Собирательство остается распространенным способом прокормиться у значительной части россиян. Пока одни осваивают нефть и газ, другие ищут круглые камни, вкусные ягоды и коровий навоз.
В Тамбовской области, недалеко от дамбы на реке Цна у города Моршанска, есть сосновый лес, один из многих, окутанных здесь сказками про разбойников, нежитей и местных героев. В самой глухой чаще, к которой можно добраться только по лесовозным торам, поселился Панкратыч, тоже человек с того света — его многие считают умершим. Домом ему служит полуразрушенная землянка, метр от пола до потолка. Черный замусоренный пол кое-где покрыт лохматым от плесени картоном. Посреди лачуги стоит печка, захламленная чем ни попадя, что нужно было бы срочно сжечь, если бы хозяин печку топил. К стене приколота вырезка из “Московского комсомольца” от 8 марта 1992 года. По соседству с женскими образами, взятыми с газетной полосы, — образ иконы Божьей Матери, вырванный из подарочного настенного календаря. Повсюду разбросаны ржавые гайки, высохшие стержни от авторучек, шелуха от лещины.
Обитатель землянки пришел сюда из деревни лет пятнадцать назад, не покидает обжитое место и зимой. Раз в месяц преодолевает путь в восемнадцать километров до соседнего села — за пенсией. Тогда же сдает в лесхоз канистру сосновой смолы. Панкратыч зарабатывает старым народным промыслом — подсочкой, сбором живицы.
Хозяина на месте нет. Мой проводник, егерь, говорит, что “леший” отлучился, видать, надолго. Из-за пиратской рубки деревьев, наступающей на его дом, Панкратыч вынужден уходить на десятки километров, чтобы искать пригодные для его промысла участки.
За литр смолы лесхоз платит Панкратычу триста рублей.
Добыча сосновой смолы всегда находила широкое применение в хозяйстве. В ней все еще нуждается химическая промышленность. Смолу добавляют в клей. Из нее делают канифоль и скипидар.
Следы от вытяжки смолы — кора будто расчесанная — напоминают спирали на стволе каучукового дерева, остающиеся после сбора каучуковой массы. Впрочем, что за сравнение — старорусского промысла с индейским.
Панкратыч, мне рассказывали, из леса так и не вернулся. Об этом беспокоился лишь лесхоз, лишившийся самозабвенного добытчика-отшельника. Он был, конечно, один такой. Если не считать миллионной армии собирателей всего и вся, живущих в России. Каждый гражданин что-то когда-то собирал, копаясь в земле или придорожной пыли.
Кто бросит в него камень?
Главная черта хозяйствования на Руси — использовать все разнообразие ресурсов, которые предоставляет людям земля “от Москвы до самых до окраин”. Собственно, добыча нефти и газа — типичный промысел. Нефть и газ — несмотря на известную сложность их извлечения из недр, переработки и доставки на рынки (специалисты считают, что используемые там технологии по сложности сопоставимы с космическими) — ресурс, заповеданный народу, главному хозяйствующему субъекту на земле.
Если бы у самой земли была стоимость (не в смысле квадратного метра под элитную загородную застройку, а, так сказать, если бы сама земная соль имела ценник), ее тоже стали бы продавать. Камушками там торговать, кусочками глины или обрезками дерна. На практике родная земля именно таким способом активно оборачивается в сырьевом массиве российской экономики. Речь не только о лесе, торфе, известняке, угле или неочищенных алмазах.
Казалось бы, ну какую стоимость несут в себе вовсе не мраморные булыжники? Большую, если камень метра два высотой. Его можно использовать как исходный материал для строительства памятника или надгробия. Такие камни-великаны попадаются в продаже. Где продавцы их находят? Вряд ли на промышленной каменоломне, приватизированной, например, в начале 90-х годов на залоговом аукционе.
Скорее всего продавцы замечают товарного вида камни где-нибудь на карьере, отделяют от скалы и транспортируют к торговой точке. Как они определяют рыночную стоимость булыжника?
— По спросу, — объясняет продавец.
На камне ценник — одиннадцать тысяч рублей. Вероятно, тут царит сложная система расчета. На цену ведь влияет все что угодно, включая дефицит места на кладбищах (что является вариантом дефицита земельных угодий). Но, конечно, в целом цену определяет рынок, и она высока.
