Лучший подарок для взрослого мужчины — это тот, который он сделает сам себе. Лева как увлеченный собиратель маленьких копий немецких и французских авто с гордостью показывает свое новое приобретение — модель легенды
— Будет большая рок-вечеринка, или ты суеверный и сорокалетие не отмечаешь?
— Дело в том, что у моего сына Давида день рождения 30 августа, и теперь я, видимо, до конца жизни буду жить в тени его праздника. Это было масштабное событие с приглашением клоунов и дрессировщиков с животными. А свой день рождения я скорее всего отмечать не буду. Может быть, с супругой пойдем куда-нибудь перекусим, но не более. На круглые даты принято приглашать большое количество гостей, а кризис среднего возраста, видимо, в том и заключается, что хочется побыть одному.
— У тебя кризис среднего возраста?
— Трудно сказать. Кризис накатывает каждый год, и бывает трудно определить, который из них среднего возраста.
— И какие симптомы этого страшного недуга?
— Пока ничего пугающего. Если говорить о возрасте, то как себя чувствуешь, так и живешь. И есть прекрасные примеры вроде ребят из Rolling Stones. Они будут постарше меня, но прекрасно себя чувствуют на сцене. Может, им полегче в том плане, что они не дают по сто концертов в год, но все же у них красивая старость.
— Если вспомнить тех, кого в России по праву называют рок-звездами, то окажется, что все они люди уже совершенно не рок-н-ролльного возраста. Печальная какая-то картина...
— Я не изучаю подобную статистику, мое дело простое — пиши музыку и пой песни. Но вообще ты прав. Видимо, что-то пошло неправильно, потому что в конце
— Так получилось, что «Би-2» — хронически модная группа, которая уже много лет звучит весьма современно. Наверное, не просто на пятом десятке постоянно держать нос по ветру?
— Для этого ничего особенного делать не нужно, просто быть в курсе, и тогда будешь говорить на языке, на котором общается современная музыкальная индустрия. И еще мы стараемся все делать качественно, сводим альбомы в хороших студиях с хорошими продюсерами.
— Есть подозрение, что иногда все это важнее для самих музыкантов, чем для их публики...
— Ну я бы так к публике не относился. Потом, если уж говорить огульными фразами, то публику нужно воспитывать. Не прилагая никаких усилий, трудно быть понятым. Если сравнить Стаса Михайлова с «Мумий Троллем», Земфирой, нами, то можно услышать большую разницу. Вот Стас Михайлов свою публику явно не уважает, если предлагает им такое. Конечно, звук — понятие субъективное, и в карьере артиста не всегда играет главную роль, но для нас он важен, и мы не хотим стоять на месте. Все это, наверное, амбиентные разговоры, потому что главным всегда является песня. Но в современном технологическом мире всякие штучки и фишки тоже играют немалую роль. Фантазии нужно куда-то развиваться, и звук — это область, где можно придумать очень много разных интересных решений.
— Когда вы с Шурой начинали играть вместе, у вас было предчувствие, что вас ждет завидная карьера?
— У нас была какая-та внутренняя уверенность в том, что все будет развиваться по подобному сценарию. Возможно, это один из залогов успеха. Нужно верить в себя, и мы совершенно точно знали, что ничем другим заниматься не хотим.
— Почти все лето вы провели в турне и объездили много городов и стран. Можно ли говорить о том, что вы полны оптимизма, потому как убедились в стабильном интересе публики к рок-музыке?
— Люди приходят к нам на концерты, чем мы очень довольны и очень стараемся, чтобы их было еще больше. Рок никуда не денется, и ничего с ним не произойдет. Другое дело, что сейчас раздается очень много голосов по поводу того, что наших людей нужно оградить от всего западного, мол, это опасно, уничтожит русскую культуру. А это же неправда. Разговор-то идет только о том, чтобы хорошо делать свое дело. Мы не против русской культуры, мы против халтуры, которая заполонила и эстраду, и кино, и телевидение. Но почему-то некоторые общественные деятели думают, что ситуацию можно исправить путем запрещения достижений демократического общества. Все эти иски к Мадонне, нежелание толерантно относиться к геям, так недалеко до того, что и рок-н-ролл запретят как культуру, которая слишком много себе позволяет. Вот и будем слушать Кобзона до конца жизни. Я к нему очень хорошо отношусь, но хотелось бы разнообразия.
— Наверное, самая большая проблема для рок-группы — это смена состава. Все-таки между участниками таких коллективов складываются почти родственные отношения, и ротация музыкантов проходит весьма болезненно. Состав «Би-2» менялся неоднократно. Были какие-то серьезные причины, по которым тебя и Шуру не устраивали коллеги?
