Реформа на манеже: без иллюзии и клоунады

Кто есть Александр Калмыков?  

Родился в 1953-м. Пусть не артист (хотя по званию — народный артист РФ), но в цирковых кругах человек очень известный, режиссер массовых представлений (всего около 40 цирковых спектаклей). Ставил 850-летие Москвы, закрытие Всемирных юношеских игр, легендарный фестиваль цирка на Красной площади, цирковые спектакли по произведениям Пушкина, Лескова, Дюма, Гете, Стивенсона. Трижды ходил в замах гендиректора Цирковой компании, сын знаменитого Дмитрия Калмыкова — директора Тульского цирка (собственно, Александр после аспирантуры ГИТИСа и возглавил этот цирк в свои 25 лет). С кем только ни работал — с Олегом Поповым, Игорем Кио, сыном Чаплина, масса имен…

С порога Калмыков производит впечатление человека умного и устремленного. Это уже много. Александр Дмитриевич знает цену цирку, его место; знает все профессиональные мифы и небылицы, знает, к чему цирк может стремиться.  

— Сколь надолго вы пришли?  

— Вопрос должен быть задан министру культуры, я не знаю. Но работаю уже 35 лет в этой системе (три раза был замом гендиректора Цирковой компании), так вот: у нас огромное хозяйство. И, видимо, министр учитывает, что если будет приставочка “и.о.”, то вообще никто не будет слушать, скажут — ну, это временный… Авторитет у меня есть, но все бы ждали постоянного человека. Однако есть одно важное правило: должны пройти официальные выборы…  

— То есть можно предположить, что Минкульт посмотрит, как вы справляетесь с обязанностями, и исходя из этого…  

— Конечно. Тем более что мы закончили первый этап цирковой реформы. Сейчас начинается 2-й.  

— Так какие цели перед вами ставит учредитель, то есть Минкульт?  

— Говорят: хороший футболист — тот, кто видит поле, ситуацию в целом. Вот какая ситуация сложилась на цирковом рынке? Есть частный цирк Никулина, есть цирк на проспекте Вернадского — он государственный, но не входит в нашу компанию, или такой же статус у питерского цирка на Фонтанке, цирков в Казани, в Ижевске. Эта ситуация закрепилась. Практикой. Опытом. Она всех устраивает. И Минкульт в первую очередь.  

Второе. В нашей Компании — 42 цирка от Калининграда до Владивостока, 78 предприятий. Очень показательный пример с Шанцевым, губернатором Нижнего. До того как его назначили, в центре города 21 год стоял недостроенный цирк. Он спросил: почему не можете завершить долгострой? А потому что цирк — федеральный, денег у Центра на культуру нет. Шанцев все сам достроил за 4 месяца. Но потом к нему пришла Счетная палата с претензиями: нельзя было области тратиться на федеральный объект. Хотя получается парадокс: ходят-то в этот цирк детишки-нижегородцы. Так вот теперь мы законодательно выводим небольшую долю федерального имущества в собственность регионам: понятно, что эта передача виртуальная, но теперь губернаторы, если хотят, могут законно помогать цирку, использовать цирковое здание для муниципальных мероприятий.  

— Ремонт — одна из самых больных проблем?  

— Еще бы. Представьте наши 42 цирка, которые построены в 60—70-е годы. Родина из них выжала все. И теперь их надо отремонтировать аккордом — сразу и вместе. Цена вопроса (по оценкам экспертов) — 26 млрд. рублей.  

— А почему обязательно сразу?  

— Можно, конечно, их чинить по частям, но это — хвост вытащишь, нос воткнешь. Бесконечный процесс… Причем эта цифра не настолько великая — она приближается к цене одного дома в центре Москвы или Питера...  

— Вы намекаете на Большой театр и Мариинку-2.  

— А у нас вся страна так. Хороший хозяин, понятно, стенку покрасит, но все, что касается коммуникаций, кабеля, труб горячей и холодной воды, пожарной сигнализации, — все это сгнило. Как поменять? Нужно разбить стену, вытащить, вставить новые, покрасить. Или взять самое главное — свет и звук, которые с 60-х отстают на целое поколение.  

— Каковы перспективы того, что средства вам выделят?  

