Изгнание из хлопкового рая

Ядгар Насриддинова: “Сталин погладил меня по голове, Хрущев возвеличил, а Брежнев обозвал дурой”

— Вот эту картину, — пожилая женщина останавливается возле яркого полотна, — мне подарил Хо Ши Мин, эту вазу — Мао Цзэдун. Шкатулка со слонами — подарок Индиры Ганди, тут даже написано ее поздравление, а вот эта — от Джавахарлала Неру…

Лишь на третьем часу беседы она немного смягчилась. Лицо, изрезанное морщинами, осветила улыбка, в голосе послышались озорные игривые нотки. Этой женщине есть что скрывать. У нее веские причины не доверять людям.

Не зря говорят: чем выше забираешься, тем больнее падать. Справедливость этих слов 85-летняя Ядгар Насриддинова познала на собственном горьком опыте. Она сделала поистине головокружительную карьеру: воспитанница детского дома, безграмотная узбекская девочка, в начале 70-х Насриддинова стала “де юре” вторым лицом советского государства. А в конце 80-х, сброшенная со всех постов и исключенная из партии, она написала в открытом письме: “Будь прокляты все почести и звания. Я потеряла единственного сына. Лучше бы я навсегда осталась батрачкой, но были бы живы мои дети…”


— Как я выдержала эту травлю, сама не знаю, — Ядгар Садыковна мысленно погружается в страшные для нее 80-е. — Вот сын приходит с работы — звонок. Я к телефону не иду, поднимает трубку он. “Кто это, Боря, Бахтияр?” Сын говорит: “Да”. — “Что, мама жива? А мы думали, она застрелилась”. И вешают трубку. Через пять минут снова: “Сказали, она повесилась. Правильно?” И так каждый вечер.

В 87-м в “Известиях” вышла статья под названием “Коррупция”, обвиняющая ряд узбекских партийных деятелей во взяточничестве, казнокрадстве и приписках. Одним из главных персонажей статьи была Ядгар Насриддинова. Согласно публикации, будучи на посту Председателя Президиума ВС УзССР, “мудрая мать народа” брала по сто тысяч отступных за помилование и десятками килограммов перевозила золото в швейцарские банки. Это было приговором. На комитете партийного контроля статью обсудили и вынесли следующий вердикт: на время разбирательства снять Насриддинову со всех постов, исключить из партии, лишить пенсии, госдачи...

— За два с половиной года, пока проходили обыски и допросы я перенесла восемь инфарктов, — говорит 85-летняя женщина. — Дочка моя надолго попала в больницу, сын умер от сердечного приступа — не выдержал унижения матери. А я вот живу, все перенесла. Видно, очень хотела доказать свою невиновность. Ведь если бы со мной что-нибудь случилось, всю эту грязь мне пришлось бы унести с собой.

Месть Рашидова

— Все началось еще задолго до той статьи, — рассказывает Насриддинова. — С тех пор как в 1970 году меня направили в Москву, доверили высокий пост Председателя Совета Национальностей и зампреда Президиума Верховного Совета СССР, для Рашидова (1-й секретарь компартии УзССР. — Д.М.) я стала как кость в горле. Он видел во мне главного конкурента. Понимал: в любой момент меня могут посадить на его место. А от конкурентов он избавлялся жестоко. Счастье, что я тогда находилась в Москве, а не в Ташкенте — Рашидов немедленно отправил бы меня в тюрьму.

1974 год. Насриддинову, до того четыре года возглавлявшую Совет Национальностей Верховного Совета СССР, вызывает на ковер Подгорный: “Ядгар, мы обсудили вопрос о твоей дальнейшей работе. — Председатель Президиума был по-деловому краток. — Политбюро решило рекомендовать тебя на второй срок. Как на это смотришь?” “Большое спасибо за доверие. Постараюсь оправдать”, — привычно отчеканила Насриддинова. Процедура утверждения проходила без участия Ядгар, и женщина знает о ней по рассказам своего бывшего шефа. После того как в 77-м Брежнев отправил Подгорного в отставку, тому скрывать было уже нечего. Как и предполагалось, на рассмотрение Политбюро поступило предложение: Председателем Совета Национальностей на второй срок рекомендовать Насриддинову. Все уже приготовились к единогласному голосованию, как слово взял Рашидов.

— Республика против, — неожиданно сказал он. — Узбекистан рекомендовать ее не будет.

— Как это? — удивился Подгорный. — Насриддинова хорошо работала, достойно представляла республику…

— У нас на нее компромат. В связи с этим, — Рашидов потряс над головой увесистой папкой, — Узбекистан отказывается от места Председателя Совета Национальностей.

