В моей библиотеке есть полка, на которой стоят книги, написанные моими однокашниками — с моего и с “соседних” — старших и младших курсов экономического факультета МГУ. Диапазон огромен: от книг экономиста Коли Петракова до книг актрисы Аллы Демидовой.
Университет дал мне три образования. Первое — в дипломе. Второе дала работа в университетской комсомольской и партийной организациях. Третье я получил в обществе студентов — и на Моховой, и в общежитии, и на разного рода уборках и стройках, куда нас “щедро” посылали. И все три эти образования для меня одинаково важны.
Поэтому мне так дороги книги моих однокашников. И мне всегда хотелось написать о них. А начать я решил с работы Эллы (теперь Элеоноры Петровны) Пивоваровой: “Социализм с китайской спецификой”. Книга вышла в прошлом году к пятидесятилетию КНР.
Учебная нагрузка в МГУ была огромной. Но Элла в дополнение ко всему еще учила китайский язык. Трижды занималась в Китае — в 1959/60, 1985/86, 1990/91. Стажировалась в 1991/92 году в США — в Гарварде, Стенфорде, Колумбии. Вице-президент Европейской ассоциации по исследованиям Китая, профессор, доктор экономических наук. В общем, она хорошо знает, о чем пишет в своей последней книге.
А почему я решил начать с книги о китайском опыте? Конечно, не случайно. Ведь сейчас в России, уставшей от власти союза партократов и либералов и отчаявшейся найти хоть что-то созидательное в вакханалии разделов и переделов собственности, таможенных квот и льгот, ренты от вывоза природных ресурсов и т.д., явно начинается своего рода период возрождения хотя бы того элементарного, формально-бюрократического порядка, который был в советской системе. При этом реставрация старого оправдывается интересами продолжения и углубления реформ.
В свете этого нового этапа послесоветской истории интерес представляет опыт страны, которая с самого начала решила проводить реформы под руководством компартии и в рамках социализма. Об этом — книга Пивоваровой.
Автор выделяет несколько принципиальных признаков китайских реформ.
КНР не тратила много сил на разрушение и критику прошлого, а сосредоточилась на созидании нового.
Китайские реформы сразу обернулись лицом к нуждам населения, к обеспечению его дешевыми товарами и продовольствием. XII съезд КПК сформулировал принцип: во-первых, накормить страну, во-вторых, строить. За период 1978—1997 годов в КНР среднедушевой чистый доход жителя деревни увеличился почти в 4,4 раза, города — больше чем в 3 раза. Рост розничных цен — от максимума в 18% в 1993 году до 0,8% в 1997-м. Отсюда — поддержка масс с первых же шагов реформ.
Реформы в Китае исходили из особенностей своей страны, а не из рецептов зарубежных знатоков. Учитывалась главная из этих особенностей — гигантские ресурсы дешевой рабочей силы. Другая особенность — забота о величии китайской нации, о превращении страны из отсталой в современную державу.
В стране практически не было приватизации, а частный сектор создавался не взамен государственного, а методом заполнения пустующих участков экономики. Вместо споров о том, как приватизировать государственный завод или аптеку, — упор на строительство нового, частного предприятия или частной аптеки.
Проблема уменьшения социальной платы за реформы, борьбы с неизбежным в рыночных преобразованиях нравственным разложением государственного аппарата — оставалась одной из главных. Боролись и борются как с завистью к богатым (“болезнь красных глаз”), так и с коррупцией. Защищают разбогатевших крестьян и помогают бедным. Низкий уровень жизни стараются компенсировать смягчением поляризации в обществе и недопущением расточительства — как в среде администрации, так и во всех кругах общества.
И самое главное — никаких штурмов, скачков, обещаний успеха через 100 или 500 дней, уже “к осени”... На собственном горьком опыте “большого скачка” Китай убедился в преимуществах пути, который назвали: “Переходить реку, нащупывая камни”.Лю Шаоци говорил: “Что лучше: автомобиль или рикша? Конечно, автомобиль. Однако в Пекине имеется еще множество мелких переулков, в которых может проехать только рикша”. Постепенность, этапы, десятилетия — все это черта китайских реформ.
Неизбежным следствием китайского варианта реформ стало подавление попыток радикальных перемен, отказ от западноевропейского варианта демократии и перевод политической борьбы вокруг реформ из сферы демократического парламентского государства в сферу борьбы внутри партии и ее руководства.
В моих заметках просто невозможно написать, насколько мудро были реализованы отмеченные выше руководящие начала. И все же кое о чем мне хочется сказать.
