— Шамиль Анвярович, позвольте, не с событий в «Олимпийском» начну, а что у вас в теннисе вообще происходит? Вот мужской финал US Open — 25-летний хорват Марин Чилич и 24-летний японец Нишикори, которые вообще-то за пределами первой десятки мирового рейтинга. Вас это удивило?
— То, что вышел в финал Нишикори — да, удивлен, я думал, его не хватит, потому что он играет все же за счет цепкости, и неплохо играет, но не обладает могучей подачей. Его подача принимается. И «набегать» на бетоне на финал — это дорогого стоит. А Чилич — конечно, молодец. Выиграл, и это делает ему честь, но, объективности ради, — Федерер к матчу с ним был уже просто мертвым. Но то, как сложилось, не умаляет, конечно, сделанного Чиличем.
— Классика спорта: здесь и сейчас.
— Да, история будет знать строчку, кто выиграл, больше ничего.
— Но вы не очень верите в то, что Чилич пришел надолго?
— Я не думаю, что его победа будет стабильной. Он хороший игрок, но реально пока говорить о том, что кто-то сильнее Джоковича, того же Федерера, Надаля, — нельзя. Эта элитная группа пока остается.
— То есть эту победу нельзя считать началом передела власти в мужском теннисе?
— Пока нет. Думаю, Джокович сильнее всех, несомненно. Почему не сыграл как должен был? А у меня, как всегда, особое мнение по этому поводу. Если вспомнить его операцию на горле в молодости — он очень долго восстанавливался, и не любой климат для него норма. А в Америке — жарко и влажно. Думаю, это способствовало тому, что сложные матчи у него были. И против Чилича он вышел уже на недовосстановлении.
***
— У Южного, Турсунова, Габашвили — травмы. Такое впечатление, что здоровьем уже вообще похвастаться на корте никто не может. Обилие травм ведущих теннисистов как следствие обилия турниров не остановить никому?
— Конечно, то, что происходит сегодня в теннисе, противоречит методике спортивной тренировки. Тридцать четыре, тридцать шесть недель соревнований — это могила. Если взять наши времена, когда играли деревянными ракетками, то возрастной ценз был около 40 лет. Но когда поменяли деревянные ракетки на композитные, то скорости возросли в среднем на 23 процента. Значит, требования организма увеличились почти на четвертушку. А количество зачетных турниров увеличилось. Отсюда такой травматизм, соответственно, средний возраст заканчивающих — уже примерно 28 лет. Это абсолютно неправильно.
А истоки ведь идут от 1968 года, когда Международная федерация в силу проблем отпустила профессионалов. В сфере влияния Международной федерации тенниса, ITF, сегодня находятся турниры Большого шлема, Кубок Дэвиса и Кубок федерации плюс молодежный и юношеский календарь. А все остальные турниры существуют под эгидой Ассоциации теннисистов-профессионалов у мужчин и Всемирной теннисной ассоциации у женщин — ATP и WTA. И это все частный бизнес. И никто не хочет поступиться своими финансовыми интересами. Да, возник конфликт интересов. И если даже говорить об Олимпиаде, — то на Игры выделены только девять дней, игрок может провести три матча. Слова «полный маразм» — самые подходящие для ситуации.
— А бороться некому и не очень выгодно?
— Профсоюз теннисистов сегодня очень слаб. Спортсмены могли бы это решить — по статусу и по возможностям, но их тяжело объединить: все звезды — эгоцентрики, сильное «я», а не «мы».
— А ведь у теннисистов была же история с бойкотом Уимблдона, правда, давно?
— Тогда, в семидесятые годы, профсоюз был действительно сильным и встал на защиту югослава Николы Пилича: он был на время отлучен от участия в профессиональных соревнованиях за отказ приехать в сборную страны на матч Кубка Дэвиса, — 92 человека из первой сотни мирового рейтинга отказались от участия в соревновании.
— Сегодня это невозможно?
— Почему? Джокович договорится с Надалем, и будет все в порядке. Нет, это все условно — от людей зависит. Но сам факт пока таков — в теннисе правят три организации, и никто не хочет свои интересы отдавать. Хотя позиция Международной федерации здесь наиболее верна — в силу того, что весь молодежно-юношеский состав у нее, будущее у нее, а более трехсот остальных турниров — это частные турниры. Естественно, теннис после футбола — второй вид спорта по многим параметрам, включая коммерцию. Спонсорские контракты, реклама одежды, обуви, покрытий, мячей, струн, ракеток. Это у нас система спорта устроена так, что трудно что-то сделать — федерации практически были на самофинансировании. Поэтому у нас не хватает, конечно, ресурсов для того чтобы быть первыми постоянно.