Это было как гром среди ясного неба. Однако, как оказалось, бомба, фитиль которой поджег узбекский лидер, разорвется через 10 лет. Осколками поразив в сердце самого Рашидова.



“Равняйся на Ядгар”

Имя Ядгар в мусульманских странах дают тому ребенку — мальчику или девочке, — который появился на свет уже сиротой. Ее отец в Коканде работал грузчиком. Как-то раз он вернулся домой сильно уставший, прилег на сырой земляной пол и уснул. В результате получил воспаление легких и вскоре скончался. Через три месяца его 13-летняя жена родила девочку. Назвали, как и полагается, — Ядгар.

— У дедушки моего было несколько жен, — рассказывает Насриддинова. — И у каждой — дети. Пока мама выполняла работу по дому, она была нужна семье. А когда родила, стала мешать. Однажды дедушка посадил нас в повозку, отвез на 50 километров от Коканда и в одном из кишлаков вторично выдал маму замуж. Отчиму я оказалась и подавно не нужна. Он был жутким наркоманом, ничем не занимался. Когда мне исполнилось 6 лет, решил от меня избавиться — взял за руку, вывел на дорогу и оставил одну на обочине. Подошли люди, видят: ребенок плачет — взяли меня к себе. До 11 лет я переходила с рук на руки: то одна семья возьмет меня, то другая. В 1931 году меня определили в первый в Узбекистане детский дом. Потом было ремесленное училище, рабфак Ташкентского института железнодорожного транспорта…

С этого момента у Насриддиновой и начался бешеный галоп по ступенькам карьерной лестницы. Ее трудовая книжка испещрена записями о новых назначениях — с каждым годом все выше, выше и выше. Подсобный рабочий, десятник, техник… На строительстве Катакурганского водохранилища 18-летняя Ядгар значилась уже прорабом, через год — на дороге Ташкент—Ангренуголь — начальником участка. А в 1939 году руководство республики доверило комсомолке, спортсменке и красавице Ядгар представить Узбекистан на всесоюзном физкультпараде. Тогда в Большом Кремлевском дворце был устроен шикарный прием, делегатов принимал Сталин. Обойдя весь ряд физкультурников, отец народов остановился возле хрупкой узбечки: “Девочка, ты откуда?” — рука вождя ласково скользнула по волосам Ядгар. “Из Узбекистана, физкультурой занимаюсь, работаю и учусь”. Этого было достаточно. В Ташкенте Насриддинова в одночасье стала олицетворением новой женщины Востока. “Равняйся на Ядгар” — для узбекских девушек эти слова отныне являлись девизом. А вскоре любимицу нации вызвал к себе всесильный 1-й секретарь ЦК Узбекистана Усман Юсупов.

— Поздоровался, спросил, как работаю, — вспоминает Ядгар Садыковна. — А потом говорит: “Мы решили утвердить тебя секретарем ЦК комсомола”. Я: “Да вы что, чего я там понимаю?” — “Ничего, ты сирота, воспитанница детского дома, жизнь знаешь. Разберешься”.

И пошло-поехало: едва перешагнув комсомольский возраст, Ядгар получила назначение возглавить министерство промышленности Узбекистана. В 35 она заместитель Председателя Совета Министров, а в 39 — Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР. Причем на этот пост ее благословил Хрущев. Когда Юсупов умер, Шарафа Рашидова, до того в течение 10 лет возглавлявшего Президиум, избрали 1-м секретарем ЦК Узбекистана. В тот день шло плановое заседание бюро — обсуждали, кого назначить на его место, кандидатур было достаточно. И в этот момент раздался звонок.

— Никита Сергеевич, — услышала взволнованный голос Рашидова Ядгар, — как раз сейчас сидим и думаем: кого рекомендовать.

— А-а, хорошо, значит, я вовремя попал. А вот ты спроси: как отнесутся товарищи, если на это место узбечку поставить. Скажи: Хрущев рекомендует Ядгар.

— Сейчас, Никита Сергеевич, — Рашидов был явно растерян. — Товарищи, — демонстративно поднял он трубку вверх, — Никита Сергеевич Председателем Президиума Верховного Совета рекомендует Насриддинову Ядгар Садыковну. Ну как, поддержим предложение Никиты Сергеевича?

Гробовое молчание.

— Еще раз спрашиваю… — уже более настойчиво повторил Рашидов. В зале заседания по-прежнему царила немая тишина. — Никита Сергеевич, единогласно.



“Эта узбечка пьет как сапожник!”

