Он был хозяином столицы 18 лет — с 1967-го по 1985-й. Вокруг личности Виктора Васильевича Гришина, первого секретаря московского горкома партии, до сих пор роится много слухов. Дескать, был замешан в махинациях. А умер в собесе от горя — узнав мизерный размер своей пенсии...
В канун 90-летия Гришина мы отправились к его вдове Ирине Михайловне. Естественно, ее рассказ о любимом человеке — лишь часть портрета бывшего члена Политбюро. Глядя на фото из архива Гришиных, думаешь: насколько сложными были судьба и карьера у тогдашних руководителей. И насколько сложными людьми были они сами...
Кстати, вчера на фасаде дома, где жил Виктор Васильевич — на Спиридоновке, 19, — открыли мемориальную табличку...
Весенний погожий день 25 мая 1992 года... Для семьи Гришина он начинался как и все прочие. Рано проснулись, позавтракали. По обыкновению Виктор Васильевич подошел к тумбочке из темного дерева и перевернул на настольном календарике очередное число. В доме бывшего первого секретаря московского горкома семейный календарь всегда будет открыт на роковой дате. Кто мог знать, что тот день закончится трагедией...
К одиннадцати заехал старший сын Александр. Надо было ехать в собес — для того чтобы получить небольшую прибавку к пенсии, бывшему члену Политбюро требовалось предоставить удостоверение Героя Соцтруда.
— Виктор Васильевич, — укоризненно посмотрела на него служащая собеса, — недавно же были у нас, чего же не сказали, что вы Герой?
— Даже дважды Герой, — улыбнулся Гришин.
— Ну, показывайте ваше удостоверение.
— Оба? — продолжал улыбаться он.
На коленях у Виктора Васильевича лежала папка, в которой среди прочих бумаг хранились и удостоверения. Гришин зашуршал документами и вдруг неожиданно начал сползать со стула.
— Я закричала “Виктор, Виктор!” — никакого ответа, — рассказывает Ирина Михайловна, вдова Гришина. — Попросила служащую набрать номер “скорой” и позвать сидящего в машине сына. Прибежал Саша. Одним движением руки он опрокинул со стола все, что там было. Вдвоем мы подняли Витю и положили его на стол. Я же врач — знаю, что нужно делать в таких случаях. “Саша, — говорю сыну, — срочно необходим массаж сердца. Ты массируй, а я буду дышать рот в рот”. “Скорая” приехала через 20 минут и констатировала смерть...
— После его ухода на пенсию в 1985 году он сильно сдал, — говорит Ирина Михайловна. — Сердечко пошаливало. Да и вообще здоровье резко ухудшилось.
— Говорят, что вы очень нуждались в деньгах?
— Когда Виктор Васильевич был еще главой горкома, он получал 700 рублей в месяц. А еще на 400 мы имели право заказать любых продуктов.
А после отставки... Нуждались — не то слово. У нас не было денег даже на самое необходимое. За несколько месяцев до смерти Виктора Васильевича мы продали два его охотничьих ружья. На вырученные деньги его и похоронили. Знаете, у нас была хорошая дача в Ильинском. Через год после того как муж ушел (правильнее было бы сказать — его ушли), домик у нас отобрали. Правда, потом Московский комитет комсомола выделил нам скромную дачку. На первом этаже была одна комнатка и на втором две... Там мы прожили пару лет. Потом ее тоже отобрали... А вообще-то от прежних благ осталась только четырехкомнатная квартира на Спиридоновке.
В последние годы жизнь пенсионера всесоюзного значения была выстроена по четкому, выверенному распорядку. Подъем в 7 утра, завтрак — все для того, чтобы к одиннадцати сесть за письменный стол и хотя бы мысленно вернуться к прожитым годам. Годам, когда он был в силе. Вернее сказать, всесильным.
— Моему мужу довелось работать и с Хрущевым, и с Брежневым. И со всеми у него были хорошие, деловые, даже дружеские отношения.
— Начнем с Хрущева...
