— Пелагея, с чего все начиналось? В Москву вас впервые привез продюсер «Блестящих» Андрей Шлыков и помог завязать необходимые знакомства?
— Нет, мы просто были знакомы. Когда мы приехали в Москву из Новосибирска с мамой, он нас пустил к себе домой пожить. Я дружила с его собакой.
— Новосибирск и без Москвы очень интересный в плане развития альтернативной музыки город, почему вы все-таки не остались там, а уехали?
— Да, в Новосибирске есть особая субкультурная жизнь. Но тем не менее для артистов площадка, достойная для взлета, — это все-таки Москва.
— Но Новосибирск все равно остается родным и близким, или теперь вы куда больше москвичка?
— Когда меня спрашивают про Новосибирск, я говорю: «Там есть метро, где есть телевизор, и прекрасный Театр оперы и балета, где выезжают кони». А если серьезно, я родилась в 1986 году, но при СССР мало жила, хотя у мамы даже еще сохранились с той поры семена для посадки. Новосибирск моего детства — это город, где мало народа, машин, где такие широкие улицы. Я и сейчас люблю там бывать, там такое людское отношение, которое расслабляет. И хочется ходить, улыбаться, разговаривать с людьми, как с братьями. Не хочется хамить... Хотя хамить никогда не хочется. Я все-таки думаю, что нам не хватает доброты и участия к людям, русские все-таки немного злые.
— Вы принимали участие в таких значимых концертах, как торжественное открытие фестиваля, где присутствует президент, потому что вы вообще нравитесь руководителям государств? Как вам это удается? Вы еще, помнится, пели перед троицей президентов на встрече Ельцина с Шираком и Колем, принимали участие в концерте, посвященном
— Это все было раньше. Все-таки с тех пор прошло много времени. А к президентам приглашали, думаю, потому, что та национальная идея, которую мы пытаемся воплотить в музыкальную форму, она была необычна. При том это была маленькая девочка, их такое привлекало как некая примета возрождающейся, но при том юной страны.
— Интересует ли вас, скажем, исконная белорусская песня или только русская?
— Да, конечно, интересует, у белорусов прекрасный фольклор, а я собираю этнографические записи. А еще здесь очень красивые девушки, мы с мамой как-то раз говорили, что, видно, сюда татары не дошли. Вот так — парни уже неинтересны, я девушек оцениваю.
— У вас был дуэт с Крисом Норманом, с кем еще вы бы хотели спеть и какую музыку вообще слушаете?
— Музыку больше зарубежную, конечно. Джаз, рок, альтернативу, поп-музыку мало. Но у меня нет антагонизма с нашими поп-артистами, просто мы сами по себе, нам и так хорошо. А дуэт... Конечно, мне нравится «Океан Эльзи». Когда я вижу Корчака, мне хочется, чтобы наши глаза слились в одной композиции (смеется). Но я с ним незнакома, и он как-то не рвется. Я преклоняюсь перед Земфирой, часто думаю, если бы мы могли что-то создать вместе, это было бы счастье.
— Говорите, что со всеми хорошие отношения. А между тем Надежда Бабкина как-то раз высказалась о вас негативно, дескать, «что у Пелагеи за репертуар? Смех один. Заблудилась, избрала другой путь». Не обидно?
— Слова Бабкиной я не слышала, ведь, к сожалению, в лицо никто из коллег ничего не говорит. А вообще я часто слышу в свой адрес: талантливая девочка, но ей надо романсы петь, или рок, или без микрофона под баян. Но я считаю, надо доверять своему музыкальному вкусу, ведь если артист думает, что ему вот это надо петь, то это неслучайно. Это не стилевая неразборчивость, а меломанство. И любое увлечение влияет потом на выбор мелодий, на аранжировки. Вообще я привыкла, что мое творчество не очень нравится представителям взрослого поколения, но мы сами люди другой формации, у нас другая, более молодая публика. Нет, мне не обидно.
— Конкурс «Евровидение» вас не привлекает как возможность получить, приняв в нем участие, более широкую аудиторию слушателей? И как вы оцениваете наших «Бурановских бабушек»?
— «Евровидение» — конкурс фриков. А бабушки были милейшие, мне за них не было стыдно. Главное, на мой взгляд, что на этом конкурсе от России не было плохо поющих исполнителей с силиконовыми губами.
— Вы сказали, что вас привлекают джаз, рок, альтернатива, другие музыкальные стили, и негативно отозвались о поп-музыке. Но ведь поп-музыка — это то, что композиторы пишут для народа и что становится популярно в народе, народная песня выходит из народа и также становится популярна в народе. То есть итог один, где же грань?
— Мне не нравится качество нашей поп-музыки, а главное, отношение к ней продюсеров, композиторов. Надо же все-таки думать, что мы, так сказать, изрыгаем в сторону публики. А то, знаете, как это бывает, когда говорят: «Сейчас мы быстренько сделаем это „дынц, дынц“ — ничего, пипл схавает. Поставим 20 раз в день на радио, и народ полюбит, никуда не денется». Те, кто показывает хорошую музыку, бьется над аранжировками, текстами, конечно, заслуживают и внимания, и уважения.
— Сложно обладать таким сильным и красивым голосом, как у вас?
— Да, сложно. Но я пытаюсь договориться с ним о сотрудничестве. То есть он отдельное существо, а я сосуд, который его хранит. Конечно, я соблюдаю голосовой режим, не хожу в заведения с громкой музыкой, чтобы не напрягать связки, не слушаю некоторых исполнителей опять же по этой причине, не пью белое вино, но я, надо сказать, вообще равнодушна к алкоголю, не ем шоколад и семечки. Распеваюсь каждый день по два часа. В Москве у меня есть врач, он мой и фониатр, и психиатр, психика-то у артистов расшатана, а это влияет на голос. Вот он меня выслушивает, дает, если надо, таблеточки, в общем, всячески меня опекает.
— Какой был самый маленький город, где вам довелось выступать?
— Ямбург. Это за Полярным кругом, там раньше было только газовое месторождение, флаг и сцена. И еще аэродром, я помню, мы летели на вертолете над тундрой.
— Случается ли выступать за рубежом, в Японии, например, были?
— В Японии нет, была в Африке, Корее, Китае, но это интересно, когда ты там находишься в качестве туриста, а в артистическом плане мне больше нравится выступать перед нашими народами, петь нашим людям наши песни.
— Что такое, по-вашему, женское счастье?
— Женское счастье, конечно же, в детях и в радости наблюдения за их ростом, превращением во взрослых людей У меня нет детей, но я надеюсь когда-нибудь испытать это счастье.
— Не боитесь, что будет сложно совмещать творческую карьеру и материнство?
— У меня прекрасная мама, и я думаю, она будет такой же прекрасной бабушкой. Надеюсь, что смогу совмещать, я буду очень стараться.
— Когда вы ощущаете себя больше женщиной?
— Если честно, только года два, как начала думать, что я «так, ничего себе». До этого самооценка была занижена. Видимо, это приходит с возрастом. Сейчас ощущаю себя женщиной каждый день.
— Вы так часто во время интервью вспоминали маму, скажите честно, вы маменькина дочка?
— Да! Я маменькина дочка во всех смыслах этого слова! И я очень рада, что такая талантливая женщина как она — моя ближайшая родственница.
— Ваш девиз?
— Любить жизнь и людей!