— Полагаю, что достучимся. Да, на 2011 год для нас запланированы какие-то деньги, но их мало: если ремонтировать по 1—2 цирка в год, это растянется на 30 лет. Но ремонт — это, увы, не всё.  

— Есть социально острый кадровый вопрос...  

— О да. У нас есть артисты очень хорошие, хорошие, средние и плохие, как и в любом виде искусства. Конечно, избавляться от плохого трудно, потому что это люди часто бесквартирные, положившие жизнь на цирк, с детьми, со скарбом перемещаются по стране. Ничего кроме своего номера не умеют. И вот их надо выгнать. То есть просто приговорить. Стараемся не идти на радикальные меры, но решать этот вопрос придется, и сокращение артистического штата будет обязательно. Стареют люди морально, устаревают костюмы, музыка, реквизит. Былое чудо превращается в анахронизм.


— И наконец самое важное, что нас ждет: “ремонт” самого искусства.

— Да, сальто-мортале, стойка на руках — вещи основополагающие, они не стареют. Но вот подача, форма: костюмы, дизайн, музыка, свет — все нуждается в кардинальном обновлении. Цирковые шоу требуют серьезных вложений, чтобы у наших детей раздвинулись эстетические границы. Ведь никто не знает, где кончается театр и начинается цирк. Работал же гениальный балетмейстер в Ленинграде Якобсон — так половина его пластики состояла из акробатики. Причем конкретной такой, трюковой, из акробатики и эротики. И где там граница балета и цирка? Или цирк Соломонского (сейчас Никулина) в начале века в качестве аттракциона показывал кинопроектор. И все говорили: ох, какая иллюзионная штука!  

У нас есть потрясающие режиссеры, хореографы, дизайнеры, но вот они приходят, рассказывают о своих задумках, а меня начинает мелко трясти, потому что понимаю, во сколько все это обойдется...  

— Во сколько же это обойдется?  

— Я выглядел бы совершенно нелепо, если бы сейчас сказал вам, что пробью 26 миллиардов на ремонт и 50 миллиардов на новые цирковые спектакли. Однако у меня есть талантливый друг-голландец, его мать была в списке Шиндлера. Я спросил — как тебе удалось заработать за жизнь 300 миллионов долларов? (Это ж не Россия, там не наворуешь.) Он ответил: “До 40 лет бился головой в закрытые двери, и вдруг одна открылась”. Вот и я буду биться. Я не стремился к власти. И достаточно скептически отношусь к системе всяких повышений. Тем не менее, получив эту должность, хочу попробовать прежде всего развязать всем, кто работает в Росгосцирке, руки. Людям творческим — на творчество, финансистам — на новые варианты прибыли. Надо ставить высокие цели. Надо завести людей, чтобы они захотели создавать.


— Завести, говорите? А будут ли цирковым повышены зарплаты?  

— Это моя первая цель на новом посту. Мы разделили зарплаты артистов на четыре категории — высшая, первая, вторая и только пришедшие артисты. Установили новый минимум для только пришедших: раньше он был 8500 руб. в месяц, будет — 20 000 руб. То есть только что пришедший артист сразу получает не менее 20 000.  

— И когда произойдет повышение?  

— Волокитная штука, мы должны с каждым артистом перезаключить договор, надеюсь, что до 1 марта это случится. Но эти деньги мы должны сами же и заработать. А взять прошлый год — он был просто ужасным: сначала кризис, потом свиной грипп (и как следствие — запреты губернаторов водить детей в цирк), на елки надеялись, а тут погодка свалилась в минус 40, заносы… но все равно вышли с прибылью.  

К тому же это лишь первый этап повышения зарплат. Ведь для ряда артистов и сумма в 100 000 руб. недостаточна. Потому что существует в шоу-бизнесе некая справедливость, которую ввела группа “Ласковый май” лет двадцать назад. Их прокатывал один старый директор, матерый дед, и вот пришли к нему в “Олимпийский” совсем юные мальчики. Он спрашивает: “Ну, сколько вам, мальчики, заплатить?” — и называет самые большие ставки, которые платят выдающимся артистам. А мальчики говорят: нет, нам так не надо. Вы нам с каждого кресла заплатите по 3 рубля! У него очки упали. Я хочу сказать, что и в цирке сейчас есть такие феномены, которые имеют право на значительный процент от вала, и они должны его получать.