— Как я уже говорила, у нас был дом в Ильинском, недалеко от хрущевской дачи. Часто по выходным к нам в поселок приезжал Никита Сергеевич со своей семьей. Гулял. А потом заходил к нам, другим товарищам, и мы большой компанией усаживались в лодки и плыли к ним на дачу.
— Было чему позавидовать?
— У Хрущева дача была просторная и в то же время скромная. Но дело не в обстановке. Представляете, во дворе стояло много-много клеток с кроликами разных пород. Как-то Никита Сергеевич сказал мне: “Знаете, почему мы стали кроликов разводить? Мой сын Сергей часто болел в детстве. А удержать в кровати его было невозможно. Однажды купили ему кролика, клетку поставили рядом с кроваткой. Вы знаете, помогло — Сережа лежал и игрался с ним. С тех пор и полюбили этих животных”.
— Вы как первая леди Москвы часто, наверное, бывали на госприемах?
— Конечно. Помню, пришли вместе с женой Хрущева на концерт Зыкиной во Дворец съездов. Она тогда только-только начинала выступать. Клавдия Петровна спрашивает у меня: “Скажите, вам нравится, как она поет?” Я ответила, что нравится, а она в ответ: “А я не очень ее понимаю”. Кстати, жена Хрущева очень интересовалась искусством: посещала театры, выставки, концерты. Конечно, она была умной женщиной...
Из “Воспоминаний” Виктора Гришина:
“Теперь часто пишут о каком-то заговоре против Хрущева. Как свидетель и участник тех событий, должен сказать, что никакого заговора не было. Просто созрели условия, возникла острая необходимость изменений... В октябре 1964 года в Кремле состоялся Президиум ЦК партии. Было решено, что Брежнев позвонит по телефону на госдачу в Пицунду, где отдыхал Хрущев, и пригласит его в Москву... Он прилетел... Мы все сидели на своих местах. Первым выступил Брежнев. На заседании выступил и я. Говорил, что по возрасту Хрущеву трудно выполнять возложенные на него обязанности... Последним выступил Хрущев. Он выразил признательность всем товарищам за критические замечания в свой адрес”.
— Писали, что особенно близок Гришин был с Брежневым.
— Это некоторое преувеличение. Мы дружили, часто обедали у Брежнева на даче. Виктория Петровна отменно готовила. До сих пор помню ее борщи. При этом ей необязательно было самой стоять у плиты, она могла просто отдавать распоряжения повару. А сам Брежнев, конечно, был душой компании. Травил анекдоты, искрил шутками, говорил красивые тосты. Не в пример моему мужу — Виктор Васильевич в этом смысле был сдержанным, его нельзя было назвать душой компании. Ну пригубит рюмочку, для приличия тост расскажет. И все.
Помню, однажды мы вместе с Брежневыми встречали Новый год. И так получилось, что я сидела рядом с ним. Заприметила у Леонида Ильича на пальце золотой перстень. В разгар веселья он меня спрашивает: “Видите это кольцо? Это мне подарили в Новороссийске мои однополчане. Оно мне очень дорого. Память...”
Из “Воспоминаний” Виктора Гришина:
“Я довольно хорошо знал Леонида Ильича Брежнева. Был с ним в неплохих отношениях. Но с тех пор как между Брежневым и Косыгиным испортились отношения, Брежнев с недоверием стал относиться и ко мне. Я-то дружил с Косыгиным...”
— Кстати, известно, что и Хрущев, и Брежнев любили поохотиться. А Виктор Васильевич?
— Тоже был заядлым охотником. Я даже помню, на 50-летие я ему подарила ружье. Сперва думала, как же я выберу его — я же в этом ничего не понимаю. Попросила товарищей из госбезопасности, которых прикрепили к мужу, чтобы они мне купили. До сих пор помню — ружье называлось “Иж”. А всего у него было пять ружей. В кладовке стояли.
Виктор метко стрелял. Но я бы не сказала, что он хотел попасть в свою жертву, он просто получал удовольствие от самого процесса. Но! Он никогда не стрелял в самок. Я даже не знаю, как он это определял. Чаще всего охотился на кабанов, лосей. Привозил домой мясо.
— Сам готовил?
