Некогда влиятельный телеобозреватель политического прайм-тайма Станислав Кучер сейчас ведет на ТВЦ программу “25-й час”. Его задвинули в ночь, в резервацию. Потому что строптив, задирист — словом, кот, гуляющий сам по себе.
— До ТВЦ ты был в последний раз “в ящике” на РТР?
— Да, это был 2000 год, снимал ток-шоу “Наше дело”. Первая передача была о судьбе атомного подводного флота России. Еще сняли программы о черной икре, о проститутках, то есть мы экспериментировали. А уже с осени наше ток-шоу поставили в пятницу в девять вечера — хорошее время. Но вскоре после гибели “Курска” в эфир вышла повторная программа, посвященная именно проблемам подводного флота. Она была очень жесткая, в ней адмиралы говорили, что если власть не будет уделять внимание подводному флоту, а просто приезжать “кататься на лодках”, то возможны любые трагедии. Было страшное недовольство, надавили на Добродеева, и нам сказали, что программа выходить не будет. Еще у меня был проект “Большая страна”. Тогда как раз происходили события вокруг НТВ. Мы решили сделать программу на эту тему. Руководство было против, но мы все равно передачу выпустили. После этого нас закрыли, и стало ясно, что на российском телевидении в политической журналистике работать невозможно. И я поехал в Америку, показывал там свои документальные фильмы.
— На ТВ Гусинского для эмигрантов?..
— Нет, зачем. У меня там куча друзей, работающих на небольших сетевых местных каналах. В Штатах я писал статьи, выступил в Конгрессе, где показал фрагменты программы о подводном флоте. Словом, заполнял жизнь. Потом снял еще фильм “Русские грабли” — об извечном неверии русского народа в свои силы. Фильм получил премию имени Артема Боровика, но так нигде показан и не был.
— На какие деньги ты поехал в Америку? Все оплачивал Березовский?
— У меня сохранились телефоны Березовского, но мне действительно дорога репутация парня, который гуляет сам по себе.
— Но ты же “замазан” работой на ТВ-6, владельцем которого был Березовский...
— Работавший там Сагалаев, наоборот, поощрял неангажированность, поэтому мы делали очень много вещей, которые не нравились Березовскому, ставшему в 99-м абсолютным хозяином канала. Тогда во время предвыборной кампании он звонил и говорил: “Ребята, сейчас идет война, вы — солдаты определенного фронта, поэтому в сегодняшнем выпуске вы обязательно должны замочить “Мост”. Я отвечал: “Нет, Борис Абрамович, я не считаю, что идет война, и мы этого делать не будем”. Он говорил: “Хорошо”. Потом через десять минут перезванивал: “Вот мы сидим тут большой компанией, люди со всех каналов, и считаем, что ты обязан так выступить”. Я вешал трубку, садился в машину, приезжал к нему на прием и объяснял, почему мы этого делать не будем. И когда я ему однажды объяснил, почему мы не будем, например, атаковать Примакова, он сказал: “Я уважаю твою позицию, понимаю ее, но тогда пойми и ты меня. В случае чего, если у тебя будут проблемы, я тоже не обязан тебя поддерживать”. Я сказал: “Хорошо, не вопрос”. Когда кампания закончилась, нашу программу “Обозреватель” сняли с эфира, Березовский действительно ничего не сделал, чтобы вернуть ее. Я считаю, это нормально. А когда он стал раскручивать Путина, я пришел и сказал: “Борис Абрамович, вам не кажется, что произойдет такая же история, какая описана в последних кадрах фильма “Серые волки”? Сидят там Брежнев, Подгорный, Семичастный, эти двое смеются, похлопывают Леню по плечу, типа, ты наша марионетка, — а потом идут титры, где говорится, что стало с Семичастным, Подгорным, как они лишились власти и влияния, а Брежнев продолжал править партией и страной”. Березовский этого фильма не видел, но сказал мне: “Наивный ты парень”. Спустя два года мы общались с Борисом Абрамовичем во Франции, я напомнил ему ту историю, и он признал, что был не прав.
— Но Гусинский-то тебя премировал за то, что ты отказался на него наезжать?
— Мы это делали не для того, чтобы понравиться Гусинскому. И никаких предложений работать на НТВ от него у меня не было. Единственным человеком, который мне позвонил и сказал: “Стас, молодец”, — была Света Сорокина. А с Гусинским мы общались один-единственный раз, кажется, году в девяносто восьмом: Березовский собрал самолет ведущих российских журналистов и полетел к Лукашенко наводить мосты, а заодно освобождать посаженного в белорусское СИЗО перешедшего границу легендарного Павла Шеремета. Мы прилетели в Минск, пообщались с Лукашенко, потом с Сережей Пархоменко пошли играть на бильярде. Вдруг подходят Гусинский с Березовским, и Березовский говорит: “Я ставлю на Кучера”. Гусинский: “А я — на Пархоменко”. Они замазали на сто тысяч. В итоге я выиграл, но Гусинский денег не отдал. Потом в Давосе Сагалаев напомнил Березовскому, а тот уже Гусинскому: “Володь, а помнишь наш спор?” — “Какой спор?” — “Ну помнишь — Лукашенко, Кучер?..” — “Какой Кучер? Какой Лукашенко?!” После этого Березовский рассмеялся и сказал: “Ю хев шит бизнес, Вова, шит бизнес”. После чего я с Гусинским больше никогда не виделся и не общался. Ни один телевизионный начальник, ни один олигарх не может сказать, что он нас когда-нибудь покупал или заставлял выполнять какой-то заказ. Я ловлю свой адреналин именно от того, что выхожу в эфир и говорю то, что считаю нужным. Может быть потому, что я молодой.
— Сколько же можно быть молодым — ты уже сто лет в эфире!
— Да, но в мои годы Киселев и Доренко только начинали.
— На ТВЦ у тебя есть проблемы?
— На ТВЦ, к счастью, еще сохранились остатки плюрализма и свободы слова. У нас работают люди самых разных взглядов: Караулов, Млечин, Колосов, ваш покорный слуга. Наши оценки политической ситуации в стране часто не просто не совпадают друг с другом — они диаметрально противоположны.
— Но ни Млечин, ни Караулов никогда не пойдут против генеральной линии “партии”, которая определяется в мэрии Москвы?
— У нас нет генеральной линии партии. Есть точка зрения Тверской, 13, Кремля, президента канала Олега Попцова. Кстати, благодаря именно Олегу Максимовичу ситуация с политической журналистикой на ТВЦ пока отличается в лучшую сторону от того, что происходит на других “кнопках”. Если всего бояться, то скоро у нас революционером будет считаться любой, кто пишет слово “президент” с маленькой буквы. Сейчас ТВ-журналисты становятся либо шоуменами, либо говорящими головами, и мне жаль таких.
— С такими взглядами тебе на ТВ скоро выдадут “волчий билет”.
— Если в новых реалиях как политический журналист я окажусь невостребованным, буду делать другие программы. Например, о путешествиях и приключениях. А совсем выгонят... Что обычно делает безработный журналист? Правильно: пишет книгу. Название? Ну, например, “Вторая древнейшая”. Поверьте, может быть очень занятно.