— Когда тигр напал на Артура Багдасарова, мы, соболезнуя, написали про это статью, а наши читатели на сайте mk.ru в комментариях высказали совсем иную позицию: дескать, в Европе животные в цирке давно запрещены, и мы немедленно должны прийти к этому!  

— Те, кто говорит, что Европа и Америка сегодня работают без животных, либо не знают, либо лукавят. Тенденция существует, это правда. Так, Фонд дикой природы считает, что дикие животные должны жить в лесу. В природных условиях. А в цирке могут остаться лишь кошки, собаки, лошади — домашняя живность.  

И мы последние 20 лет имеем сумасшедшие предписания от западных ветеринарных служб. Скажем, у вас номер — 10 медведей. Так для проживания в цирке одному медведю положено пространство по немецким ветеринарным нормам 5,5х5,5х5,5 метра. А если их десять? Поэтому директора европейских цирков не хотят связываться с ветеринарами, но цирковое искусство от этого страдает!  

— В цирке Дю Солей не страдает.  

— Да, и цирк Дю Солей, и Ронкалли лет 25 назад продекларировали, что у них не будет никаких животных. Эту декларацию они продолжают продвигать. Поначалу многие им пытались подражать, но в целом тенденция себя не выдержала, потому что в той же Канаде кроме Дю Солей есть еще десяток цирков, где животные есть.

 Или в Париже зайдите в главный цирк “Буглион”, где обнаружите лошадок по сто тысяч евро каждая в совершено сказочной дрессуре, белых тигров и львов. Они-то как раз ценят традиционность, именно поэтому во Франции Дю Солей как цирк не воспринимают. Французы считают его эстрадным шоу, а не цирком.  

— А что касается России?  

— У нас на сей момент цирк без животных невозможен. Если вам кажется, что дрессура негуманна, что нарушаются взаимоотношения в природе, извращены отношения человека и хищника, — дело ваше, не работайте с животными! А вот Николай Карпович Павленко, лауреат Госпремии, лучший наш дрессировщик, отвечает “зеленым” на вопрос: “Какой главный критерий определяет комфортное существование хищника?” Любой зооспециалист ответит: “Рождаемость!” — “Так вот у Павленко в цирке рождается десяток тигров каждый год”. Он сам забудет поесть, но тигры у него живут так, что и в волшебном сне не приснится: сыты-помыты-расчесаны, работают с кайфом.  

— И в каком направлении должна развиваться дрессура?

— А вот посмотрите. Раньше, при коммунизме, мы все были “рекордистами”. Всё кому-то что-то доказывали. Сегодня ты сделал двойное сальто? Значит, в следующей пятилетке обязан сделать тройное с пируэтом! Получишь орден, поедешь за границу представлять страну. То же было и в дрессуре. Мы требовали от животных таких вещей, которые они в природе никогда не делали. Приведу свой пример. Лет 15 назад я придумал номер артисту Олегу Красову. Трюки — у любого циркового спроси — что-то невозможное: на высоте 18 метров стоит гималайский медведь на одной лапе, качаясь на трапеции. А потом перебирает передними лапами кубики на трапеции. Затем становится на башку и вращается под куполом. Мы думали, что у ног этого медведя будет весь мир. Но вот пришел ко мне на репетицию один очень известный латиноамериканский импресарио и вздыхает: “Саша, вы, русские, ничего не понимаете. Вы хотите, чтобы медведь у вас стоял на ресницах, а мы хотим видеть, как человек ласкает животное. Мы хотим видеть в нем человеческие черты”.  

— То есть будущее дрессуры — игра?  

— Конечно! Люди должны видеть, что хищника не заставляют, не принуждают, а он сам ждет семи часов вечера, чтобы выйти и просто побаловаться. У нас есть Юля Денисенко, которая работает на коньках с белыми медведями (самые опасные хищники в цирке). И когда такое 3-метровое чучело выходит — становится страшно. И что же Юля делает? В ее номере белый медведь разгоняется и на пузе едет по льду, катается с полным удовольствием — ж-ж-ж! Зрители в восторге. Потом она прыгает на это огромное тело и начинает его, как в “Полосатом рейсе”, причесывать… Я смотрю и восхищаюсь, ничего другого и не нужно! И наши отношения с животными, конечно, будут все более гуманизироваться.