— Что вы! К нам были прикреплены повар и подавальщица. А во-вторых, он просто не умел готовить. Помню, когда-то, еще в 50-х годах, я чего-то захворала и попросила его приготовить обед. Он приготовил тогда щи. И столько туда набросал лаврового листа... Я у него спросила: “Ты что же, лавровый лист как капусту нарезал в щи?” Он так удивился: “А я думал, что чем больше лаврового листа, тем лучше”.
— Известно, что Гришин опекал многих деятелей искусства того времени. Правда, что именно благодаря ему были построены многие московские театры?
— Верно. Он настоял, чтобы построили театр зверей Дурова, детский театр Натальи Сац, кукольный театр. А еще МХАТ на Тверском бульваре. Его строительство началось еще до войны. Помню, как-то с мужем гуляли по Тверскому и набрели на запущенное здание округлой формы. Он знал, что здесь должны были еще до войны отстроить МХАТ. Но работы почему-то прекратилось. Посмотрел на эту каменную громадину и сказал: “С этим нужно что-то делать”. Спустя короткое время МХАТ открылся.
— А что за конфликт произошел у вашего мужа с главным режиссером Таганки Любимовым?
— Дело было так. Мы пришли на спектакль “Пристегните ремни”. В самом начале спектакля открывался занавес, на сцене — декорация салона самолета. Вот-вот должны выйти бюрократы-чиновники, которые по сценарию, разумеется, опаздывают.
Мы пришли в театр, Любимов сразу же повел Виктора к себе в кабинет... И началось — одна просьба за другой: здание нужно достраивать, актеров наградить, кому-то выделить квартиры и так далее... Виктор Васильевич смотрит на часы, говорит Любимову: “Нам уже пора идти — спектакль сейчас начнется”. Тот ему: “Да нет, нас позовут”. И продолжал разговор. Через некоторое время муж снова выразил опасение: “Мы же опоздаем”. Любимов опять: “Нас позовут” Тут уж Виктор не выдержал: “Нет, пойдемте, пойдемте...” Мы входим в зал. Сидят зрители. Открыта сцена: салон самолета, все ждут бюрократов-чиновников. И тут входим мы... В зале конечно смех, аплодисменты... Очень неприятно было. Мы сразу поняли, что все это подстроено. Муж говорит мне: “Ничего — переживем, но досидим до конца”. После спектакля Любимов опять зовет к себе. Вот тогда муж и сказал: “Больше в ваш театр я не пойду! Но все, что обещал, выполню!” И действительно, все, что он обещал, — выполнил, но больше мы там не были.
— Его коллеги рассказывают, что Гришин был человеком неэмоциональным, даже сухим.
— Это неправда. В то время когда он был первым секретарем Московского горкома, произошло страшное ЧП — пожар в гостинице “Россия”. Мы в это время отдыхали в санатории в Барвихе. Ему позвонили и доложили, что горит гостиница. Виктор тотчас собрался и рванул туда. Он мне часто рассказывал, что, когда он увидел, как с последних этажей выбрасывались люди из окон, у него все внутри переворачивалось, и он еще долго не мог забыть этого кошмара.
— За время его руководства в городе произошло и еще одно ЧП — жертвы на спортивной площадке в Сокольниках.
— Я вам расскажу, как дело было. Закончился хоккейный матч. Иностранные туристы начали бросать нашим болельщикам жвачки. Наши ребята кинулись собирать пластинки. Началась давка. Много было жертв. Но не подумайте, Виктор Васильевич очень переживал этот инцидент. Знаете, бывали моменты, когда он до такой степени расстроенным приходил домой, что даже говорить, есть не мог. Проходил в свою комнату и просто лежал, думая о своей работе.
— Олимпиада, наверное, тоже много нервов и сил отняла?
— Знаете, ведь в эти кратчайшие сроки было построено 76 объектов в Москве. Но он четко организовал работу. Все было спланировано до мелочей. И вспомните, как блестяще мы провели ту Олимпиаду. Не ударили в грязь лицом. Да и вообще, при нем развернулось широкомасштабное строительство. Когда мы только приехали в Москву, вы не представляете, сколько людей жили в подвалах, коммуналках, бараках. Виктор Васильевич когда увидел это, сказал: “Я сделаю все, чтобы переселить людей в хорошие квартиры”.
