Почему картины Пикассо и Малевича стоят миллионы на арт-рынке, но до сих пор на улице людям предлагают только посредственные реалистические картинки? Почему арт-эксперименты остаются достоянием избранных? Или народ не готов к встрече лицом к лицу с современным искусством?”МК” решил ответить на эти вопросы и в очередной раз вывести современных художников на улицу. Столкнуть с неподготовленной публикой. И посмотреть, что из этого получится.
Наша арт-команда — шесть художников, которые активно работают на ниве современного искусства, так сказать, широко известные в узких кругах, — Олег и Ольга Татаринцевы, Леха Гарикович, Владимир Потапов, Сергей Катран и Андрей Митинев.
Место действия — Старый Арбат. Время — суббота, полдень. В арсенале художников — не только кисти и краски, еще и фломастеры, и даже белый пластик. Первым делом мчимся в театр им. Вахтангова, где для художников худрук театра уже отложил стульчики, за что ему, Кириллу Кроку, — отдельное спасибо. Акция бесплатная.
Не хотите по-хорошему?
— Вы кто такие? Что делать собрались? — подкатывают к нам два арбатских художника, когда мы только начинаем выставлять стулья аккурат напротив театра Вахтангова.
— Авангардный портрет будем рисовать, а что? Конкуренции боитесь?
— А чего вы у нас клиентов отбиваете! Отойдите-ка отсюда! Не хотите по-хорошему — будет по-плохому! — нападают на нас местные художники. И, выждав небольшую паузу, неожиданно удаляются к своим картинам.
— На Старом Арбате особые законы. Многие выходят сюда работать кистями и красками уже не первый десяток лет. К счастью, лихие 90-е миновали — “крыши” больше нет. Теперь художники платят только за аренду складов, куда на ночь убирают свои стенды. Тем не менее цены выставляют приличные: 1–2 тысячи рублей — портрет с натуры, 2–3 тысячи — по фотографии. А все потому, что клиентов мало. Народ настолько привык к арбатским художникам, что проходит мимо, разглядывая их, как часть архитектуры. Большей популярностью пользуются шаржи, они и дешевле — по 150 рублей, но и те приелись.
— Художественный Арбат разделен на сферы влияния, — рассказала мне за день до нашей акции престарелая художница Любовь Васильевна (имя изменено). — В начале улицы сидят художники из Москвы и Подмосковья (последних больше), в центре — эмигранты с Украины, а ближе к Смоленской — выходцы из других стран СНГ. Зимой многие уезжают на родину, становится легче. Новых людей они не любят, стараются как-нибудь оттеснить, выжить…
А и Б сидели на холсте
Но арт-команду “МК” просто так не выселить. Художники занимают места — у нас, как у Ильфа и Петрова, 12 стульев, половина для художников, половина для моделей.
“Подходи, налетай, модернизм выбирай! “— зазываю народ. И тот откликается. Первый клиент — Джон из Новой Зеландии — явно знает толк в современном искусстве. Садится перед Владимиром Потаповым.
У молодого художника, который, впрочем, уже успел сделать несколько больших проектов, в том числе и на “Винзаводе”, особая методика. Прежде чем начать творить, он расспрашивает модель: чем живет? Джон скромно рассказывает о музыкальных увлечениях, детях, жене, которая, кстати, наблюдает рядом за процессом… Пока Джон говорит, на мольберте появляются… буквы. На первый взгляд в хаотично разбросанном на листе алфавите логики нет. Но на самом деле в нем кроется шифр.
— Каждая буква несет свой характер и энергетику, а это влияет на ее положение и размер, — поясняет Володя. — Я пытаюсь подобрать ключик к человеку. Для этого завожу разговор, обращаю внимание на внешний вид, настроение. Потом, найдя ключевой момент, вербализую его в буквы, которые компоную на листе.
В общем, к психологу ходить не надо. Можно и художнику исповедаться.
Пельмень желаний
Проходит буквально десять минут — и вокруг художников уже толпа. Народ стоит стеной, очередь занимает. Большое скопление страждущих по искусству — около художника-изобретателя Сергея Катрана. Он не рисует, а лепит. Что именно? Пельмень. Зачем?
— Это портрет ваших желаний — вот разноцветная бумага, выбирай лист, какой понравится, и пиши самое заветное, — объясняет он юной особе, присевшей перед ним. — Так… твоя энергия концентрируется на листе, мы его, как начинку, сминаем — не бойся, мни как следует! — и упаковываем в тесто…
В роли теста у Сережи специальный белый пластик. Вначале он мягкий, как пластилин, но уже через полчаса — твердый как камень. Так что можно через много лет разбить и посмотреть, сбылось загаданное желание или нет.
— Я знаю такую фишку, — подхватывает студент Коля, с горящими глазами наблюдающий за действом. — Главное — верить, и желание сбудется. Здорово художник разыграл известную закономерность.
И Коля, между прочим, прав. Катран, по образованию он химик и биолог, исследует искусство почти научными методами. Идея с пельменем желаний пришла к нему после того, как он сделал метеорит, внутри которого законсервировал человеческие следы. Сделал из того самого пластика, из которого сейчас лепит пельмени. Идея проста, но многолика: содержимое запечатанного предмета обрастает особым таинством. Эта “фишка” эксплуатируется во многих культурах. Вспомнить хотя бы китайское печенье с предсказаниями внутри…
— А вот я не понимаю такое искусство, — вступает в дискуссию пенсионерка Нинель Александровна, в прошлом инженер. — Лучше старые добрые классики вроде Кустодиева.
