На обложке — портрет погруженного в себя человека в монашеском облачении. Он словно проступает сквозь толщу двух столетий на фоне страниц старинной энциклопедии. В холеных руках католического монаха — книга. А в глазах — скрытая печаль. Несколько утяжеленная обложка усиливает загадку: кто же он, ставший не писателем, а «персонажем русской культуры»?
Признаться, начало книги утомительно для сегодняшнего быстрого читателя. Автор тома долго перечисляет родственников Печерина: со стороны мамы он — русский дворянин. Со стороны отца, кадрового военного, — польская кровь и дворянское звание, к тому же бездомность и бедность. Манера повествования слишком замедлена, выверена, как и положено быть работе доктора филологии. Хотя человек столь неординарной судьбы и решительных действий — настоящий клад для темпераментного жизнеописания.
Читатель хотел бы понять душевные проблемы этого неуютного человека, еще в детстве просившего у Бога: «Возьми меня с собой туда, туда на Запад». Его мать Пелагея Петровна была набожной, что передалось, но своеобразно, ее сыну. В поисках счастья мальчик прибыл в Петербург. Потом в университете поразил всех знанием древних языков и античной литературы. Им рано заинтересовались академики и даже президент Российской академии наук Уваров.
Природа наделила Печерина поэтическим даром — переводил Шиллера и греческих классиков. Стал полиглотом! Знаменитый Никитенко принял его в свой поэтический кружок, и будущий главный цензор оставил восторженное высказывание о Печерине: «Это человек с истинно поэтической душою. В нём задатки доблести, но ещё нет опыта и борьбы со злом». Автор книги рассказывает: Владимир Печерин по окончании университета сразу получил звание кандидата философии.
Книга Местергази издана крошечным тиражом в 500 экземпляров. Главный интерес к ней возникнет у филологов, мыслителей и персон духовного звания и, конечно же, увлечет интеллигенцию, обеспокоенную историей русской мысли.
Любопытно противостояние Герцена и Печерина. Переписка двух скитальцев обильно цитируется в этой книге. Естественно, автор не может скрыть своих предпочтений Печерину. Мыслящему читателю будет любопытно проникнуть в нарастающее с годами внутреннее недовольство Владимира Сергеевича самим собой. Но как пронзителен крик требовательного молодого человека к себе: «О, Боже! 25 лет! И ничего не сделано для славы! 25 лет — и никого подвига!».
Он внушал себе неотложную потребность покинуть Россию: «Нынешнее удаление от отечества, оно послано свыше». Ему бы жениться! Возможно, житейские добрые обстоятельства смягчили бы нарастающее недовольство и собой, и судьбой. По мнению автора, «Печерин боялся женитьбы, потому что для него это непозволительная роскошь». Оказывается, молодой поэт и философ страшился быта. В Петербурге ему трудно было обеспечить себя всем необходимым. А потому «в конце июля 1836-го он уже в Гамбурге».
Душой он с Россией не расставался. Писал письма Жуковскому, Аксакову. Его письма интересны самоанализом, отточенностью мысли, а иногда и дерзостью высказывания. В книге приведено большое письмо Печерина графу Строганову. Профессор Московского университета не принял мир богачей: «Когда я увидел эту грубую животную жизнь, эти униженные существа, этих людей без верований, без Бога, живущих лишь для того, чтобы копить деньги и откармливаться, как животные… когда я увидел всё это, я погиб».
А в дневнике петербургской поры он пишет о русской литературе, словно заглядывает в XXI век: «Состояние нашей литературы наводит тоску. Ни светлой мысли, ни искры чувства. Всё пошло, мелко, бездушно».
Через несколько лет европейского одиночества Печерин принимает католичество. Двадцать лет увлеченно предается миссионерству, но, видно, не познав духовного обновления, он выходит из ордена редемптористов, живет в Дублине, до конца дней он — капеллан в больнице для бедняков; бесприютный, нищий эмигрант разочарован в католицизме.
Автор книги довольно подробно исследует родство Печерина с центральными героями Достоевского. Эта глава, может быть, больше всего заинтересует студентов-филологов. Думающий читатель найдет в книге пищу для ума в сопоставлении разных точек зрения на «русского скитальца» зарубежных и сегодняшних критиков.
Елена Местергази обильно цитирует высказывания современных исследователей творчества Печерина. О нем писал Павел Басинский, а Владимир Бондаренко не только писал о русском мыслителе, но и совершил вместе с женой путешествие в Дублин, отыскал место захоронения Владимира Сергеевича на Старом Гласневинском кладбище. Увы, могилы Печерина не было: католики-редемптористы посмертно восстановили Печерина в ордене и перезахоронили его прах «на дублинском кладбище Динсгрейндж под безликой бетонной плитой».
В антологии «Десять веков русской поэзии» Евгений Евтушенко поместил несколько стихотворений Печерина и сам посвятил ему стихотворение. В книге оно есть. Цитирую всего две строфы:
Не видел он себя в миру,
который лжив — зато почтенен:
«Зачем живу? За что умру?» —
вот чем истерзан был Печерин.
…………………………………
Почти ничто не написал
и, не надеясь, что он вечен,
он Достоевским был замечен,
а может, и на небесах.
Публикации, статьи, стихи и книга о нем — все это знаки духовного возрождения Печерина.