— Состав, который остался в Австралии, не приехал сюда по бытовым причинам. Год, а то и больше мы слонялись по съемным квартирам, и приглашать в не самый комфортный мир западного человека было как-то неудобно. И к тому же это очень большая ответственность срывать людей с места в ситуации, когда перспективы, мягко говоря, неясны. Мы набрали состав здесь, и люди, которые с нами играли, очень нам помогли. Они все из старой гвардии, весьма уверенно себя чувствовали на сцене, и для нас, тогда еще довольно зеленых музыкантов, это было важно. Но прошло время, и разница в возрасте начала сказываться. Мы всегда хотели соотноситься со временем, и стало понятно, что коллектив нужно омолаживать и возрастом, и мозгами. Хотя это, конечно очень, тяжело.
— Сейчас все стабилизировалось или со временем вам с Шурой могут понадобиться другие люди?
— Какой некорректный вопрос.
— Я и сам в шоке...
— Сейчас я очень всеми доволен. У нас прекрасные коллективные отношения, что очень важно на гастролях. Все друг к другу притерлись, а с Яном Николенко мы сделали вместе последние три альбома.
— Ты жил в разных, в том числе весьма комфортных странах, но в итоге выбрал Россию со всей ее спецификой. Это произошло по причине того, что ты поешь и сочиняешь на русском языке, или в России тоже есть своя прелесть и красота, которую, наверное, можно рассмотреть со стороны?
— Мы всегда ориентировались на русский язык и предполагали, что именно в России будем заниматься музыкой. Хотя, если бы мы остались в Австралии и вкладывали в Chiron столько энергии, сколько мы вкладываем в «Би-2», я уверен, что она стала бы там довольно известной группой. И все к тому шло. Но мы хотели писать и исполнять песни на русском языке и играть их не для эмигрантов. Так что приоритетов мы своих не меняли.
— То есть интеллигентские настроения в духе «пора валить из Рашки», которые активизировались в последнее время, тебя не затронули?
— Когда твое основное дело становится настолько важным, что тебе все равно, где жить, лишь бы оно развивалось, перестаешь обращать внимание на неудобства. Валить нужно, когда ты не можешь себя реализовать или возникает какая-то опасность. Пока все нормально, ну, за исключением того, что меня записали во враги православия после того, как я подписал бумагу в защиту Pussy Riot. Хотя, конечно, все это странно...
— Правильнее сказать, все это не на шутку пугает...
— Общество сейчас и правда очень напряженное, а уж когда вскрывается какой-то нарыв, как в случае с Pussy Riot... Но валить я все равно не хочу. Я просто не понимаю, что мне там делать, у меня и здесь все пока хорошо.
— Если все-таки говорить о других странах, то где тебе комфортно?
— Я часто бываю в Риге, где у нас много родственников, потому что жена у меня рижанка. Мы регулярно наведываемся в Прагу, где очень любим гулять. А вообще я люблю открывать для себя новые места, планета большая.
— Гарик Сукачев как-то сказал, что в семье одной рок-звезды более чем достаточно. Ты с ним согласен?
— До момента, когда дети подрастут и смогут самостоятельно принимать решения, пройдет еще довольно много времени. Если наши отпрыски проявят интерес к музыке, то я как человек, наступивший на все грабли, готов рассмотреть все амбиции, возникающие у молодых людей, и попытаться различить, где что-то стоящее, а где блажь, и сказать вовремя: «остановись».
— Наверное, после многих лет занятий музыкой бывает трудно испытать от нее восторг. Ты еще можешь наслаждаться роком и чем-то еще как потребитель?
— Я даже регулярно это делаю, за что большое спасибо Шуре. Я, как правило, отдаю ему свой
— Насколько я знаю, вы сейчас приступаете к наброскам для новой пластинки. Общественные настроения в стране как-то повлияют на будущие песни?
— Вряд ли. Те, кто поет на социальные темы, как правило, пишут об одном и том же. И все эти песни меня немного раздражают тем, что призывают к чему-то большие массы людей, на мой взгляд, творчество — очень эгоистичная деятельность, особенно если речь идет о музыке. Я не хочу никого никуда вести, мне гораздо интереснее рассмотреть в песнях самого себя с разных сторон.
— Я пытаюсь вспомнить, выступали ли вы на политических акциях разных партий, и в голову ничего не приходит. Не выступали или просто удачно это замаскировали?
— Бывали грешки. Но мы довольно быстро поняли, что это очень неприятные вещи. У компромиссов все-таки тоже есть определенные пределы.
— И последнее, тебя когда-нибудь посещали страхи на тему того, что ты больше не напишешь ни одной песни?
— Конечно. Бороться с этим можно весьма банальным способом — сидеть и работать. Если не работаешь, то в голову ничего не придет.
