— Здесь, в Юрмале, вы были почетным гостем конкурса молодых талантов. Вы же тоже знаете, каково это быть в шкуре соревнующегося...
— Еще как знаю, мне, правда, тогда было всего 19 лет, но такое не забывается. И хотя времени прошло много, но игра шла по таким же правилам: кто-то лузер, кто-то в шоколаде. Вот и на меня тоже смотрели все эти люди из шоу-бизнеса и оценивали. И знаете что, я не только там победила, но еще и познакомилась с менеджером, с которым до сих пор не рассталась. В общем, не нужно бояться, что кто-то вас будет оценивать. Если хочешь работать в поп-музыке, нужно нравиться людям. А если ты понравился жюри на конкурсе, то вполне можешь понравиться и кому-то еще.
— Ваша карьера может стать идеальной рекламой для музыкальных конкурсов. Думаете, подобное мероприятие и правда может стать отличным стартом для молодого артиста?
— Я как-то выступала в Риге, и после концерта нас повели ужинать. В ресторане играла группа, и в ней был гитарист, которому на вид лет 16. А он уже вовсю шпарит блюз, можете себе представить? Я не удержалась и на всякий случай телефончик взяла. Это я к тому, что карьера артиста зависит от кучи вещей. Когда я попала на конкурс, то уже умела играть на тромбоне, укелеле, гитаре и клавишных, у меня был опыт записи и работы в группе. В общем, я думаю, что к конкурсу нужно подходить уже с чем-то, с какими-то знаниями и планами. Победа в соревновании не гарантирует дальнейших успехов, если вы не понимаете, что вас ждет дальше. Конечно, конкурс — это опыт, и он поможет понять, что проходных концертов и аудитории, к которой можно относиться как к необязательной, не бывает. Если вы на сцене, то неважно, сколько человек вас слушает — 50 или 50 тысяч.
— Нас вряд ли можно обвинить в безосновательной лести, если мы скажем, что вы одна из самых ярких звезд нулевых. Но и у вас не все всегда было гладко. Вот, например, альбом «Folklorе» 2003 года. Отличная пластинка, но понравилась она в основном музыкальным критикам. Вам не обидно, что ее обошел коммерческий успех?
— Ну, не так все плохо. Еще она понравилась моим самым активным поклонникам, как с ними ни встречаюсь, они все время называют ее своей любимой. Но дело даже не в этом. Я пару лет назад была в Африке и провела урок музыки в одной из школ для девочек. Играла им свои песни, в том числе «Powerless» из того самого «Folklore». И вот как-то мы общались с этими девчонками, и они сказали, что эта песня до сих пор любимая в их школе, и даже спели мне ее. Пусть это прозвучит чуть пафосно, но музыка для меня должна что-то значить, и дело здесь не в ее успехе или долгой жизни, а в каких-то личных моментах, которые я запомню навсегда. Как, например, ту школу в Африке.
— Во всех своих альбомах вы смешиваете стили, у которых вроде бы и общего ничего нет. Это, наверное, рискованное занятие — никогда не знаешь, что в итоге получится. За пределами студии вы тоже любите рисковать?
— Я просто очень люблю развлекаться. По всем параметрам я вроде бы поп-певица и, значит, должна работать в некоторых рамках. С другой стороны, рамки эти очень условные. Мне же нужно добиться реакции от публики, а я смогу это сделать только в том случае, если в моей музыке будет страсть. И вот теперь нужно понять, как же ее добиться. Для меня путь один: мои песни должны быть объектом и моей собственной страсти. Вот я и жонглирую жанрами, постоянно что-то меняю. Кому такой подход покажется легкомысленным, а для меня это способ быть в тонусе.
— Между вашим первым альбомом «Whoa, Nelly!» и готовящимся «Spirit Indestructible»
— Ой, я, конечно, могла бы сейчас выразить солидарность с музыкальной индустрией и жаловаться на Интернет, но для меня все эти технологии принесли больше плюсов, чем минусов. Если вспоминать мою первую пластинку, то она, возможно, понравилась бы еще большему количеству людей, если бы музыка была так же доступна, как сейчас. Новые технологии позволяют артисту гораздо быстрее сблизиться с публикой, проникать в страны, о которых он раньше и не слышал, и получать мгновенную реакцию на свою музыку. Потом, не все же старое выброшено на помойку. Вот мы с вами беседуем, и это интервью можно будет прочитать в газете, приходили люди с телевидения, и с их помощью я попаду на экран, радио тоже никто пока не отменял. Конечно, есть трудности с маркетингом, но, по-моему, беспокоят они лишь один процент людей во всем мире. Музыка это же не только торговля.
— Один из ваших хитов называется «All Good Things (Come to an End)» («Все хорошее проходит»). Вам и правда свойственен легкий пессимизм или просто строчка понравилась?
— Ну ведь моим соавтором был Крис Мартин из Coldplay, поэтому без меланхолии здесь, конечно, не обошлось. Лично я чаще улыбаюсь, чем глотаю слезы, стараюсь получать удовольствие от каждого прожитого дня, но, как и все мы, не знаю, что будет завтра. Здесь нужно еще учесть, что эта песня завершала альбом «Loose». А пластинка у нас получилась очень веселой, жизнерадостной и энергичной. Нам, показалось, ей будет на пользу такой прохладный финал.
— И в завершение личный вопрос. Вы выросли в простой семье и отлично себе представляете образ жизни и ценности людей из рабочего класса. Ваша дочь Невис растет в совершенно других условиях. Какое окружение, на ваш взгляд, полезнее для ребенка: простое или богемное?
— Когда я была маленькой, все и правда было совсем по-другому. Я чувствовала себя частью сообщества очень похожих друг на друга семей, между которыми установились отличные взаимоотношения. Все было очень и очень просто. Моя дочь живет в более сложном мире, и я каждый день пытаюсь ей объяснять или, если хотите, расшифровывать то, что трудно понять ребенку. Почему мама в журналах, почему она в телевизоре, почему она поет на сцене. С моей работой иногда сложно мириться, но, я уверена, Невис все поймет правильно.
