— Евгений Абрамович, признайтесь, вы подозревали о грядущем назначении?
— Ясно, что без обсуждения со мной это не могло произойти. Я поставил несколько условий. Прежде всего чтобы моя должность называлась именно “уполномоченным по правам ребенка” и чтобы это, по сути, была максимально возможная в нынешней ситуации автономия.
— Вы будете сидеть в том же кабинете, где и бывший детский уполномоченный Алексей Головань?
— Да, там же, на Новом Арбате.
— Когда приступите к работе?
— После новогодних праздников. Сейчас надо все оформлять.
— Как будете делить дела с Голованем?
— Система уполномоченного — это не исполнительная власть, и здесь не должно быть подчинения. Мы будем просто иметь в виду: этим занимается московский уполномоченный, этим — федеральный, этим — взрослый уполномоченный. Мне кажется, что уполномоченный по правам — это такая странная должность, в которой не должность что-то обозначает, а человек, который на ней находится. И тот опыт, те представления, то узнавание, которые есть за мной, помогут мне в решении этих всегда непростых и болезненных вопросов. Я долго работал в школе, так что планирую заниматься правовым воспитанием всех московских детей и защитой прав всех участников очень непростого образовательного процесса.
— С этой целью будете создавать какие-то структуры?
— Конечно, будет совет общественный. Я думаю, в перспективе уполномоченный по правам участников учебного процесса может появиться в каждой школе. Но это должен быть процесс естественного поиска внутри школы, а не насильственное навязывание сверху.
— Вы будете таким же принципиальным, как и прежде?
— Когда 13 лет назад я стал впервые депутатом, друзья меня спросили: “Когда ты скурвишься?”. Это была шутка, но я почувствовал некую опасность. А потом решил: я же не ребенок, у меня есть представления об этой жизни, об этике, морали и уважении к себе. И я не понимаю, почему я должен стать другим, чем я есть, как человек.