Прежде всего надо отметить исключительное разнообразие форм собственности в Китае. Семь основных форм и двенадцать подвидов внутри этих форм. Вот, скажем, блок государственно-капиталистической собственности. В ней подвиды: предприятия государственного и иностранного капитала, государственного — и капитала бывшей национальной буржуазии, государственного — и капитала новых частников. Для чего такая дифференциация? Чтобы найти особые методы, особые механизмы для каждого подвида, чтобы полнее реализовать преимущества каждого из вариантов.
Далее — внимание к акционерной форме собственности. Не секрет, что у нас самый бесправный собственник — акционер. Выплаты процентов по акциям порой меньше процентов по вкладам. После дефолта 98-го года о компенсации вкладчикам что-то говорят (меньше делают). А вот о компенсации акционерам “погоревших” банков никто даже не вспоминает...
Между тем именно акционерная форма могла бы стать самой эффективной для привлечения капиталов из “чулок” и из “банок”, для формирования широкого слоя мелких собственников.
В Китае акционирование стало важной формой приватизации. Акционерная собственность при этом стала и тем “анонимным” рычагом, который привлекает капитал, в других условиях “уплывавший” бы за рубеж.
И наконец, хочется отметить упор на открытость экономики. В КНР отмечают, что в чистом виде не подходят ни курс на полное заимствование (“покупка модернизации”), ни опора на собственные силы. Выход — в “заимствовании при опоре на собственные силы”.
Отсюда огромные таможенные льготы при ввозе высоких технологий. Нет каких-либо верхних ограничений для доли иностранного капитала. Созданы свободные экономические зоны, в которых живет почти 8% населения Китая, трудится 13% рабочих и служащих и которые дают 1/3 подоходного налога. К 1998 году общее число предприятий с иностранным капиталом составляло в КНР 300 тысяч, а сумма привлеченного из-за рубежа капитала составила нечто фантастическое: 540 млрд. долларов. Даже если 70% этой суммы — капитал “хуацяо” (китайцев за рубежом), остаток в почти 200 млрд. впечатляет.
И еще об одном нельзя не сказать. В Китае отмечают появление “второго дыхания” у административно-командной системы. Сохранив возможность распоряжаться ресурсами не на основе имущественных, а на основе должностных прав, эта система (как, кстати, и у нас, в России) проявила не просто живучесть, но обрела “второе дыхание”, определяя себе “на службу” новые формы хозяйства и расширяя тем самым свою социальную базу.
Я бы мог продолжить. Но и из сказанного ясно: Китай добивается успехов именно там, где буксуют наши реформы. Почему?
Можно, судя по книге, отметить несколько главных факторов.
Прежде всего — стабильность и преемственность. Все в Китае и за рубежом уверены в том, что никаких случайностей и сюрпризов не будет. Для инвестирования денег в экономику — это более чем решающий фактор.
Далее — перспективность. Китай рассчитывает на десятилетие и даже на столетие. При ограниченных ресурсах и масштабных задачах именно перспективность позволяет достичь успеха.
И, наконец, авторитет руководства и его личные качества. Авторитет лидеров Китая и их выдающиеся личные лидерские качества, прежде всего исключительный прагматизм, ориентация на решение глобальных задач страны и народа, — стали своего рода символом китайских реформ. Чего стоит такой исходный принцип реформ, гениально сформулированный Дэн Сяопином: “Неважно, какова по цвету кошка, черная или белая, лишь бы ловила мышей”!
Именно эти факторы повлияли на решение сохранить руководство компартии и идеологическую установку на социализм. Как в России в 1861 году лучшим из возможных был вариант реформ от имени царя, так и в Китае в конце ХХ века лучшим стал вариант КПК. Я уверен: если бы интересам Китая отвечали бы смена курса и роспуск компартии — лидеры Китая без колебаний пошли бы на это (как пошли они на чудовищную, антипартийную “культурную революцию”, надеясь с ее помощью вырвать страну из отсталости). Именно интересы реформ, совпавшие с личным желанием лидеров остаться у власти, определили выбор варианта китайских реформ.
Но за все плюсы избранного курса руководителям пришлось платить, и платить по-крупному. Чтобы оправдать флаг социализма и руководство КПК, им пришлось радикально скорректировать всю идеологию социализма. Как пишет Э.П.Пивоварова, эти корректировки в Китае назвали “прорывами” в теории социализма. Среди китайских ученых, на которых она ссылается, я с радостью увидел и фамилии тех китайских студентов, с кем когда-то учился в МГУ.
Что же это за “прорывы”?
“Прорыв” первый: главное — не производственные отношения, а производительные силы. Всякого рода попытки “учинить” социализм в условиях бедности только дискредитируют его. На XIII съезде КПК подчеркнуто: “Все, что благоприятствует развитию производительных сил, соответствует социализму и допускается им”.
