…«Идти в народ» для артиста — высший пилотаж, здесь нет условности, сцены и зала, здесь ты, приставая к прохожим, легко можешь схлопотать по мордасам, исход каждой репризы не был очевидным. В итоге нам был важен натуральный срез: Россия как она есть, со всей открытой душой и абсолютным абсурдом. Итак, кладем диктофон для подлинности в нагрудный кармашек...
Действующие лица и исполнители:
Большой начальник — Владимир Шкелёв, звезда российской клоунады, настоящий интеллигент от цирка (что нынче большая редкость), отметивший прямо в день проведения акции свое 60-летие, однако не отказавшийся участвовать в нашем безумии (несмотря на то, что друзья его ждали за юбилейным столом).
Дурочка-секретарша — акционистка Ксения.
Подхалим большого начальника — акционист Ян.
Охранник — для понта в фирменной одежде.
«Трубы горят! Мерзавчик гони!»
Первый гэг — для разминки. Бабка на улице Пушкина торгует кувалдами.
У перепившего подхалима разъезжаются ноги, начальник с секретаршей под рученьки пытаются его тащить, подхалима тянет к земле. Начальник — бабке:
— Здравствуйте, гражданка. Хороший день, не правда ли? Подчиненный вот… заболел. Помялся весь.
— А я что?
— А у тебя, говорят, лечение есть… плесни.
— Так то по ночам. А сейчас в аптеку идите.
Подхалим тянется к топору:
— Плесни, говорю!
— Спятил, дурак? Сказала: в аптеку! Вон, напротив. Тигран!
Откуда ни возьмись грозный Тигран:
— Вам же сказали куда, а вы со своими выводами не туда идете! Кто вам про нас набазарил? (Заметив нашего охранника, утихомиривается. — Авт.)
…По дороге в аптеку — павильончик «Антиквариат». Какие-то медали, блюда, самовар. В руках у начальника — старый коричневый футляр, видимо, от маленькой трубы, похожий скорее на чемоданчик. В футляре — полосатая веревка. Зайдем?
— Командир, — говорит начальник продавцу, — берешь на реализацию? XIX век. Вещь. От сердца отрываю…
Продавец хмуро пытается открыть футляр, долго возится с замками. Минуту, две. Мы внимательно следим за его действиями. Наконец справился — недоуменно смотрит на веревку:
— Что это?
— Народное средство от депрессии. Повязал вокруг шеи — и ау!
— Я не понял. Где инструмент?
— Был. А вы не брали сейчас?
— Что я брал? — окончательно тормозит продавец.
— Значит, подчиненные пропили — вот они стоят, смущенные. Им стыдно, видите? Вам стыдно, негодяи? Футляр возьмите. XIX век. Вот заклепки, обивка… За все — 90 рублей.
— Не интересует.
— Как может такой шедевр не интересовать? Из музея. Сам Чайковский играл…
— Барахольщикам отдайте. Зачем мне простой футляр? У меня тут серебро! Вы откуда вообще слезли?
* * *
С машины мужик продает вязаные носки.
— Так. Торговля законная? Разрешение есть?
— Конечно, законная, дорогой. Вот машину поставил — и торгую. Все законно, моя же машина, не украл.
— Из барана носки?
— Зачем из барана? Баран — это мужик, холодно. Овечка — женщина, теплее. Арифметика простая.
* * *
…В обычной аптеке — очередь.
— Пропустите начальника, — грозно кричит секретарша, — проверка!
— Так, что тут у нас… спиртом торгуем? — сует голову в окошко начальник.
— Нету такого. Почему без очереди? — напрягается провизорша.
— Вы что, меня не узнали? Подчиненному моему надо. Видите, еле стоит человек… Войдите в положение, граждане! Всего-то мерзавчик, а?
— Мерзавчика нет. Настойки есть… для внутреннего. 27 рублей.
Подхалим открывает пузырек и залпом все «выпивает», по-чаплински опрокидывая за воротник рубашки.
— Полегчало? Гематогеном закусите?
«Брейте ее и сожгите!»
С крыльца спускаемся — кучкуется группа цыганок в черных платках.
— Какие проблемы, девушки? Не нужна ли помощь в вашем нелегком деле?
— Да вас сам бог нам послал! Сигареткой можно разжиться?
Подхалим протягивает пачку самой суровой, с желтыми зубами.
— Работать надо, красавицы! — взывает начальник.
— Их мужчины работать не пускают, — заступается секретарша.
— Они, наоборот, посылают, но не туда, куда надо, — уточняет подхалим.
— Вот, дорогой, ты нас понял! — радуются цыганки. — Да и куда мы пойдем, кому мы нужны? Все думают, мы воруем… Но, правду сказать, страну уже так обчистили, что нам ничего не осталось.
