Хорошие гены
Была красива. Подалась в валютные проститутки. Дело было в советские времена.
Что такое и кто такая — валютная проститутка? Женщина, подсылаемая к богатым иностранцам. Рядовой турист на роскошную проститутку не разорится. В «Национале» и «Космосе», да и в комсомольской гостинице «Орленок» контингент девушек нетяжелого поведения был отборный. Но работа ночной бабочки в этих отелях не ограничивалась секс-услугами. Девушки были не просто давалки с трех вокзалов или из Мытищ. В стране, где общение с иностранцами приравнено к идеологическому предательству, контакты дозволялись лишь при условии: обязательно «стучать». Соответствующие компетентные органы зорко надзирали за штатом «подружек» и требовали отчетов о проведенном вместе с гостями из-за рубежа времени. Иначе — прочь с панели!
Трудно вообразить, сколько унижений выпадает на долю жриц любви, сколько компромиссов приходится им заключать — с собой и властью. Но у той красотки, о которой рассказываю, была цель. Она хотела забеременеть не от убогого соотечественника (сограждан ценила невысоко: приспособленцы с заискивающими ужимками и нулевой функцией предстательной железы — такими их сделала коммунистическая давиловка), а от представителя свободного мира — ведь это совсем другая порода: крепкозубые, образованные, сами себе хозяева, не похожие на покорных приказу начальства или КПСС прилипал. От такого мускулистого мустанга-бизнесмена-теннисиста, выпускника Оксфорда или Йеля, она хотела понести и родить. Гены всегда проявятся, всегда свое возьмут, ее ребенок будет талантлив, энергичен, умен, настойчив в достижении высоких перспектив.
Я видел того, от кого она забеременела, — действительно белозубый, высокий, стройный, с тяжелой челюстью, в дорогих ботинках, пиджаке, галстуке. При золотых запонках и модных часах. Упрямый взгляд серых холодных глаз давал понять: обладатель стальных зрачков никому ничего не уступит.
О своих намерениях она ему не сказала. В ней не было жалкой надежды прицепиться, обвиться плющом, охомутать. Хотела гены, только гены. Ни на какую материальную помощь не рассчитывала. С проблемами надеялась справиться сама.
Родила. Нарадоваться не могла на подраставшего мальчика. Он был похож на отца. Гордый, надменный, сероглазый, с густой шевелюрой и упрямой нижней челюстью. Одевала с иголочки, имела возможность: покупала вещи (как прежде покупала для себя) у приезжих, некоторые постоянные клиенты, узнав о ребенке, сами привозили ей подарки. Умела ладить с людьми, к ней тепло относились, не считали подстилкой, видели человеческие качества, интеллект, ум.
Мальчик учился хорошо. Удалось определить его в элитарную (как тогда говорили, «специальную») школу. Были способности к языкам, к математике. Всё как она намечала: гены себя проявляли. Он, нет сомнений, превзойдет одноклассников, опередит их по всем параметрам, его ждет фантастическое будущее. Записала в секцию тенниса, возила на корт и в бассейн. Водила в консерваторию, в картинные галереи.
Но возник недоучтенный нюанс. В семьях соучеников, где он бывал, не могли не задаться вопросом: откуда у матери-одиночки средства на дорогие шмотки, спортсекции, такси? Кто она? Выяснили легко. Отказали мальчику от своих домов. Приятели стали его сторониться. Клевать.
Сам ребенок тоже хотел понять: чем занимается мама? Она лгала. Но одноклассники его просветили. В нем, сыне шлюхи, тонком, любящем мать, произошел надлом. Недостало ума и великодушия оценить жертвенный — во имя его же блага — порыв. Эксперимент. Стал стыдиться потаскухи.
Время утекало быстро. С годами клиентов поубавилось. Жить приходилось не столь вольготно, как прежде. Финансовые проблемы загоняли в угол. Подворачивались варианты замужества. Она их отвергала — потому что, во-первых, все еще не считала соотечественников равными себе, а во-вторых, потому что опасалась: хорошим отцом ее ребенку ни один из кандидатов не станет.
Иногда приезжал тот, кто был настоящим отцом. И, конечно, шевелилось желание все ему рассказать, познакомить мальчика с покровителем, могшим изменить его жизнь. А менять было надо: дурная дворовая компания и спортсмены из лыжной секции, куда он перекочевал, все глубже затягивали чадо. Но как воспримет ребенок сообщение, что его отец — англичанин? Это могло нанести его неокрепшей психике непереносимый удар. Травму, от которой он не сможет оправиться. И она не сказала ничего — ни ребенку, ни любовнику.
Миновало еще несколько лет. Нелепую, прежде казавшуюся такой правдоподобной и романтичной легенду о том, что его отец — известный физик-ядерщик — погиб, облучившись на полигоне, подросток сам поднял на смех. Она не стала разубеждать. Все меньше оставалось между ним и ней нежной доверительности. В его интонациях все чаще сквозили злоба, издевка.
Устроилась на работу в тот же «Орленок» — дежурной по этажу. Помог комитетчик, который курировал ее прежнюю деятельность и симпатизировал ей. Постепенно он начал с ней сожительствовать — в номере, где не была поставлена прослушка. Он был женат. К себе она эрзац-мужа не приглашала: что подумал бы сын? Комитетчик пытался определить «безотцовщину», как называл мальчика, в военное училище, но паренек оттуда сбежал, пропадал неизвестно где, вернулся в обносках, испитой, с выбитыми зубами.