Еще “прорыв” — товарное производство присуще социализму. В 1992 году Дэн Сяопин отмечал: “Плановая экономика не равняется социализму, так как при капитализме тоже есть планирование, а рыночная экономика не равняется капитализму, так как при социализме тоже есть рынок”. В Китае создают “социалистическое товарное производство”. С рынком, с конкуренцией. “Государство регулирует рынок, рынок ориентирует предприятия”. На XIV съезде КПК подчеркивали: “Мы создаем систему социалистической рыночной экономики именно для того, чтобы рынок играл базисную роль в размещении ресурсов при осуществлении социалистическим государством макрорегулирования и макроконтроля”. Тем самым опровергается и классический марксизм (отрицавший товарное производство при социализме), и даже ленинский подход к НЭПу (который Ленин считал всего лишь переходной, временной формой).
Третий “прорыв”: социализм не базируется только на государственной собственности. При социализме — “плюралистическая структура собственности”.
Четвертый “прорыв”: распределение при социализме идет не только по труду, но и в виде дивидендов, тантьем, прибыли — т.е. по капиталу.
Я не буду приводить все “прорывы”. Но и из приведенных уже видно, что “социализм с китайской спецификой” очень близок по своим базисным характеристикам к тому, что обычно называют “постиндустриальным обществом”. Очевидно и другое: с годами эта близость становится все более тесной.
Иначе, собственно, и быть не может. В конце ХХ века единственный путь вперед для человеческой цивилизации — постиндустриальное общество в разных вариантах. “Социализм с китайской спецификой” — это найденный лидерами и народом Китая китайский вариант эффективного перехода к постиндустриальному обществу. Политбюро ЦК КПК в марте 1992 года одобрило положение Дэн Сяопина: “Не стоит сковывать себя идеологическими и практическими спорами о том, какое имя все это носит — социализм или капитализм”. А на сессии Всекитайского собрания народных представителей в 1988 году подчеркнули: “Стараться брать все лучшее, что есть у человеческой цивилизации... Разрывать оковы устаревших идей... Всемерно стремиться к реальным результатам”.
Какие главные уроки из замечательного китайского опыта должны извлечь и все мы, и особенно те, кто уповает на “реставрацию” в той или иной степени?
Первый. Руководители Китайской Народной Республики ведут свою страну по единственно правильному в конце ХХ века пути, по столбовой дороге всего человечества — по пути формирования в Китае общества, соответствующего по своим базисным характеристикам (плюрализм форм собственности, сочетание государственного руководства с рынком и конкуренцией, социальное ориентирование рыночного хозяйства и т.д.) тому, что принято называть постиндустриальным обществом.
Второй. Испытав все беды гражданской войны, культурной революции, “большого скачка”, хунвейбинов и цзаофаней, учитывая наличие Тайваня и Гонконга (“одна страна — две системы”), принимая во внимание экономическую отсталость и всю другую специфику Китая, лидеры китайского народа сами пришли к выводу и убедили в этом народ всей страны, что занимающий почти сто лет переход к великой развитой современной державе произойдет под руководством компартии Китая и под знаменем социализма с китайской спецификой.
Третий. Для этого компартии Китая понадобилась радикальная корректировка самой теории социализма (“прорывы”) и создание концепции “социалистического товарного производства”. Для этого даже понадобилась постепенная корректировка и этой теории и, что еще важнее, перемены внутри компартии и ее руководства.
Успехи, достигнутые КНР в ходе реформ, говорят о том, что принятые решения были для КНР правильными.
Опыт России XIX века, когда переход от феодализма к капитализму был осуществлен под руководством монархии, без революции, без полной замены правящих сил, путем их постепенных самопреобразований, говорит о возможности перехода к новому под руководством старых сил. Об этом же говорит и “реформа Мейдзи” в Японии XIX века.
В то же время опыт России говорит и о тех гигантских сложностях, с которыми связан путь “к новому под руководством старого”, и о том, что неизбежно присущие этому пути задержки и медлительность, нерешительность, колебания, непоследовательность могут начать преобладать и помешают завершению преобразований. Как известно, самодержавие в России, мужественно начав реформы, затем дрогнуло, задержало столыпинскую реформу, не сумело довести их до конца — и в итоге на Россию обрушились целых три революции со всем известными последствиями.
Сумеет ли Китай избежать российского итога “реформ сверху” — покажет время. До сих пор китайский опыт говорит как об успехах страны, так и о том, что трудностей и издержек оказалось много, и они не уменьшаются.