— Анекдот знаете? — веселится начальник. — Бежит баба по деревне, орет: «Снимайте белье, снимайте! Цыгане едут!». Проехали. Тут баба опять бежит: «Снимайте белье… и веревки тоже! Циркачи едут!». Вам хоть веревки оставляли…
— Я буду говорить, слушайте меня, — вступает желтозубая, — как мне пойти на работу, если документов нету? Читать и писать тоже не умею. Думаете, я не работала в жизни? Я все умею! Штукатур-маляр, самоучка. На стекле работала, неофициально, конечно… Ломаешь стекло и плавишь его, тяжелый мужской труд. Уволилась после рождения четвертого ребенка…
— А где дети?
— В школу ходят. А там поборы какие… каждый день по 50–100 рублей просят на обед, не дашь — дети голодными останутся. Других накормят и без денег, а наших — нет. Потому что у меня паспорта нет… все шарахаются от цыган. У кого из нас есть паспорт — те на пособие живут, 6000 в месяц, как многодетные…
— Мне вон дали по закону земельный участок в Марий Эл, — включается вторая, — а зачем он мне в Марий Эл, если я здесь живу? Там ни школы, ни воды, ни газа — пустыня… Писали, ходили, чтоб поменять или отказаться, — все бесполезно…
— Так, ладно. Вопрос в администрации поставим. Где вас найти?
— Да тут мы всегда стоим. А вы настоящий начальник? У вас весь плащ в пятнах.
* * *
Идем мимо парикмахерской. Идея!
— Здравствуйте, — начальник снимает шарфик, — у вас случайно нельзя сделать стрижки хорошей?
— У нас женский зал, — пока не напрягаются скучающие парикмахерши.
— Я хочу ее обрить! — Начальник гневно подталкивает секретаршу вперед. — Отправил в Москву, в министерство, а как вернулась — педикулез…
Секретарша садится в кресло.
— Лена, Лена подойди! — зовут кого-то мастерицы. Та появляется в дверях.
— Леночка, деточка, посмотрите, — нежно берет ее за руку начальник, — моя понахватала в столице каких-то инфекций, в голове ужас что… Никуда нельзя отправить одну. Ты где там шлялась-то?
— Не помню я…
Подхалим копается в голове секретарши:
— Начальник прав. Вши просто огромные. Повсюду. Кожа покраснела.
Лена смотрит волосы акционистки (для справки: из московской парикмахерской, едва заслышав о вшах, гонят в момент).
— Наголо, что ли, ее? — говорит как ни в чем не бывало. — 20 рублей. Да, вижу. Вшей много…
— Ну вот! — горячится начальник (округляя, впрочем, глаза на неожиданное для всех замечание Лены о вшах). — Теперь и у нас заведется зараза всякая. Вон чешусь уже весь.
— И я уже чешусь, Пал Семеныч, — вторит подхалим, — руки чешутся, ноги чешутся… охранник тоже чешется. Обрить ее, к черту!
— Брейте, и прямо сейчас волосы сжечь! — приказывает начальник.
— Ну сжечь я не могу, у нас нет утилизации, заберите с собой и сожгите на улице, это другое дело. Пойду за машинкой…
— Объясните, пожалуйста, моему начальнику, — заливается секретарша слезами (а что ей остается), — может, не брить? Кто я после этого?
— Ну что вы в самом деле? Зачем девочку под бритву? На зиму?! Вон в аптеке столько средств продается! Все-таки XXI век! — начинают кричать все мастера хором, засим с ними и прощаемся…
«Я вам что, за котами должна бегать?»
Входим в крытый колхозный рынок. Подсобный рабочий тянет на телеге целую ногу от лошади. Центнер, не меньше. Подхалим нарочно отходит в сторону.
— Постой, — останавливает начальник, — конина? Нам в подарок большому человеку надо всю ногу. Как думаешь, сможем на вертеле ее зажарить и потом целиком отправить за тысячу километров?
— Жарится она хорошо, мягкая. А как довезете-то?
— В купе. Одеялом накроем. Не испортится?
— Пахнуть будет. Может, нарубить? Как потащите-то? Вам лучше на месте купить…
— Там у нас вечная мерзлота, кони не ходят.
…В этот момент мимо начальника прохаживается подхалим как чужой, из заднего кармана торчит женская косметичка. Начальник, недолго думая, раз! — руку в задний карман и на глазах изумленного грузчика вытягивает оттуда косметичку (это как в Европе сейчас ворье в клоунских костюмах чистит народ).
— Спасибо, дорогой, с кониной все понятно! — хмыкает начальник удовлетворенно.
— А ты что сейчас сделал? — не врубается парень.
— Так на конину заработал!
— А-а-а…
* * *
У торговки справа — колбасы, слева набросаны тыквы. Секретарша шепчет продавщице на ухо, что большой начальник проверяет товар на импортозамещение…
— Турецкие тыквы? — подначивает подхалим, сдувая с начальника пылинки.
— Зачем турецкие? Со своего огорода. Про турецкие не видала, не слыхала. Свои тыквы, как перед богом. Наша тыква навоз любит, без навоза никуда. А навоз у нас какой! Это еще маленькие, в прошлом году под 24 кило вымахали на навозе! Какие манты получаются, ах!