Стал красть из дома вещи. Получил срок за ограбление киоска. Комитетчик вступился, просил за него, поэтому наказание скостили до минимума. Но природный ум и сметка отца-бизнесмена, на которые рассчитывала несчастная женщина, помогли пареньку сколотить банду и организовать крупную аферу. Тут и комитетчик оказался бессилен.
Наступила перестройка. Пришла свобода. Поседевший биологический отец вновь навестил ее. Состоялся откровенный разговор. Тащиться к незнакомому сыну в далекую северную колонию англичанин не захотел.
Где, в каком бараке, на какой северной параллели сгинули выдающиеся гены?
Геленджик
В звучании этого географического обозначения слышится мне теперь зловещее вжиканье отточенного ножа.
Геленджик — огромный, многолюдный курорт, пестрящий развешенными всюду (чаще — близ автобусных остановок) лозунгами: «На Кубани закон такой — дети в 22.00 идут домой», «Любовь к матери, Родине, Кубани — незыблемые понятия», «Будущее детей в наших руках», «Спорт — это жизнь»… Действительно, разве с этим поспоришь? Да и кто станет спорить? «Россия — страна-победительница». Победительница чего? Кого? Когда? Впрочем, и это неважно. Просто победительница — и всё. Важно вколотить в мозг тезис по самую шляпку, как острый гвоздь. Зато названия винных магазинов радуют неожиданностью и разнообразием: «Алкотека», «Божья роса», «Зеленый» — вероятно, по ассоциации со змием…
Я поселился на окраине этого рая, поименованной «Голубая бухта», — в живописном, укромном, расположенном меж двумя взгорьями оазисе. Утром спускался на пляж по тропинке средь корявых сосен и зарослей малины, возвращался, когда начинали летать светлячки.
Лежа на расстеленном поверх серой мелкой гальки полотенце, наблюдал за отдыхающими, за дымящими на горизонте сухогрузами, за резвящимся близ буйков дельфином… Но вскоре пассивное времяпрепровождение наскучило. К тому же дельфина обнаружили выбросившимся из воды — видимо, он не резвился, а нагуливал решимость, готовясь к самоубийству.
На раздолбанной маршрутке я добрался до центра курортной столицы. Погулял по набережной, обходя стороной трафаретные, в одной манере исполненные памятники: Лермонтову, Ассоль из «Алых парусов», «Туристу» с допотопным фотоаппаратом и «Старому маячнику» с медно-керосиновым фонарем в руке. Забрел в холл огромного отеля, где надеялся промочить горло. Но бар оказался закрыт. Я опустился в кресло.
Рассматривая мозаичное панно и фотографии на стенах, увлекся. И тут ко мне обратилась девушка в коротеньком халатике:
— Не желаете постричься?
Я подумал: почему нет? Она была симпатичная. А спешить мне было некуда. Правда, лицо ее портил небольшой поперечный шрам.
Во время стрижки разговор вился вокруг небывало жаркой погоды, небывало высоких цен на рынке и убожества модных злачных мест. Я спросил: как парикмахерша проводит свободное время? Она ответила: никак.
— Почему?
— Нет желания веселиться: болеет мать, младший брат наркоманит. Кому-то надо зарабатывать…
Сообщив об этом, она, вне связи с предыдущим, поведала о недавнем взбудоражившем курорт происшествии: жених и невеста накануне свадьбы рванули в открытое море на мотобайках и врезались в корабль.
— Такой силы был удар… Оторвало головы обоим, — сказала она. — Врачи закричали, когда привезли тела, — им с подобным сталкиваться не доводилось.
— Вы тоже видели? — недоверчиво поинтересовался я.
В этот момент в салон вкатил на инвалидной коляске парень. Он ловко и привычно управлял ею. Зыркнул на меня исподлобья и обратился к мастерице:
— Пострижешь?
— Буду занята долго, — отрывисто ответила она.
Толкая колеса громоздкого кресла, парень покинул зал. Седьмым чувством я уловил: эти двое говорили не о том, что было произнесено. Стрижка не требовалась инвалиду: он был коротко, очень коротко оболванен.
Некоторое время после его вторжения мы молчали. Парикмахерша хмурилась. Она и меня, кажется, собралась обкорнать под ноль; я остановил ее и полез за бумажником, чтоб расплатиться. Вообразив всю тяжесть жизни этой стройной девушки: недомогающая мать, одолевающий кавалер-инвалид, — щедро дал на чай. И задал вопрос — просто чтоб закончить начатую беседу:
— Кто были те двое? Ну, которые расшиблись…
Она ответила не в лад, так что я не сразу понял:
— Он со мной не считался, изменял направо-налево. А накануне свадьбы явился пьяный, грозил ножом: если ему изменю — зарежет. Он женится, а я ему не изменяй.… Ну, я его послала подальше… На прощанье. А он со злости меня ножом по щеке полоснул.
И показала шрам. А потом прибавила:
— Не разбился бы — разве была бы жизнь? Он бы то ко мне, то от меня к ней шастал.
Ее лицо исказила болезненная гримаса.
— Теперь он к вам ездит и ездит? — догадался я. — Он, стало быть, не погиб, выжил?
— Вы о ком? — удивилась она, — Ах, о женихе? Нет, не было у него шанса. Опять пьяным, наверное, гонять по волнам пустился. Голову так и не нашли. Вы о том, кто в инвалидной коляске? Так это брат. Нарколюга. Деньги ему нужны. При вас требовать постеснялся. Сейчас снова явится. Но я справляюсь, не жалуюсь. Зарабатываю достаточно. Нет у меня желания весело проводить время…
