с вами начинал? Валерия Рижская, например?

— Она уехала в Японию, вышла замуж, потом оказалась в Англии, потом еще где-то. Марина Бурцева в Америке, работает на русскоязычном ТВ вместе с Димой Полетаевым. Про Веденееву мы знаем.

— В общем, кто где. По миру раскидало девушек красивых, бывших когда-то лицом Первого канала, а вы бессменны.

— Так сложилось.

— Случайного ведь ничего не бывает. Почему вы остались на плаву, кто-то вас поддерживал?

— У меня никогда не было покровителей.

— Но говорят, что эти нравы телевизионные сродни шоу-бизнесу, когда есть продюсер, который может раскрутить любого человека, но тот человек должен пойти на какие-то уступки.

— Конечно, были тяжелые ситуации. Но для меня это все благополучно складывалось, и я никогда никому не давала повода для каких-то провокационных действий. Мой папа очень хотел, чтобы я была дипломатом, именно поэтому я изучала английский язык, занималась спортом. Но я к этому никогда серьезно не относилась. Зато какие-то папины пожелания воплотились здесь, в моей работе на ТВ. Потому я столько лет на телевидении — и без скандалов, без историй, без демаршей и хлопаний дверьми.

— И вы никому не завидовали?

— Я действительно никому не завидовала, мне нравились мои коллеги. Во всяком случае, старалась чувствовать только тепло по отношению к себе. Та же Ангелина Вовк, Светлана Жильцова, Моргунова, Шатилова, Шебеко — они всегда очень тепло ко мне относились. Но на телевидении все бывает. Еще Паганини говорил в свое время, что способным завидуют, талантливым мешают, гениальным — мстят.

— Если вы никому не завидовали, то завидовали вам?

— Я никогда не зацикливалась на этом.

— Говорят, что телевидение — это террариум единомышленников. Это слишком общий штамп? Вы это на себе чувствовали?

— Вы думаете, только здесь террариум?

— Нет, конечно, любой коллектив — это человеческие взаимоотношения.

— Нужно уметь существовать в этом террариуме. Правила игры должны или принимать, или не принимать.

— А какие правила игры в террариуме? С волками жить — по-волчьи выть?

— Нет, конечно. Я просто не вижу этого.

— Ну вы же живой человек, красивая женщина, которая привлекает внимание. Если вы не завидуете никому, то завидуют вашей красоте.

— Когда я начинала работать в программе “Утро”, со мной рядом были не только интеллигентные суперпрофессионалы, как Володя Молчанов... Были другие, которые доводили меня до слез. Были случаи, когда просто изводили меня. Знаете, если такое происходит со стороны мужчины — это тем более неприятно. Но я наблюдала: те люди, которые меня когда-то осмелились обидеть, их просто нет в природе. Кто-то умер, кого-то уволили.

— Ведущий новостей одного канала специально менял телетекст перед тем, как его должен был прочесть коллега-напарник. У вас тоже так все было запущенно? И как это могло быть? Хоть один пример.

— Манера общаться, тон, неделикатность, нетактичность — все имеет большое значение, тем более перед эфиром. Я человек эмоциональный. Мне говорят: это же мелочи. Но для меня все это очень важно.

— Многие, наверное, ломались, не выдерживали. У вас есть рецепт, как этого избежать?

— В какие-то моменты нужно быть жесткой, на “вы”. Мне это помогает в общении с людьми на работе. Когда есть дистанция, очень легко расставить точки над “i” и обозначить акцент. Я даже со своими гостями, артистами, друзьями, с которыми знакома очень много лет, никогда не общаюсь в эфире на “ты”. Это момент уважительных отношений. “Привет, Коля! Привет, Олег!” — для меня такого не существует. То же самое во взаимоотношениях с коллегами. Как на ринге, нужно держать дистанцию. Когда переходишь в ближний бой, там уже сложнее.

— Ну а вы сами разве никому подножку не ставили?

— Что же я буду наговаривать на себя, когда ничего не было? А потом, ведь это, наверное, отнимает очень много сил, много времени, направляет твою энергию совершенно не туда, не в ту сторону.

— Вы верующий человек?

— Я могу сжалиться. Но муж говорит: “Ты бываешь очень жесткой в своих рассуждениях и иногда так можешь обидеть словом”.

— Вот вы, значит, какая...

— Нет, он просто так говорит. Мы 15 лет вместе, у нас не доходит до оскорбительных баталий. Все, что наболело, мы высказываем друг другу в глаза. Но такие откровения я могу позволить себе только в отношениях с очень близкими людьми.

— Вот вы приезжаете в “Останкино”, выходите из машины и надеваете на себя маску благодушия. Так?

— Вы хотите уложить меня в какую-то форму, в какую-то формулу. Почему?

— Человек может быть разным. В эфире вы такая же, как в жизни?

— Телезрителя не должно волновать, что я застряла в сугробе, добираясь на машине, что у моего ребенка насморк, что собака лапу подвернула. Это никого не должно волновать. Телевидение — это телевидение. Есть задача программы — создать определенное настроение. Утренняя программа создает свой стиль поведения в эфире.

— А ваша задача — убрать от человека проблемы, подзарядить его.

— Он проснулся, у него болит голова, он провел бурную ночь, поругался с женой, другом, с подругой жизни. Если, включив телевизор, он увидит кислое лицо ведущего, заикающегося или кашляющего, сопливого, неблагополучного, то какие это может вызвать эмоции? А потом, ну что такое утренняя передача? Человек, выходя из дома, должен знать: не рвануло ли чего, нет ли очередного дефолта, взять ли зонтик и победил ли “Спартак” или проиграл. Вот и все.

— Вы говорите, что держите дистанцию, а на концертах?

— За кулисами — ради бога. Эстрада — это другое.

— Вы дружите с кем-то из этих людей?

— Я со многими за кулисами на “ты”. Махмуд Эсамбаев не любил, когда его называли по отчеству — Махмуд Султанович. И не потому, что хотел казаться моложе. Просто таким образом он располагал к себе. Мне не пришло бы в голову перейти на “ты” с Алексеем Владимировичем Баталовым.

— А с Филиппом Бедросовичем Киркоровым?

— С Филиппом на “ты”.

— Вы настраиваете людей на лучшее и сами являетесь символом хорошего настроения. А в жизни часто приходится прятать слезы?

— На ТВ у меня образ, к которому я и сама хотела бы стремиться, — быть красивой, здоровой и богатой. К сожалению, никому не удается пройти вдоль белой полосы, все идут поперек. Это обманчивое впечатление, что все так хорошо и замечательно. Я переехала в Москву, жила в коммунальной квартире, там было еще три семьи. Так что у меня жизнь была не самая веселая.

— Как вы себя перед эфиром настраиваете?

— Стараюсь набираться сил, приятных впечатлений.

— А сексом перед эфиром можно заниматься?

— Ну, это вы уж слишком. Я знаю, оперным певцам нельзя бурно проводить ночь перед выходом на сцену. Здесь я стараюсь соблюдать золотую середину. У меня не как в немецких семьях, где над брачным ложем написано: понедельник, среда, пятница. Нет, ни в коем случае. В этом отношении я абсолютно нормальный человек, и комплексов у меня нет.