Из “Воспоминаний” Виктора Гришина:
“Сегодня раздаются голоса архитекторов, писателей об однообразии облика наших городов, бедности архитектуры. С этим можно согласиться, но острую жилищную проблему невозможно было бы решить, если бы отказались от промышленных унифицированных методов строительства и перешли на штучную работу”.
— Ирина Михайловна, когда ваш муж ушел с должности первого секретаря горкома партии, по Москве ходило много слухов о причинах его ухода. Расскажите, как все было на самом деле?
— Дело в том, что он пользовался очень большим авторитетом в Москве, был одним из старейших, заслуженных работников в СССР. И очень многие, даже за границей, его ставили в ранг первых лиц. И, кстати, полагали, что он может в скором времени стать руководителем страны. Видимо, это и послужило толчком к тому, чтобы убрать Виктора Васильевича с политической сцены. Да его просто травить стали, жизни спокойной не давали.
А я вам так скажу: он никогда не стремился стать первым лицом государства. Когда умер Черненко и встал вопрос о похоронах, собрали всех членов Политбюро. Горбачев спросил у моего мужа: “Ну что ж, Виктор Васильевич, мы вас, наверное, поставим председателем похорон?” На что мой муж ему ответил: “Нет, я считаю, что председателем должен быть второй секретарь ЦК, а я просто секретарь горкома”. А вторым секретарем ЦК был как раз Горбачев.
— Тогда началось знаменитое торговое дело...
— Да. В горком на имя Виктора Васильевича присылали анонимные письма: дескать, заведующий Елисеевским магазином берет взятки. Одно письмо, второе, третье... Он поручил начальнику московской милиции Трушину разобраться. Спустя какое-то время Трушин приходит к нему и говорит: “Я не могу заниматься этим делом. Я начал расследование, но у меня все материалы забрало МВД. Так и сказали: не лезь”. А письма продолжали приходить. Тогда этим делом занялось КГБ. И пошло-поехало: в одном магазине директора посадили, в другом, в третьем... А директора Елисеевского — даже расстреляли. И вот тогда пошли слухи, что его расстреляли из-за того, что он якобы знал что-то такое про Гришина. Вы представляете?! А мой муж к этим делам вообще никакого отношения не имел.
Горбачев вызвал Виктора Васильевича и сказал: “У вас неполадки с торговлей — вам нужно уйти на пенсию”. И в декабре 1985 года это случилось. Уже тогда в Москву привезли Ельцина и в скором времени посадили на место Гришина. На пленуме горкома разнесли в пух и прах. Как же он жалел, что не выступил на том пленуме. И вот что странно — сразу после того как мой муж вышел на пенсию, всех осужденных директоров освободили. И только один — Трегубов, глава московской торговли, — отбывал сколько ему положено. Уже после смерти Виктора Васильевича нам позвонил наш друг и рассказал, как из Трегубова выбивали показания на Виктора Васильевича. Но он не пошел на предательство.
— Вот сейчас говорят: руководители партии хорошо жили, и за счет простого народа, — вздыхает Ирина Михайловна. — Да он всю жизнь работал как проклятый. Знаете, как-то, уже в последние годы жизни, его вызвали в прокуратуру. Как вы думаете, о чем спрашивали? “Куда подевались деньги партии?” Допрашивали два часа. Я сидела в соседней комнате и уже начала за него волноваться. Ведь Виктор Васильевич перенес два инфаркта. А когда он сказал, что не знает, где деньги партии, те спросили: “Ну вот вы, например, за границу ездили отдыхать”. Он улыбнулся: “ Я ни разу не отдыхал за границей”. “А где же вы отдыхали?” — “В Советском Союзе. На Валдае, на Волге, в Прибалтике...” Какие там партийные деньги? Да у нас ни-че-го не осталось. На хлеб иной раз не хватало. У кого было просить помощи? У Горбачева? У Ельцина?
