Мы же, понимающе ухмыльнувшись в будёновские усы, со взрослой рассудительностью продолжим вспоминать прошлое без восторженных пионерских слюней. Стекающих за шиворот начитанным очкарикам, которые путают развитой социализм с платоновским «коммунизмом за поворотом», а марксовский капитализм с пелевинско-сатанинским Апокалипсисом. Барабанный ура-патриотизм — со всем, что вредит прогрессу и процветанию.
Вторят призывам ведущей их по жизни партии о «непрестанном повышении-улучшении благосостояния-процветания» на новый лад. (Другой-то партии они не застали. Щенками были.)
Единственно что нас с ними («оттуда» и «отсюда») объединяет — лозунг «Лишь бы не было войны». Особенно под достославные первомайские, 7 (ныне 4-е) ноября. 8 марта. Новый год.
Тут поподробней…
Да, подобно России XX века, РФ XXI-го также хлебнула горя — в многочисленных региональных конфликтах. И вместе с молодым поколением мы, дети бойцов Великой Отечественной, свидетели Афганской бойни, низко склоняем голову пред памятью павших в этом веке. Но…
Ведь и в данном изводе ничего не изменилось.
Глобализм сражений прошлого столетия не отменяет жестокости конфликтов местного значения в новейшей истории. По их следам писаны книги, сделаны фильмы.
Как тут не поругать современные «вымученные» военные боевики. И не вспомнить советские «На войне как на войне» Трегубовича или озеровскую киноэпопею «Освобождение».
Хотя и нынешняя эпоха не обошлась без военных шедевров Балабанова, Рогожкина, Балкашинова.
А к примеру, бриусовским картинам типа «Солнцепёка» или «Шугалея», или «СМЕРШу» О. Фомина ещё стоит отстояться — дозреть. Правда, цунами мнений и сомнений они подняли немалое.
Так же и с праздниками…
Современные торжества для современной поросли потеряли свою свежесть и прелесть. Оттого что — элементарно вторичны. Уж для поколения Z (зуммеры-ютуберы) и Альфа (тиктокеры-пофигисты) точно. Они как бы не от века сего. Это и понятно.
Минимум три поколения не ведали войн по причине недозрелости. Знали только праздники. Скажем, рождённые с середины 1980-х. Серьёзный человеческий пласт.
Сейчас им уже под сорок. Они выучились в 1990-е и высадились в жизнь к середине 2000-х. Многие прорвались в зарубежные университеты.
И я не удивлюсь, если для них хэллоуин, день смеха, сурка или валентинов не менее ценны, чем наши. Уж молчу о православных. Коих немало, — но кто их помнит из тиктоковой инста-твиттер блогосферы?
Так же и с январскими…
Ведь что такое Новый год для советских пап-мам?
Это по-любому сбор всей семьи — от «а» до «я». Там и старики, их внуки, правнуки. И первым тостом — поминальная по дяде Васе, Пете, Сергею. Погибших под Ленинградом, Москвой, Ржевом, дер. Крюково.
Мало того, они ещё и споют хором:
Лейтенант израненный прохрипел: «Вперёд!»
У деревни Крюково погибает взвод.
Но штыки горячие бьют не наугад.
Их в живых осталось только семеро молодых солдат.
Их в живых осталось только семеро мо-ло-дых солдат…
Всплакнут и… «За уходящий, ребята!» — произнесут очередной тост. Распахнув форточку навстречу набегающему январскому ветру: дабы выпустить Старый год на вольные хлеба.
Ну, то есть было в том что-то сакральное. Даже не празднично-весёлое, а — именно сакральное. Напрочь повязанное прошлым. Что-то от святости. От того, что понять может лишь причастный.
Все те взъерошенно-отутюженные гости, дружно сидящие в «хрущёвскую» притирку, помнили Сталина. Его великую Победу. Одномоментно страшно-заполошную эру Зла. Лагеря. Посадки. Возвращение. Потери, потери, потери…
В каждой семье стоял где-то в кладовке тот приснопамятно-коричневый однотипный чемоданчик. С которым уходили… навсегда.
Это нельзя объяснить словами. Только чувствами, эмоциями. Только слезами. И — смехом сквозь плач в ощущении единения.
И сквозь песни:
А любовь девичья с каждым днем сильней.
Как же мне решиться рассказать о ней?
Я хожу, не смея волю дать словам…
Милый мой, хороший, догадайся сам!
Семья, находящаяся за столом, преображалась в некий чудесный ретранслятор всеобщей радости. И по пятам идущего по жизни горя. И безудержного счастья одновременно.
Сталкиваясь высоко в атмосфере. В слоях, не доступных разумному объяснению, эти сильнейшие по накалу эмоции наполняли нас, советских людей, каким-то необъяснимым чувством сопричастности к мировому добру, что ли. К тотально-вселенскому дуновению счастья. В этом был праздник.
В памяти. И — в надежде на лучшее. Мы их очень ждали: лучших светлых дней.
В галактике цифр, токенов и тегов эти чувства выхолостились. Стали куцыми. Бесполыми. Бесцветными. Превратившись в грёзы о газировке с пончиками по три копейки. И ни о чём другом…
Куцые люди куцего века.
Им достаточно громкой басовой музыки — дабстеп, drum-n-bass — и праздник удался. Миллениалы помнят только Скуби-Ду, дядю Скруджа Макдака, Смешариков, Губку Боба, Симпсонов, в конце концов.
Им неизвестны Чебурашка с Геной: они им просто неинтересны. Или Тимур с его командой. Когда густой яблоневый сад был в каждом дворе. И в каждом таком саду — оперативный штаб военных действий. И в каждом штабе-землянке все орудовали по строго установленным (командиром) ролям.
Ты — д’Артаньян. Ты — Мальчиш-Кибальчиш. А ты — храбрый лётчик Маресьев. И всей вооружённой деревянными шмайсерами с ППШ гурьбой идём за покосившийся древний сарай громить фрицев!
Они там — спрятались-окопались в суровом лесу. Это нужно сделать до пяти. Потому что к шести надо быть дома. Наряжать ёлку. Готовиться к празднику. Встречать гостей. Достать из дальнего комода книжку с песнями про красногвардейцев — её будет аккуратно листать бабушка Моря.
А весь стол подпоёт:
Эх, тачанка-ростовчанка,
Наша гордость и краса,
Конармейская тачанка,
Все четыре колеса-а-а!
…Поздней ночью, когда раздухарившиеся гости разойдутся, и предки будут устало похрапывать в своей комнате, мы с братом, пошуршав на мандариново-конфетном, заваленном конфетти столе, наполним родительский хрусталь недопито-шипучим «Советским шампанским». Подымем неумело-восхищённый тост за наше счастливое советское… Но увы.
То уже совсем, совсем другая история.
Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу!
— нестройно раздаётся где-то рядом из соседского окна.
И да…
Не забудьте, что после «Голубого огонька» грянут «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Вот это смак. Вот это — в натуре ништяк!
«Братан, тащи магнитофон», — «Всё готово, шеф». — «От винта!»
One, two, three o’clock, four o’clock, rock,
Five, six, seven o’clock, eight o’clock, rock,
Nine, ten, eleven o’clock, twelve o’clock, rock,
We’re gonna rock around the clock tonight...