Точно так же торгуют и камнями поменьше. Они лежат вдоль дорог (в смысле, на торговых точках у автомобильных трасс). Их берут для возведения альпийской горки на садово-дачном участке или просто для украшения цветочных клумб. Найти эти камни в природе просто. Например, я видел их изрядно на побережье Можайского водохранилища, в окрестностях деревни Троица. Там они, округленные прибоем, лежат в качестве бесплатного приложения к рыбалке. На можайские камни я обратил внимание лишь тогда, когда увидел мужчину, который собирал их в пакет.
— В колодец уложу, — объяснил он. — Для чистоты.
Кто бросит в него камень? Практичный человек. Предприимчивые старатели выдают такие камни на рынке за дорогой альпийский материал, и они стоят забавно дорого. За небольшую горку — до тысячи рублей. Впрочем, обычный гравий, изъятый из каменоломни и раздробленный промышленным способом, стоит куда меньше — четыре-пять тысяч за машину.
Две недели урожая
Чем отличается бортник от пасечника? Первый собирает мед в дуплах диких пчел, второй организует приусадебное пчелиное хозяйство. Мед, хмель, грибы, ягоды никогда не выращивали специально (если только не шампиньоны, скажем, как в Чувашии, там центр их промышленного производства). За настоящими дарами природы ходят в лес. Чтобы продать потом тому, кому некогда или неохота бродить по чаще. Лисички, маслята, черника, клюква на дачных участках не растут. Им нужен особый, дикий микроклимат. Но в магазине давно продаются лесные грибы, укатанные в баночки. Собирательство нашло какую-то дорогу в глобальную торгово-розничную сеть.
Вместе с этим пришла и проблема. Многие промышленники начинают городить огород прямо в лесу. Договариваются с лесхозами и заповедниками и берут под свою коммерческую заботу сотни гектаров леса. Плодоносящего. Бедные грибники ищут маршруты объезда и обхода. А кто ж грибником не был? Проблема касается, считай, всех.
Все подмосковные дороги после дождей уставлены припаркованными машинами, оставленными на обочине грибниками. Цена за десяток подберезовиков на рынке — от ста до трехсот рублей. В лесу же главное — отделить нормальный гриб от червивого. Нашел хорошее грибное место — сэкономил половину зарплаты.
Время сезонного сбора черники длится всего-то недели две. В этом году он был в начале августа.
— Моя официальная зарплата, которую государство платит, — две тысячи рублей. В лесу работаем мы бригадой из трех человек. Каждый день зарабатываем долларов по сто на сборщика. Конечно, это выгодно. Жаль, что работаем недолго, — говорит мне молодая женщина, сборщица лесной черники из Тверской области. Ее торговая точка — на повороте трассы Е95 в Конаково. Трехлитровая банка черники стоит у нее четыреста пятьдесят рублей. Собирали ее с сыном и мужем часа три.
— Расческами? — спрашиваю про грубый способ облегчить трудоемкий процесс.
— Нет, что мы, браконьеры? Нам и в следующем году чернику собирать.
Допекло до лепешек
Ленивых людей, которым трудно себя заставить собирать ягоды-грибы, еще поискать надо. А вот энтузиасты на каждом шагу. Однажды, проезжая мимо просторной лужайки по соседству с небольшой деревней, я заметил людей, которые, сгорбившись, бродили по ней, что-то выковыривали из земли и вроде бы складывали это в пакеты. Что же там такое?
Вспотевший мужик устало ответил:
— Коровяк берем.
Что? Кровяк? Коровью кровь?
Селяне, слава богу, собирали коровьи лепешки. Вовсе не для того, чтобы написать о них докторскую диссертацию. В сельскохозяйственном смысле лепешки являются связующим ингредиентом навоза, а навоз, между прочим, лучшее из естественных удобрений и всегда был дорог во всех нечерноземных регионах.
Природа щедро наделила живущий в России народ предметами торговли. В принципе можно научиться продавать все, что найдешь под ногами или на расстоянии протянутой руки. Земляных червяков для рыбалки, подорожник для аптечных нужд, деревянную кору для изготовителей дубильных веществ, улиток для французского ресторана, ключевую воду, мед диких пчел, сосновую смолу, яд гадюки, цветки ромашки и ее разноцветных родственников, болотный торф и даже песок — хороший песок ценится любителями аквариумных рыб.
Некоторые собранные ресурсы проходят соответствующую предпродажную подготовку. Так получаются льняные рубища, медные чайные кружки, топоры и самогон. В отличие от них нефть и газ можно продавать и так. В этом еще одна иллюстрация того, что прогресс ничуть не изменил скромное большинство российского народа. Оно как жило, так и будет жить от земли. Что бы там ни говорили о нанотехнологиях, которые российский народ непременно должен освоить, чтобы выжить в наступившем веке. Выживет на сборах.