Но, поразмыслив немного, дама добавляет:
— Наверное, я просто не доросла до современного искусства. Ведь в наше время такого не было.
Хорошо, когда сложившийся человек, воспитанный в иных традициях, может признаться себе, что не все вокруг дураки, а просто художественный процесс не остановить. На самом деле во времена юности этой пенсионерки все было. Только не в СССР — спасибо “железному занавесу”. Марсель Дюшан поставил свой писсуар-фонтан в американском парке еще в 1917 году, чем заслужил себе славу одного из самых влиятельных авторов в истории искусства ХХ века. Энди Уорхол возвел банку супа в ранг искусства в середине века. А наши — Малевич, Кандинский? Они перевели искусство на абстрактный язык в разгар Серебряного века. Тем не менее искусствоведческие познания большинства соотечественников заканчиваются Шишкиным. Но, несмотря на это, акция идет на ура.
Небоскребы судеб
— А можно мне семейное фото? — улыбается юная мама, обнимая сына, и подсаживается к художнику Лехе Гариковичу, знатному арт-юмористу. Но фотографией тут и не пахнет — Леха рисует космически! На бумаге появляются овалы лиц, но в них — ни носа, ни рта. Лицо у него легко превращается в стул. Или в актеров, которые выступают на лице, как на сцене…
— Я пытаюсь не кастрировать себя в искусстве! — объясняет художник. — Я принимаю сигналы из Вселенной. Строю из приходящих ко мне людей эдакие небоскребы судеб. Соединяю их в одни “коробки” и отправляю в долгосрочное плавание… А люди, которых я изобразил, потом встречаются! …
Проверить космическую теорию будет сложно. Но это и неважно — мама с малышом (а также еще десяток прохожих, ставших моделями) довольны и тронуты.
Сосед Лехи — самый громкий и увлеченный художник арт-акции Андрей Митинев. Он призывает вдохновение свистом. Для того имеется специальный свисток, который ему накануне подарил Гарикович. Свистит так, что Арбат аж сотрясается.
— Ты давай тоже свисти! Уверенней! — призывает Андрей свою очередную модель. У Митинева и стар и млад свистят — и серьезный дядька в пиджаке, и малыши, которые еще под стол ходят. Присвистев вдохновение, Андрей принимается за работу — неистово водит фломастером по бумаге. Появляются забавные портреты в духе голубого периода Пикассо — с синеватым лицом.
Хотели авангард? Получите! Митинев в кураже. Курит одну за одной. И даже кидается на колени без отрыва от художественного процесса. Тут и перформанс, и живопись в одном флаконе.
Портрет с отзвуком
Спокойствие царит только у самой титулованной пары арт-акции. Ольга и Олег Татаринцевы — художники со стажем, пишут, погрузившись в себя и модель. Вот что значит школа! Недаром Олег преподает в художественном университете им. Строганова. Очередь к Олегу и Ольге — человек по десять на каждого. Чувствует народ профессионалов.
— Мы начали с авангарда, но приближаемся к минимализму, — на секунду отрывается от работы Олег. Это он о направлении в искусстве, в котором давно работают супруги. Минимализм основан на простоте и единообразии форм. Никакой “кучерявости”, только чистые цвета, ясные и четкие линии.
Однако Ольга пошла дальше — ее портреты звучат. Нет, услышать их нельзя, но можно… увидеть звук.
— Мое лицо — симфония цветов! — рассматривая свой портрет, говорит турист из Анголы на чистом русском (признался, что рос в России).
И неспроста он так решил. Действительно, Ольга использует цвета так, что в них чувствуется ясный ритм. Будто имеешь дело с музыкальной гаммой. Она яркими четкими полосами закрашивает лица своих моделей.
— Я больше привыкла работать с абстрактными формами, а не с портретами. Но насчет звука — это правда, на последних выставках я показывала работы, в которых пыталась с помощью живописи передать форму звука, его линию. Чем ярче цвет — тем выше звук! — отзывается художница.
Тем временем ее муж Олег ищет геометрию в лицах.
— Меня уквадратили! — восклицает подруга нашего ангольского туриста, которую только что закончил писать Татаринцев. Получились квадратные очки, лицо и вообще все сплошь из прямоугольников. Минималистично и со вкусом, критикам бы пришлось по душе. Модели же все как на подбор — улыбаются.
Но есть, конечно, и недовольные. Кто-то проходит мимо и фыркает. Другие смотрят с непониманием. А вот идет художник-бизнесмен Борис Краснов и бросает:
— Что за дрянь? …
Несмотря на разнобой мнений о современном искусстве (а может быть, и благодаря ему), арт-акция “МК” собрала самую большую аудиторию из всех аналогичных акций. И это факт.
* * *
Пока художники-”акционеры” творили авангардные портреты, арбатские “гастарбайтеры кисти” сидели без работы. Переставляли свои стенды, бродили туда-сюда — не помогло, клиентов не прибавилось. Но и после окончания нашей акции к ним люди не особо-то побежали.
Так, может, и вам пора начать экспериментировать, господа живописцы Арбата, перестать считать народ за толпу невежд и предложить людям что-то новое?