***
— Накануне старта в «Олимпийском» вы говорили о том, что результат — не самоцель. Подстраховывались?
— Во-первых, мы впервые вывели на корт молодежный состав — практически стопроцентный. Еще опыта командных игр у ребят не было (Андрей Кузнецов, Евгений Донской и Андрей Рублев, которых поддерживал Константин Кравчук). Ветераны у нас в травмах, а смена подошла уже к моменту, когда способна играть на серьезном уровне. Да, жаль только, что чуть раньше это не случилось — что эстафету чуть раньше не перехватили, мы бы тогда не оказывались на границе первой и второй лиги. Хотя все это, конечно, относительно: в теннис играют 210 стран, и мы все равно в игровой тридцатке находимся. Если сравнивать с футболом — это хорошо. Но у нас реально сейчас есть золотая молодежь — в прошлом году в возрасте от 12 до 18 лет мы выиграли семь главных турниров из 14. И по очкам молодежь нас вытащила на первое место в Европе в комплексном зачете.
Любой ответственный матч — тяжелый, но мы не концентрировались на результате перед началом, потому что все равно данному составу еще надо около трех лет где-то, чтобы встать на ноги и полновесно бороться за главные места. Конечно, мы не выходили проигрывать, но и результат не был самоцелью, главное, есть кому играть. С этой позиции мы с оптимизмом смотрим вперед. К тому же такие матчи — это большая школа. У нас даже Карен Хачанов, триумфатор прошлого года на Кубке Кремля, не попал в состав. Есть и еще ребята, которые этому составу в «Олимпийском» составят здоровую конкуренцию.
— Когда уходил из сборной Марат Сафин, вы говорили: нам необходимо 3–4 года, чтобы подтянулся резерв и мы имели равноценный двойной состав сборной…
— Да, чуть несовпадение по времени произошло. Это еще связано и с кризисными моментами — они убрали у нас средний уровень бизнеса. У российского тенниса ведь было около 20–25 компаний, которые спонсировали федерацию, и они ушли. Мы оказались в некотором вакууме. Но школа тенниса у нас неплохая…
— Шамиль Анвярович, только вы можете позволить себе такую формулировку!
— …потому что по молодежно-юношескому составу мы из последних тринадцати лет десять лет — первые, включая прошлый год. Молодежь на потоке. Но, возвращаясь к финансовым вопросам, мы не можем заключить со спортсменами договор, не обладая возможностями обеспечить его, и в силу этого у нас очень большие потери в переходном возрасте от 16 до 17 лет, 90 процентов потерь. А если взять только уехавших — 16 человек играют за другие страны, — это очень много, практически четверной состав сборной. Команды же у нас по четыре человека. Вот это жалко — если бы были более благоприятные возможности, думаю, таких проблем бы у нас не было, и для имиджа России мы бы гораздо больше сделали. Хотя в прошлом году у нас 561 победитель международного турнира. Каждую неделю, значит, поднимался российский флаг и звучал наш гимн в разных странах мира.
***
— Вам приписывают слова: весь спорт ушел вперед, а мы остались на месте.
— Говорил. Технологии спорта ушли, а мы в теннисе еще в Советском Союзе остались. У нас действительно золотая молодежь, но и большие потери. Но реально же — как нас в институтах учили? Что должно быть не больше трех пиков формы, а у нас в теннисе — только 14 обязательных турниров! Вот, посмотрим на этот матч в «Олимпийском» через призму подготовки: Рублев закончил играть в Америке, прилетел в понедельник. У нормальных людей печень при адаптации перестраивается только на 12-й день, селезенка на 9-й, можно по всем органам так пройти. А ему приходится играть в пятницу, то есть на четвертый день, самый плохой. Теннисисты все время так играют, значит, немного смещены у них эти сроки, проблемы-то никуда не деваются — по физподготовке, врачебному контролю, оптимизации тренировочного процесса, восстановлению. Личности имеют разные заложенные параметры. Но происходит ведь и смена покрытий, еды, воды, мячей, то есть условий — еженедельно. Поэтому травмы, которые сейчас пошли у лидеров, — это итог не сегодняшнего дня и не только у нас, например, у французов вся элита была выбита — а казалось бы, 25-летние парни! — это травматизм, приобретенный еще в 18 лет.
— Андрей Рублев, которого вы привели в пример, просто поднимал трибуны «Олимпийского» и стал самым молодым в истории тенниса игроком, выступавшим за Россию в Кубке Дэвиса. Недавно вы говорили о том, что 16-летнему спортсмену может быть предоставлена wild card в основную сетку юбилейного «Кубка Кремля». Не рано?