— Маленький вопрос: давным-давно мы не видели взаправду смешных клоунов! Все они какие-то…  

— Э-э, вопрос немаленький. Представьте — сидит полный цирк, музыканты, алкоголики, профессора, дети — и всех их надо рассмешить! И не на уровне известных телевизионных шуток, а по-доброму, тонко, с чувством многоточия… чтобы наивность была. Для этого нужен великий талант. Таких людей во всем мире становится все меньше и меньше. Комики и клоуны сродни юродивым. А у нас пропали городские сумасшедшие, пропали городские дураки, а клоуном надо родиться. И некому учить на клоуна. Некому писать для клоуна. Хотя “писателей” сегодня много, но пишут они пошло и плохо. К тому же здесь вопрос престижности профессии. Ведь на уровне подростковой самодеятельности у нас много талантов, но вот исполняется ребенку 17 лет, и мама говорит: “Все, сыночек, с цирком закончили. Теперь — в юридический”. Вот и всё. Не престижно. Бонуса нет.


— Гимнасты Волковы мне рассказывали, что некой централизованной фабрики, изготавливающей оборудование для цирковых, нет, все делают какие-то знакомые кулибины по спецзаказу…  

— Да, ни магазина, ни спецфабрики для сложного циркового реквизита у нас нет. Хотя есть фабрики, которые шьют костюмы, обувь, делают парики и шляпы, ковры и декорации. Потому что реквизит в цирке всегда уникален, это всегда изобретение, его нельзя поставить на поток. У вас в голове родился номер. К нему вы, как Леонардо, задумали аппарат, которого доселе в природе не существовало. Идете с этими мыслями на завод, как правило, авиационный. Подчеркиваю, завод это делает, а не дядька на коленке. Так вот вы заключаете договор с конструктором, долго объясняете ему, что хотите в результате. Целое дело. Он чертит чертеж. Потом изготавливают. Начинаете летать — все не так. И вот пошло по семь переделок!..  

Затем приносите аппарат в цирк. А сотрудник отдела техники безопасности и говорит: “А давай-ка, сыночек, проверим, соответствует ли твой аппарат ГОСТам!” Так, на трапецию должна быть 10-кратная нагрузка. Если ты с партнершей весишь 100 кг, то трапецию проверяют на 1000 кг. А потом только выдают официальный технический паспорт. Без этого тебя на манеж никто не выпустит. А если выпустит — сядет в тюрьму, и это не шутка.


— Недавно упали воздушные гимнасты Волковы… Как-то возможно в цирке регулировать травматизм?  

— А можно встречный вопрос: если бы Волковы не разбились, ваша газета о них написала бы? Это не упрек журналистам, это факт. Есть скандал — пишем о цирке, нет — не пишем. Конечно, нас подобное положение дел обижает. Мы из любимейшего народом искусства превратились в скандальное. Но по сути… Вот у меня был друг, Александр Акимович Городецкий, который высказал такую парадоксальную мысль: с тех пор как с площадного цирка исчез риск жизни, зрители перестали активно интересоваться этим видом искусства. Может, это слегка циничная фраза. Но… периодически бываю в Испании, в центре города стоит стадион-коррида. Я лично смысла в этом сакральном принародном убийстве бедного животного зрелища не нахожу никакого. Но тем не менее этот вид кровавого шоу сотни лет существует, и зараз собирает сотни тысяч людей. У публики есть тяга к риску, зрители хотят видеть опасность.  

Отсюда и дуализм в нашем цирке: с одной стороны, мы обязаны защищать канатоходца, который идет на сумасшедшей высоте, привязывать его всячески и… но как только зритель видит все эти лонжи, ему становится скучно. Поэтому риск в цирке является частью профессии. Но мы, цирковые чиновники, обязаны следить за тем, чтобы риск был защищен. Нужно продумать падение артиста, предвидеть его плохое настроение, мало ли кто-то позвонил — от гимнаста ушла девушка… Вот, например, у нас работают одни из лучших акробатов в России — Черниевские. Среди них есть небольшой парень, главный прыгун, делает просто феноменальные трюки. И как только номер заканчивается, он вбегает за кулисы и кричит: “Дайте-дайте кто-нибудь мобильный, скорее!” Набирает: “Мама, я жив!”