Четыре ордена Ленина, орден Октябрьской Революции — деяния “мудрой матери узбекского народа” были оценены социалистической родиной сполна. Однако, шаг за шагом продвигаясь по служебной лестнице, Насриддинова, как говорит, пожертвовала жизнью личной. Она стала и женой, и матерью, вот только семью свою видела нечасто. В воспоминаниях Ядгар Садыковны мужу (а вместе они прожили 20 лет) роль отводится незначительная.

— Он был фронтовик, секретарь обкома партии. Ну и что — а я министр, зампред Совмина или Председатель Президиума, — говорит женщина. — Иной раз как бывало: забираюсь на стол, подшивка под голову, скатерть на себя — так два-три часа ночью поспишь в кабинете, а утром опять за работу. Переживал? Конечно — никому бы не пожелала иметь такую жену, как я. Но что могла поделать? Единственное, говорила сестре-хозяйке: “Следите за Сергеем Нурутдиновичем. Чтобы он был чист, одет, обут. По его внешнему виду дают оценку мне”.

С подчиненными же (а в советские времена партаппарат состоял почти сплошь из мужчин) Насриддинова разбиралась лихо. Она, как говорит, отлично знала мужские слабости: дай немножко выпить, глазки построй — и все. “А они меня, — добавляет Ядгар Садыковна, — боялись”.

— Нет, никто не пытался ухаживать, — смеется женщина. — Вот никто — жизнью клянусь. Иной раз думала: что я, идиотка какая или урод… Я никогда в жизни не курила, спиртного в рот не брала. Но что делала: идет, допустим, прием в Кремле. Официанты были предупреждены: специально для меня две бутылки водки опорожнялись, и в них наливали кипяченую воду. Я тост поднимаю: “Выпьем, товарищи, до дна!” — и залпом выпиваю рюмку. Они видят: раз я пью, деваться некуда. Министры союзные после моих вечеров домой приходили еле-еле на ногах. Жены их потом со мной скандалили: “Ах, эта узбечка: как сапожник пьет, и ни в одном глазу”.

А вот высшее партийное руководство времен Хрущева в улыбчивой узбечке души не чаяло. Сам Никита Сергеевич брал с собой Насриддинову во все поездки, Микоян любил рассказывать ей о своей бурной молодости, Косыгин приглашал на дни рождения, а Фурцева во время загранкомандировок таскала по магазинам.

— Я была с Никитой Сергеевичем в той поездке, после которой его отправили на пенсию, — вспоминает Ядгар Садыковна. — Он не знал ничего, а я тем более. Если бы хоть догадывалась, обязательно подсказала бы Хрущеву. Нет, я не против Брежнева, но с таким решением не могла согласиться. Выступил Суслов: “Никита Сергеевич подал заявление освободить его в связи с уходом на пенсию”. И что я должна была сказать? “Не может быть”? Вот он сидит, все слышит, ничего не говорит. И, как секретарь ЦК, я проголосовала “за”.



“До и после коррупции”

Крушения не предвещало ничто. Даже выступление Рашидова на Политбюро с предъявлением компромата ударило по Насриддиновой не слишком больно. В ЦК не стали затевать скандала. Председателем Совета Национальностей назначили представителя Латвии. А Насриддинову вызвал на разговор Брежнев.

— Мы тут решили отправить тебя послом в Австрию, — Генсек начал издалека. — Поедешь?

— Нет, Леонид Ильич, никуда я не поеду. Я одинокая женщина (муж Насриддиновой умер в 1966 году. — Д.М.), дочка здесь учится, сын работает…

— Дура ты! — вдруг вспылил Брежнев.

— Ну ладно: дура я и дура, — потупила она взгляд. — Я могу идти?

— Видимо, они с Подгорным решили: пусть лучше уедет за границу, и Рашидов оставит ее в покое, — рассуждает теперь Насриддинова. — Но если бы Леонид Ильич по-человечески сказал: “Я тебе рекомендую, партия требует, не отказывайся”, — конечно, я бы согласилась на Австрию. А так — повернулась и пошла.

Да, это был явный спад. Но плавный и отнюдь не смертельный. Для Насриддиновой нашлось теплое местечко замминистра промышленности стройматериалов, потом — еще чуть ниже: председатель комитета по делам стран Азии и Африки. Однако в начале 80-х знаменитое “хлопковое дело” спутало все карты. В 1983 году 1-й секретарь компартии Узбекистана Шараф Рашидов неожиданно, как тогда казалось, покончил жизнь самоубийством. По версии Насриддиновой, дело обстояло таким образом.