— Андрей из тех игроков, которые не боятся проигрывать. Проще говоря, неудачи его не ломают, а наоборот, делают сильнее. Он очень амбициозный и уверенный в себе теннисист. До московского турнира есть время. Но мне бы очень хотелось увидеть Рублева на таких больших соревнованиях. В этом году на Кубок Кремля приедут сильнейшие спортсмены. Чего стоит победитель US Open Марин Чилич или игрок «десятки» Ришар Гаске. Уверен, что Андрей не потеряется даже в такой компании. Тем более играть дома, при своих друзьях и болельщиках Рублев умеет, вы видели.
…А, кстати, возвращаясь к технологиям, теннис действительно требует очень серьезного подхода — у нас нет прецедентов, чтобы мастер спорта сложился быстрее чем за семь лет.
— Да у вас вообще чаще всего загадка: вырастет мастер или толку не будет. Как тренеры обычно говорят: кот в мешке.
— Знаете, к какому выводу я вообще пришел? Что сама подготовка в теннисе устроена вообще не так не только у нас, во всем мире. Если бы были возможности — все надо делать по-другому. Например, технологии возросли, а система обучения осталась, как была тридцать–сорок лет назад. Приходит ребенок, дают ракетку, начинают обучать с задней линии и так далее. У нас, правда, при нашем разгильдяйстве еще есть некоторое преимущество перед другими странами — если ребенок не идет к тренеру, меняют тренера. Ребенок же не виноват, что наставник не нашел с ним контакт! То есть мы работаем ближе к душе, к индивидуальности, к творчеству. Но вот приводят новичка. Лучше, если сначала год ребенок ходит на фигурное катание — получает гибкость, ловкость, укрепление суставов, потом на плавание — дыхательная система, пластика мышц. И только потом приходит в теннис. И мы сегодня можем узнать о его возможностях сразу все: что заложено генетически, кто он по психологическим данным, какая нервная система — сильная, подвижная? Тип нервной системы: холерик, флегматик? То есть пришел, сняли все параметры, определили — кто он, например: агрессор — не агрессор? И предоставляем ту среду, где он лучше раскроется. Если агрессор — ему надо полкорта с низкой крышей, с потолком, начинаем обучать с лета, ставим на паркетный пол. Он же агрессор — он любит выиграть в два удара. Значит, обучение отсюда и начинаем.
Тактика простая: ребенок выходит играть свой любимый теннис, а если этот любимый не дает результата, то должен уметь сыграть любой другой. То есть он проявляет личность. А затем мы «наворачиваем» то, что необходимо для игры, что позволяет ему быть, как игроку, без дефектов. А то у нас же на корте зачастую полуфабрикаты выступают — кто-то не подает, кто-то не в свой теннис вообще играет. В детстве уже можно определить пять-шесть групп разных детей, которые по-разному должны и раскрываться. И тогда они в своем амплуа максимально проявляются, а потом тренер только увеличивает возможности. Полуфабрикатов не будет. То есть я говорю об оптимизации тренировочного процесса — ничего лишнего, поощрение заложенного и развитие в определенные моменты. Все это известно.
— И где те тренеры, которые способны это осуществить?
— Есть среда, а тренеров мы сами сделаем. Уже со следующего года заработает кафедра тенниса в Поволжской академии в Казани. Мы сделали по новой системе учебники. Из массы студентов, наверное, можно найти 10–12 человек, которые будут делать именно так, как я рассказывал. На самом деле — проблем только две: чтобы нам не мешали и были возможности. Это реально сделать. Ресурсов пока не хватает, но все равно уже делаем. И реальность в том, что теннис мог бы быть национальной идеей у нас по одной простой причине: 561 победитель еще где-то есть? Круглогодично? И весь теннис-то стоит, как половина футболиста! Хотя я сам футболист в душе.
— Половина футболиста, но много-много легкоатлетов или пловцов.
— Ну, в чем парадокс, сотый в теннисе — это имиджевая составляющая, а четвертый легкоатлет — никто. Так же, как и боксер или еще кто-то. А в сотне сильнейших у нас — если взять и ребят и девочек — под двадцать человек. Это же пиар России. Это ведь у нас мало показывают, а мировая статистика о другом говорит. Для того чтобы мы были непобедимы, нам нужен бюджет в 30 млн евро. И остальное — я бы сделал за три года. Как мы умеем работать — история уже показала. Выиграны 33 турнира Большого шлема и шесть кубков — ни одна страна столько по командам не выигрывала. Можем многое, а возможности нулевые.
