Кого можно считать оппозицией? Едва ли таким вопросом задаются люди в других странах. Если, допустим, в ФРГ «левые» или «зеленые» набрали мизерный процент голосов и не вошли в правительство, то они — оппозиционные партии. Если социал-демократы проиграли Христианско-демократическому союзу, но затем приняли предложение ХДС войти в коалиционное правительство, то СДПГ — не оппозиция. Если партия осталась вне правительства, она в оппозиции.
Если во Франции правоцентристский Союз за народное движение проиграл в прошлом году выборы социалистам, то СНД — оппозиция. В Америке оппозицией можно считать ту из двух партий, представленных в Конгрессе, которая не контролирует Белый дом. Так, во второй президентский срок Билла Клинтона республиканцы имели большинство в обеих палатах Конгресса, но все равно были оппозицией — по отношению к исполнительной власти.
Когда оппозиция не согласна с главой исполнительной власти, она голосует наперекор ему — если он не убедит ее в своей правоте. Когда в США готовится голосование в Конгрессе по какому-либо законопроекту, президент ежедневно говорит с сенаторами и конгрессменами, пытаясь склонить на свою сторону несогласных. Что характерно — без рычагов административного воздействия.
В России проще. Есть «властная вертикаль», вдоль которой выстроены все, снизу доверху и от края до края. «Горизонталь» (исполнительная, законодательная и судебная ветви власти, друг от друга не зависящие), по сути, не существует — одна рука и кормит всех, и стегает кнутом, и инструктирует, как надо голосовать или какой приговор выносить.
А что же российская оппозиция? «Системная», «внесистемная», «конструктивная», «непримиримая»... По большому счету, все это не оппозиция, а нечто другое.
Трудно считать оппозицией тех, кто сотрясает воздух «оппозиционными» тирадами, а потом голосует по главным вопросам полностью в угоду Кремлю. К «оппозиции» типа ЛДПР или КПРФ определение «системная» подходит как нельзя лучше — они являются частью системы власти.
Трудно видеть оппозицию и в тех фигурах нашего политического ландшафта, которые едут на Валдайский форум и там общаются с Путиным, «конструктивно» обсуждая вопросы предпринимательской амнистии и т.п. Если эти люди не понимают, что власть их использует для своей легитимизации, они едва ли годятся на роль политиков. Ну, а если понимают, возникает вопрос...
Новый президент Ирана Хасан Рухани, делая шаги навстречу Западу, тем не менее не стал встречаться с Обамой на сессии Генассамблеи ООН даже для короткого, «случайного» рукопожатия: он учитывает возможную реакцию в своей стране. Ираном правят муллы, но там есть реальная оппозиция — и консервативно-фундаменталистская, и демократическая, прозападная, которая открыто протестует против мракобесия и идет за это в тюрьму.
Реальная, сажаемая в тюрьму оппозиция со своей политической платформой есть в коммунистическом Китае, на Кубе, в Никарагуа и Венесуэле. В Бирме (по-новому — Мьянме) благодаря деятельности оппозиции страна перешла от правления военной хунты к демократическим преобразованиям, а лидер оппозиционной «Национальной лиги за демократию» Аун Сан Су Чжи стала лауреатом Нобелевской премии мира.
Не будем требовать от оппозиционеров, чтобы они шли в тюрьму за идею, — это удел немногих, сильных духом. Но между тюрьмой и Валдайским форумом есть промежуточная стадия — реальная деятельность, не совпадающая с политикой власти или прямо противоречащая ей. Методичная, скучная, тяжелая работа по выработке политических позиций, программных документов и мобилизации масс. Без грызни за руководящие посты в карликовых партиях. Без эпатажа, пафоса и гламура, которые в России почему-то дают людям право представлять «российскую оппозицию» — «внесистемную», понятно. С какого, простите, перепуга?
Можно быть «светской львицей», популярным блогером или известным литератором с оппозиционными взглядами, но какое это имеет отношение к оппозиционной политике? Пэрис Хилтон тоже придерживается каких-то взглядов (каких — до этого никому нет дела). Звезды Голливуда — в основном либералы, ну и что? Покойный классик американской литературы Говард Фаст был коммунистом, как и выдающийся драматург Артур Миллер, но это было их личное дело. Можешь (если на дворе нет маккартизма) популяризировать свои взгляды доступными тебе средствами, но это не делает тебя оппозиционным политиком.
А вот мало кому известный за пределами узкого круга политических профессионалов председатель Национального комитета Республиканской партии Райнс Прибус — политик, который впоследствии может стать губернатором, конгрессменом, сенатором или вернуться к юридической деятельности. Юристами по образованию являются почти все американские политики. Но этой (или другой) образовательной основы мало: надо проявить себя общественным лидером, активистом, генератором политических идей; надо поработать в общественных организациях и движениях — как Барак Обама работал в Чикаго до того, как в 1996 году был избран в сенат штата Иллинойс. Надо дальше подниматься по общественно-политической лестнице, профессионально занимаясь политикой, — как тот же Обама, который после восьми лет работы в сенате своего штата добился избрания в сенат США, четыре года отработал там, а уже оттуда попал в Белый дом.
...С кем точнее сравнить наших «болотных» манифестантов? Приравнять их к «оккупантам Уолл-стрита», к активистам «Гринписа»? Можно, конечно. Но тогда правильно называть их не оппозицией, а протестным движением.
«Occupy Wall Street» — спонтанное движение без структуры, формальных лидеров и политической платформы: нельзя же считать платформой возмущение по поводу капиталистической жадности! Выражать возмущение, конечно, надо: с 70-х годов у 90% населения США доходы не выросли, зато у глав корпораций увеличились вчетверо. Сегодня на 0,1% населения страны приходится 10% совокупного дохода американцев, а на самый богатый один процент — 20% доходов. Они эти деньги взяли не у золотой рыбки, а у среднего класса, который в США неуклонно сокращается. Но от стихийных протестов до оппозиционной политики, способной добиться принятия меняющих что-то законов, длинная дистанция.
«Гринпис» — антиядерное и природоохранное движение, в котором, безусловно, есть рациональное зерно, хотя есть и эксцессы (типа штурма российской буровой платформы в Арктике). Эта организация не принимает пожертвований от тех, кто ставит условия — не заниматься экстремизмом и т.п. Пожертвований не берут и от политических партий и правительств. Такое вот движение. Оно существует в 40 с лишним странах, но это не оппозиция.
Что нужно России? На мой взгляд, и то и другое. В зрелом гражданском обществе должны быть и спонтанные движения (к которым неизбежно прибиваются разные, в том числе не лучшие, попутчики), и оппозиционные политические организации — партии, межпартийные коалиции.
Но пока никакого зрелого гражданского общества у нас нет. Сегодняшняя Россия напоминает мне «страны народной демократии» типа ГДР: там были марионеточные партии для имитации многопартийности, были псевдодвижения для изображения народной активности...
«Россия, вперед!» — куда? Из тупика «народной демократии» (она же — «управляемая») можно только вернуться обратно — на ту дорогу, по которой сделали первые шаги в конце 80-х и в 90-е. А потом пошли обратно в Совок — и заблудились.