— Но колбаса-то все-таки варшавская у вас! Разве не запрещено из Польши возить?
— Чушь какая-то. Вот «докторская» — из доктора, что ли?
* * *
К рыбе.
— Здравствуйте, граждане! Почем караси? Сами поймали?
— Из Камы карась, 150 за кило.
— Очень дешево. Балуете народ. По 300 продавайте. Нет, по 400. Слышь, Петрович (охраннику. — Авт.), даром же! Но мы не за этим. Новое распоряжение спустили сверху — отечественную требуху не выбрасывать, а выделять на прокорм полезным животным. В частности, котам.
— У нас нет требухи. Свежак полный.
— Ну вы можете мне почистить рыбу?
— Могу.
— Вот вам и требуха. Коты есть?
— Жил тут один, спит где-то.
— Разбудите, пожалуйста.
— Я не понимаю, вам что надо?
— Мы должны зафиксировать процесс скармливания. Нам для документации…
— А я что должна? Котов ловить? Кто такое придумал?!
«На бричке под баян веселее будет!»
Последняя точка контакта с народом — местный автовокзал. Зябко. Две девушки-студентки на скамеечке ждут автобусов до своих поселков.
— А вот скажите, — начальник надувает щеки, — у нас такой вопрос. Самый насущный: экологическая проблема на повестке. Бензин все загрязняет. А вот если бы запустили бричку вместо автобуса — вы поехали бы?
— Гужевой транспорт, по науке, — подсказывает подхалим.
— По городу лошадь задавят, — выдавливает из себя девушка.
— Как задавят? В столицах, вон, все давно на бричках… Маршрутки отменили.
— Так холодно зимой…
— Все продумано, не дураки ж сидят! Люди будут ехать в шарабане и сами себя нагревать теплым дыханием. И дешевле! Каждый со своим сеном приходит…
— Нет, до Можги далеко на бричке, часов шесть тащиться. Вы чё, вообще?
— К истокам возвращаемся, девушки. Проявите сознательность! Вы сидите в бричке, мобильники не ловят, смотрите на природу, дышите! Песни поете под баян! Сушечки-конфетки…
— Пиво-сухари-драники? Прикольно, конечно, но не зимой… околеем до Можги.
* * *
…Одинокая девушка скучает возле расписания.
— Гражданка, мы комиссия, интересуемся: вот вы уже городская, а в село не хотите вернуться навсегда?
— Да мне ваше долбаное село вот уже где! Там все развалено, там нет работы. Все предприятия сельские закрыты, и закрыты, как понимаю, намеренно, чтобы убрать конкурентов… Так что, захоти мы даже вернуться, нам деваться там некуда. И развлечений ноль. Знаете, какие там зарплаты? У меня мать доярка: в четыре утра уходила, в десять утра возвращалась. Потом вечером так же. Детей своих она не видела. И 10 тысяч за всё! И что мне там делать, объясните, комиссия?
Пожилая пара — видно, что мужчина явно жаждет общения, некому высказаться, вывернуть всю душу.
— Такой почин сейчас — надо молодежь в село вернуть, — обращается к нему начальник, — вот мы мониторим настроения…
— Вот такой политики не понимаю: если тут нет работы, мол, езжайте в Москву. Ну вся страна не переедет в Москву! У нас такой крупный совхоз был, миллионер. Взяли закрыли. Зачем? Никто не пашет, не сеет. Пенсия — копейки, огородом живем. Скотину кормить невыгодно. Скотина дорогая.
— А сено?
— Травой и крапивой не накормишься. Мука нужна, хлеб. Скотина требует. Зерно. Если кто трактор раньше выкупил — еще можно скотину держать. А без трактора никуда. Молодежь не идет, дураков нету. Они в городе все сидят по ночным клубам. Приучают молодежь не работать. Хотя по телевизору сказали: десять али двадцать тысяч будет штраф за тунеядство. Как раньше.
— Вы считаете, это правильно?
— Конечно, правильно! Правительство само довело народ… Не я ж в этом всем виноват! Распустили людей! На халяву живут. Кто у бабушек клянчит, кто у родителей. У меня дочка в школе работает в две смены. Семь тысяч получает. Она одна там молодая, остальные учителя старики. Где молодежь?
— То есть гаечки надо подкрутить народу?
— Обязательно!
— А в какую строну?
— По резьбе надо закручивать, по резьбе.
* * *
...Акция доказала, что в российской глубинке абсурд и реальность сливаются воедино: ежедневно и естественно. Большим начальникам легко пользоваться доверчивостью людей, оборачивая их настроения в свою пользу. Словами Пелевина, «в России реальность традиционно выглядит абсурднее любого вымысла, поэтому чем вымысел страннее, тем больше ему веры».
Ян СМИРНИЦКИЙ, Ксения КОРОБЕЙНИКОВА,
уездный город N в 1000 км от Москвы.