— Каждый год Узбекистан отчитывался перед государством тремя миллионами тонн хлопка. А на деле — не поставлял и половины. Ну, в общем, приписка, обман, очковтирательство. В 83-м Андропов звонит Рашидову: “Шараф, 3 миллиона тонн будет?” — “Будет, Юрий Владимирович”. И вот уже октябрь, а сдали только 20% от намеченного. Тогда Рашидов собирает глав районов на актив: “Почему не сдаете?” Молчат. Знают же, что хлопка нет. За три последующих дня на машине он объехал пол-Узбекистана — нет хлопка в республике. А вернулся в Ташкент, опять звонок Андропова: “Шараф, ну что, будет хлопок? Смотри, принимай меры. Если нет, учти, будешь иметь дело со мной”. В тот же день Рашидов поехал домой и застрелился.

С началом перестройки “узбекское дело” разгорелось с новой силой. Знаменитые следователи той поры Гдлян и Иванов “раскрутили” солнечную республику по полной программе. День ото дня вскрывались все новые факты коррупции, взяточничества, казнокрадства — большинство партийного руководства Узбекистана угодило за решетку. Лес рубят — щепки летят: зацепила волна разоблачений и Насриддинову.

— Что интересно — написали: какой-то Агоевой я дала 35 килограммов рассыпчатого золота, отправила ее через Коканд, чтобы та перевезла золото в швейцарский банк. Где я могла это золото взять? — разводит руками Ядгар Садыковна. — После той статьи в “Известиях” я сама пришла на партком и потребовала возбудить против меня уголовное дело. Два с половиной года меня проверяли, допрашивали, обыскивали. А в 89-м прислали официальное письмо: “состава преступления нет, уголовное дело прекратить”. Из Узбекистана я получила целую гору писем, где люди писали: “Нас заставили клеветать. Все не соответствует действительности”. Пенсию за два с половиной года мне всю выплатили до копейки, в партии восстановили. Предлагали даже посты какие-то, сама не захотела, сказала: “Пошли вы к черту. С вами работать не буду”. Сына-то мне кто вернет? Он ведь всего шесть дней не дожил до моей полной реабилитации.

Однако оправдательного решения прокуратуры Насриддиновой показалось мало. Она позвонила главному редактору газеты “Известия”. Сказала: “Вы “Коррупцию” писали? Теперь напишите мой ответ. Если не опубликуете, я знаю, куда обратиться”. И пригрозила международным судом. Через некоторое время в газете появилась новая статья: “До и после коррупции”. Ее текст Ядгар Садыковна помнит почти наизусть.

“Я терпела изуверское издевательство, унижение и оскорбление на протяжении двух с половиной лет. И это в стране, которая пережила ужасы 30—50-х годов. Будь проклята моя карьера. Будь прокляты все почести и звания. Я потеряла единственного сына, который не выдержал унижения и оскорбления своей матери. Лучше бы я навсегда осталась батрачкой, лишь бы были живы мои дети... Простила ли я клеветников и провокаторов? Не знаю. Знаю одно. Мне чуждо чувство мести, поэтому все оставляю на их совести. Если она у них есть”.



* * *

Теперь она почти не выходит из дома, не так давно перенесла очередной инфаркт. Но ни на что не жалуется: ни на здоровье, ни на материальные трудности. Наоборот — хвастается: три года назад ей установили персональную пенсию в размере 12,5 тысячи рублей. Справедливость восторжествовала? Как знать. Тельман Гдлян и сейчас уверен в виновности Насриддиновой: “Узбекское дело” спустили на тормозах по команде Горбачева. В 1989 году в Фергане началась резня между узбеками и турками-месхетинцами — разгоревшийся пожар заливали как могли”. Истину теперь вряд ли кто узнает. А у пожилой женщины всякий раз наворачиваются слезы, когда она вспоминает о родном Узбекистане.

— В Ташкент? — переспрашивает Насриддинова. — Ни за что не поеду! И дочку свою туда не пущу. Они меня так сильно обидели, оскорбили. Я сделала для Узбекистана столько: Большой Ферганский канал, Катакурганское водохранилище, Чиктимский стекольный завод. У меня в подчинении были все виды строительства, министерство связи, гражданский воздушный флот. А когда в течение 11 лет я была Председателем Президиума Верховного Совета, разве в куклы играла? Рашидов сам говорил: “Мы, мужики, не можем решить этот вопрос. Поручите Ядгар Садыковне”. А они написали столько клеветы, столько грязи. Когда я читала эти доносы, ни одной русской фамилии я там не увидела — только узбеки. Многим из которых я добро делала, жизнь спасала. И после того как Узбекистан меня опозорил, “спасибо” я говорю русскому народу. Слава богу, что я находилась в России. Это меня и спасло. Мне надо было себя не опозорить, детей не опозорить, народ свой не опозорить. И я боролась. И всех их победила.




Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру