Нина Ерёмина: "Курить меня научил врач!"

Нет больше государства под аббревиатурой СССР. Нет станции “Мир”. Нет той советской программы “Время”. Уходят символы советской эпохи, молодые забывают о тех, кто вчера еще был кумиром миллионов. Об одном из них, точнее об одной, мы и хотим рассказать.

Спортивный комментатор Нина Еремина проработала в программе “Время” 18 лет. В свои 67 она бодра, энергична, обаятельна. Водит машину, курит крепкие сигареты, выращивает на даче декоративный табак... Она с горечью говорит о телевизионном прошлом и удивляется, когда о ней вспоминают.

Мы встретились в ее квартире в центре города. Нина Алексеевна уже много лет живет в доме, где долгие годы ее соседом был Левитан. Бывшая спортсменка, комментатор телевидения и радио, некогда узнаваемая всей страной по бодрому, чуть с хрипотцой, голосу, встретила меня в домашней футболке и с сигаретой в руке.

— И давно вы курите?

— Еще будучи спортсменкой, закурила.

— ?!!

— Это врачи виноваты. Мне на игре повредили мениск. Была жуткая боль — меня привезли в больницу, и врач говорит: “Что ты орешь?! На, затянись”. И дал мне сигареты “Ароматные” — как сейчас помню, семь копеек пачка стоила. Я выкурила три штуки подряд — и порядок: как наркоз! Боль прошла, руки похолодели, я в такой кайф впала... И что интересно — даже не закашлялась. На следующий день в гостинице на костылях выхожу в коридор — вижу, идет грузин. Я ему: “Дай закурить”. Он дал мне спички, сигареты, я курю, и тут возвращается команда. Меня отчитали по полной программе... Но потом я бросила, потому что невозможно было совмещать курение с игрой. Снова закурила, когда пришла на радио. Это для самоутверждения. Там все такие деловые, а я, как замарашка, всего боялась... Теперь уже просыпаюсь с мыслью о кофе и сигареточке.

“Израильскую команду нельзя было называть вслух”— Как чемпионка Европы, чемпионка мира по баскетболу попала на радио?

— Я начала писать свои впечатления и зарисовки в журналы, а потом мне предложили поработать на радио. Четыре года меня готовили в эфир. С нами занимались Юрий Борисович Левитан, Ольга Сергеевна Высоцкая. Ставили дикцию, дыхание, учили следить за ударениями, построением фразы и так далее. Потом редакция объединилась с телевидением, и начались спортивные телепрограммы, а затем в программе “Время” на спортивные новости понадобился человек...

— А почему выбрали именно вас?

— Фамилия русская нужна была. Инверт Назимович Мамедов, первый зам Сергея Георгиевича Лапина (председателя Гостелерадио), решил, что нужна “говорящая голова”, но обязательно русская. Кого брать? Рашмаджан не годится, Маслаченко не годится; уж не помню, где в этот момент был Озеров... Выбрали меня. На первую свою программу я попала прямо с самолета. Я в тот день прилетела из Германии, с чемпионата мира по гандболу. Страшно было жутко! Дикторы уже заканчивают программу, а тут — ты. Надо успеть: не дай бог ошибиться, не дай бог не то надеть!

— В те годы многое говорить запрещалось — как к этому относились комментаторы?

— Я считаю все эти разговоры о свободе слова пустыми. Когда была Московская Олимпиада, нам запретили называть несколько стран. Ну и черт с ними! Меня это ничуть не смущало. Я всю жизнь придерживалась в своих репортажах правила: никогда без дела не критиковать, не унижать и не учить ни спортсмена, ни тренера. Потому что я сама знала, что это такое.

У нас была гениальная команда на программе “Время”. Мы все были заслуженными мастерами спорта, и все имели право сказать: “Я считаю...” Майоров — в хоккее, Дмитриева — в теннисе, Маслаченко — в футболе. Такой команды не будет больше ни у кого. Сейчас тоже говорят: “Я считаю...” — но как это воспринимает зритель?..

— А как же матч с израильской командой, которую вам нельзя было называть?

— Да, я называла их “соперники”. Потому что говорить об Израиле в СССР было неприемлемо. Матч в итоге не показали — все из-за того же Израиля, хотя мы и выиграли финал чемпионата Европы!

— И о том, что на Олимпиаде в Мюнхене террористы взяли израильтян в заложники, расстреляв несколько человек, тоже нельзя было говорить?

— Все страны тогда передавали репортажи в прямом эфире. Немцы показали даже, как террористы взорвали заложников прямо в воздухе. А мы приезжали туда и делали вид, что тоже передаем. Это было страшно. Безумно. Там был перерыв на день: объявили траур. Мы с нашим корреспондентом Толей Малявиным тайно пошли в деревню, где это все происходило. Тогда восьмерых заложников расстреляли сразу и четверых — потом. Я мечтала, чтобы меня поскорее увезли домой, не подозревая, что придется комментировать такой аховый финальный матч, когда наши впервые выиграли “золото” у американцев.

— Это тот, на которым вы якобы сорвали голос?..

— Наши тогда побили все рекорды, и было удивительное чувство сопричастности и гордости за страну. Это не объяснить словами. Когда я заорала: “Победа! Ура!!!” — в “Останкино” все зашкалило. Лапин полгода на всех совещаниях об этом говорил. Я не выдержала, записалась к нему на прием и спросила: “Вы смотрели игру? Скажите, вы спокойно смотрели или тоже болели за наших?..” Он отвечает: “Ладно, все в порядке, иди работай, деточка”. И оставил меня в покое.“Ты что наделала?! Завтра начнется холодная война!”— Мы были молодые и никому не проигрывали. В 16 лет мы уже играли в команде мастеров “Динамо”, а это был клуб, который тоже никогда никому не проигрывал, а потом — сборная СССР, которая тоже не проигрывала...

— Вы были известной баскетболисткой. Свой первый матч за границей помните?

— Ну, если Польшу заграницей не считать, то первый раз мы прилетели в Бразилию. Дипломатических отношений с Бразилией нет. Лететь далеко. Мы летели трое суток и прилетели как раз 3 октября 57-го года, когда запустили наш спутник. Бразилия о нас ничего не знает. Жили мы в Рио-де-Жанейро на Капакабане. Народу кругом!.. На нас смотрели, как мы едим, можем ли мы вилкой пользоваться... — ну белых медведей привезли, не иначе.

Я помню эту поездку до сих пор. Мы проиграли чемпионат мира американкам, хотя второе место — тоже хорошо. Когда мы возвращались, за нами даже автобус не прислали. Премию мы тоже не получили — слетали просто так.

— Вас называли “быстрым и мягким” игроком...

— Баскетбол — жесткая игра, там не до мягкости. У меня выбиты все пальцы, сломан нос, растяжение спинных мышц очень сильное. Тогда все заживало как на собаке, а сейчас все сказывается.

Когда мы первый раз играли в США, произошел интересный случай. У них играла такая Эдит Вашингтон, которая меня “держала” и била нещадно. В конце концов мне это надоело, тем более что игра не складывалась. И тут вижу: летит мне пас, а наперерез бежит Вашингтон. Но не для того, чтобы мяч перехватить, — хочет меня в аут вынести. Я мяч пропустила и подставила ей ладонь. Она наткнулась на нее носом и сломала его. Что тут было!.. Меня заменили, подбежал руководитель делегации, говорит: “Ты испортила нам отношения с Соединенными Штатами — начнется холодная война!”. А у меня в голове одна мысль: как же я домой поеду, я же еще суточные не истратила?..

На втором тайме наш тренер Степас Бутаутас меня выпустил, Вашингтон быстро вставили шиночки, заклеили нос и тоже вывели. Я подошла к побитой, поцеловала ее и по-русски сказала: “Сама виновата — в следующий раз не лезь”. Зал разразился от такой картины аплодисментами, и война не состоялась. А на суточные я купила шубу.

— Спортсмены в то время могли стать богатыми людьми?

— Нет, конечно, нам давали стипендию из Госкомитета. Она была чуть больше средней зарплаты. Давали премии, но из них вычитали большой процент. Может, это громкие слова, но мы играли за честь страны и ради спортивного интереса.

— А кто следил за вашим моральным обликом за границей?

— К нам обязательно приставляли кого-то из КГБ. В Бразилию с нами ездил некий Новиков. Мы над ним здорово подшутили. Он очень хорошо одевался. У него были такие модные шортики, дорогие швейцарские часы... Нам надоело, что он все время вьется вокруг нас, и мы решили от него отделаться. На пляже мальчишки продавали рыбу, и мы ему говорим: “Хотим морского конька”. Он: “Ладно, следите за вещами, я сейчас”. Мы, конечно, следить не стали, и вещи тут же испарились...

— Советские спортсмены принимали допинг?

— Контроля никакого не было, но ни о каком допинге речи не шло. По крайней мере, в нашей команде. Нас тренировал Иван Федорович Лысов — величайший баскетболист, техник, он только что сам бросил играть. Так что мы бегали до тех пор, пока он сам не устанет.“Результат отчаяния”— Откуда пошли слухи о том, что вы воспитывались в детском доме?

— Чего только обо мне не говорили!.. На самом деле я коренная москвичка, родилась на Петровке, 17. Папа был хирургом, работал в Министерстве здравоохранения. Мама воспитывала троих детей. Меня, моего близнеца Людмилу (известный хирург-онколог, профессор; 10 мая исполнилось шесть лет с тех пор, как она умерла. — Авт.) и старшую сестру, которая работала в “Литературной газете”, по профессии она переводчик. У нас был еще брат Коля. Мы родились после его смерти. Он гулял с собакой, она дернула поводок, Коля побежал за ней и попал под машину... И вот как результат отчаяния появились мы с Люсей — сразу две.

— В детстве у вас было соперничество — все-таки три девочки?..

— Что вы! Мы были под такой пятой у старшей: что приказано, то и делали. Если не слушались, она связывала нас с Люсей платьями спина к спине и заставляла есть бутерброд с горчицей. Мы собирали с сестрой-близнецом землянику, а потом кормили ею старшую. При этом одна из нас качала ее в гамаке, а другая подносила ягоды...

— А с мужем вы как познакомились?

— Мы работали с Андреем в одной редакции (муж Нины Алексеевны, Андрей Новиков, — известный теннисист, долгие годы был спортивным редактором ИТАР—ТАСС. — Авт.). Мне было 26, ему 24. Свадьба была великолепная, в “Арагви”. Там были все коллеги с радио, был Вадим Синявский, наш первый спортивный комментатор. Был весь композиторский корпус, поскольку отчим Андрея, Юрий Левитин, — композитор. Ой, как будто вчера было! Мы отмечаем эту дату каждый год.

— Вашим соседом был Левитан — вы дружили?

— Очень. Наша собака Гриня была единственной собакой в Советском Союзе, которая гуляла с самим Левитаном. Мы часто гуляли втроем. Я его очень любила. При всей своей знаменитости он был настолько незаносчивым, интеллигентным, обаятельным, доступным... И такая нелепая смерть: не воевал, а умер на Курской дуге. Приехал туда с концертами, и ему стало плохо.“Я встала и ушла из студии и из программы “Время”— Кто следил за внешним видом дикторов?

— За нашим внешним видом следили только мы сами и Сергей Георгиевич. Мы даже причесываться бегали в “Чародейку”, позже появился парикмахер. Если Лапину что-то не нравилось, он говорил: что это ты нарядилась, как елка?

У меня со многими дикторами остались хорошие отношения: со Светой Моргуновой, Таней Веденеевой, Верочкой Шебеко, Наташей Фуфачевой. Дикторы — это ведь змеиный клубок: кого на Первый канал поставят, кого на Второй, имеет даже значение, кто во что одет.

— Каким, по-вашему, должен быть комментатор?

— Эмоциональным — обязательно. Я всю жизнь отстаивала свое право болеть за нашу команду на международной арене. Внутренние матчи — это другое дело. “Жальгирис” всегда думал, что я болею за ЦСКА, хотя я болела за прибалтов.

Кстати, у меня есть рекорд. Я — единственный спортивный комментатор, которая четыре раза рассказывала о победе наших баскетболистов на Олимпиаде. Два раза о мужчинах и два о женщинах.

— За что вас снимали с эфира?

— Первый раз это было так. Мы с коллегой успели записаться и решили уехать из студии. Святой закон — не уезжать из студии до конца эфира! А мы уехали. Сижу я дома, включаю телевизор и слышу фразу: “ерано чемпионат мира по шахматам...” То есть: “Добрый вечер, товарищи, сегодня Карпов (а это был первый друг Лапина) выиграл в Мерано чемпионат мира по шахматам”. То есть пленку запустили раньше времени, и я вышла с середины фразы. За это меня на три месяца Лапин отстранил. Это означало потерю в деньгах, ну и больно ударяло по самолюбию. Второй раз меня отстранили на месяц, когда я рассказывала об 1/32 розыгрыша Кубка СССР по футболу. Я подготовилась, написала таблицы и вместо “Винницкая Нива” сказала “Винницкая Нева”. Кто там знал эту командочку? Но тем не менее.

— Когда закрыли программу “Время”, как вы это переживали?

— Получилось так, что я ушла оттуда сама. Это было 2 марта 92-го года, когда знаменитому конькобежцу Константину Кудрявцеву исполнилось 80 лет. Он был в больнице, и меня туда направили делать репортаж. Приехали туда все великие спортсмены-конькобежцы. Репортаж получился очень теплый. А в этот день, как известно, празднует свое рождение Михаил Сергеевич Горбачев. Перед моим сюжетом Татьяна Комарова, ведущая программы “Время”, делала об этом сюжет, используя фотографии Михаила Сергеевича. Прошел тот сюжет — следом должен быть мой... Тут надо было видеть Комарову! Она схватила телефон и зашипела: “Вы что там, с ума сошли? Немедленно останавливайте пленку”. И пленку вырубили. Я встала и ушла из студии и из программы “Время”. Никто из начальства ни слова не сказал в мою защиту. Наутро мой сюжет дали полностью, но никто не извинился.

— Вы никогда не жалели об этом?

— Я считаю, что это поступок, потому что я ответила на неприкрытое хамство. К тому же я всегда больше любила радио, поэтому никогда его не бросала. На телевидении ты зависишь от кого угодно: осветителя, звукорежиссера, режиссера, но только не от себя самого. На радио же было много интересного, правда, мы очень не любили передачи о массовом спорте, всячески отлынивали от них. Я как-то делала сюжет с завода “Ростсельмаш”. Приезжаю туда, мне рассказывают: “Проводим спартакиаду, очень большой наплыв, все желают поучаствовать”. Я спрашиваю: “Как это у вас получается?” — “А очень просто. Мы на финише ставим стакан, кто первый прибежит — тот выпивает”.

— А как же утверждение, что телевидение — это наркотик?

— Я спокойно отнеслась к своему отсутствию на экране. Мне всегда было в тягость, что меня узнают. Только один случай мне польстил. Я ехала в метро около часа дня, людей мало, вдруг вижу, какой-то мужик пялится на меня. Ну, думаю, пропала. А он кричит на весь вагон: “Я вас узнал!” Я решила использовать старый ход: “Вы меня с сестрой перепутали. “Нет, не перепутал, я перед вами встану на колени”. И как бухнулся. У меня в голове: “Шизик!” А он говорит: “Вы моей жене спасли жизнь”. И тут я понимаю, что он действительно перепутал меня с Люсей, за которую я хотела себя выдать. Я была дико рада и горда за сестру.“Я могла сойти с ума или спиться”Сестер Ереминых нашел Борис Григорьев. Увидел их на катке. Однако большой зал, по которому можно было бегать с мячом и забрасывать его в корзину, понравился им еще больше.

— За нами ходил тренер по гребле, хотел, чтобы мы с Люсей сели в парную лодку. Но нам это не понравилось. А баскетбол понравился, хотя начали поздно — в 14 лет.

Люся играла лучше меня, пока не увлеклась медициной. Поступила она только на третий год, не говорила, что мастер спорта, иначе ее с руками бы оторвали. Она была врачом от Бога. Бегала под окна операционной Склифа и подглядывала. Страсть к хирургии у нее была в крови.

Похожие как две капли воды Люся и Нина были больше чем сестры или подруги. Они не могли жить друг без друга. В школе их всегда путали, потом тоже. До сих пор Нина Алексеевна вспоминает о Люсе со слезами на глазах.

— Близнецы — это нечто особенное, больше, чем просто сестры. Мы всегда знали, кто, где и что делает, звонили друг другу раз по тридцать в день. Она рассказывала мне о своей работе, об онкологии. И надо же: от чего лечила, от того и умерла.

Меня спасла дача. Когда Люси не стало, я приехала туда, нашла у соседа оставшуюся краску и покрасила свой двухэтажный домик. Одна. Чтобы не думать ни о чем. Спасло еще то, что там не было телефона, и я точно знала, что звонков не будет. А то бы свихнулась или спилась.

Вообще мужья очень с нами страдали. Им не было места между нами. И никому не было места. Даже детям. Мы были одно целое. В школе нас развели в разные классы, и когда мы писали диктант, ошибки были одни и те же. (Задумывается.) Приятно вспомнить. Я люблю говорить про Люсю. И ненавижу ее институт. За то что не уберегли. Очень злой рак был. Потом они делали все возможное и невозможное, привозили дорогие лекарства. Нам сначала ничего не сказали и Люсе тоже, мы думали — это доброкачественная опухоль. Но она же врач, быстро расколола. Она перенесла все очень мужественно и ни разу не пожаловалась. Ни разу. Ей отводили полгода после операции, она прожила два с половиной. И только десять дней была в постели, остальное — на ногах. Ее пациенты до сих пор живы. А Люси уже нет.

Люсю донимали на работе: “Как это вы с утра здесь, а вечером на телевидении?” — “Семья, приходится крутиться”, — отвечала она.

— Известен случай про то, как вы сдавали вместо своей сестры экзамен на первом курсе медицинского, а в личной жизни пользовались своим сходством...

— Было, было. У нас на радио работал парень, который кричал, что он в меня безумно влюблен. Я не могла пойти на свидание с ним и попросила Люсю. А она уже была замужем. И в тот момент, когда мой ухажер признался сестре в любви, она говорит: “А я не Нина, я Люся”. Он так распсиховался. Она ему: “А какая тебе разница, кого как зовут?” Так роман и закончился.“В последнее время я люблю шахматы”— Вы смотрели последнюю Олимпиаду?

— Сейчас Олимпиаду показывают мало, выбирать не из чего, да и поздно. Как ни странно, в последнее время меня интересует только теннис и шахматы. Я очень люблю Анатолия Карпова. А еще смотрела синхронное плавание, легкую атлетику: Привалова выиграла просто фантастически.

Как вы думаете, почему сегодня интерес к спорту так поубавился в нашей стране?

— Все платное, и очень дорого. Люди звонят и просят устроить ребенка в спортивную школу за деньги. Мы же играли бесплатно, учились бесплатно, форма у нас была бесплатная, поездки тоже бесплатные. Вторая причина — все наши звезды уехали, а новых некому вырастить. Если же они вырастают, их быстро сманивают за границу. Раньше ходили на хоккей ради Харламова, Михайлова, Фетисова, Ларионова. Это были звезды. В баскетболе ходили на Корнеева, Вольнова, Зубкова... Телевидение “сделало” фигурное катание и хоккей. Именно благодаря ему они стали так популярны. Баскетбол тоже много показывали, потому что Гречко сказал, что победы ЦСКА поднимают боевой дух наших солдат. Каким бы заштатным матч ни был, его все равно показывают по Первому каналу. Не знаешь, что говорить, но все равно бубнишь и бубнишь, потому что приказ.

Сейчас мне спорт неинтересен. Недавно я смотрела, как наши девочки играли с новосибирским “Динамо”. Может, мне кажется, но раньше мы играли интереснее, быстрее. А сейчас все длинные и еле бегают. Наш баскетбол невозможно смотреть, так же, как и футбол.

Я помню, как помимо двухразовых тренировок каждое утро по часу сама бегала тренировать броски. Потому что хотела. Я не верю, что наши девчонки, которые сейчас получают такие большие деньги, не могут прыгать, бегать, играть. Исходя из принципа, что и слонов в цирке учат танцевать, научиться можно всему.

— А как вы относитесь к сегодняшним комментаторам?

— Плохо. Болтают много, не дают посмотреть. Есть, конечно, и хорошие, но мало. Я их понимаю, они самовыражаются в эфире, и это очень чувствуется. Отношение к людям тоже чувствуется. Перед камерой ничего не скроешь.

— Вы сыграли саму себя в фильме Владимира Меньшова. Как вы к нему попали?

— Как ни странно, пригласили. Вера Валентиновна и Владимир Валентинович изумительные люди и такие доброжелательные. Это было безумно интересно. Играть мне ничего не приходилось. Но я бы не хотела сниматься в кино, очень утомительно и нудно. Мы никак не могли рассмеяться, как просил режиссер. Он нам показывал, как это нужно делать, а я думала, что у меня так никогда не получится.* * *— Недавно вдова нашего спортивного комментатора Владимира Рашмаджана Алла сказала мне: “Какая у вас неблагодарная профессия, никому вы не нужны”. Я делала передачу “Спорт-курьер” на Рен-ТВ, которую закрыли. Я ее любила, у меня хорошие воспоминания остались от коллектива и от того периода. Сейчас я не нужна Рен-ТВ. Меня пригласили на “Серебряный Дождь”, но я сама отказалась. Мне уже неинтересно читать новости.

— А комментатором не приглашают?

— Нет, и я уже не хочу. Того, что было, уже не будет, да и нельзя всю жизнь работать. Сейчас ремонт закончится, и я махну на дачу. Там так красиво, так хорошо.

Нина Алексеевна провожает меня до дверей лифта. Хитро улыбается: а я еще вот так могу — неожиданно закидывает ногу и нажимает на кнопку вызова лифта.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру