Купец-молодец

Мы до сих пор живем по декретам военного коммунизма

21 января 2002 в 00:00, просмотров: 316   В отличие от французской русской аристократии наследники экспроприированного имущества, проживающие в России, не теряют надежды получить обратно то, что по праву должно принадлежать им. Более того, есть даже несколько примеров. Правда, удачными до конца их назвать можно только с большой натяжкой.
     — Некоторым наследникам государство вернуло их дома и усадьбы, — рассказывает вице-предводитель Российского и Московского дворянского собрания Сергей Сапожников. — Но вернуло в пользование без законодательной основы, а это означает, что в любой момент государство может вновь все забрать.
     К числу таких “счастливчиков” относятся не последние люди в России. “Повезло” режиссеру Никите Михалкову, который получил в пользование родовую усадьбу на берегу Волги; актеру Александру Пороховщикову московские власти с помпой вручили родовой особняк в центре Москвы; правнук писателя Льва Толстого Владимир живет в Ясной Поляне... директором музея; сын Владимира Набокова Дмитрий в Ленинградской области сумел выкупить фундамент одного из имений...
     Менее успешно в этом смысле сложились дела у князя Мещерского, который приехал в Россию вместе с женой и детьми с Украины. Сейчас он пытается отвоевать право жить в родовом имении в Алабине. Усадьба практически разрушена — сохранились в более-менее надлежащем виде только два флигеля. В одном из них и поселилась семья Мещерского, однако, не имея законных прав на это имущество, наследникам приходится периодически отбиваться от нашествия местных властей.
     История еще одного наследника, хотя и не дворянских, а купеческих кровей, художника Евгения Филатова, вообще полна детективными подробностями. Жизнь в доме своего прадеда — купца-мануфактурщика Зигфрида Таля (который в 1912 году купил в районе Остоженки пять домов, за один из которых и борется сейчас его наследник) — превратилась для Филатова в беспрерывную войну за свою кровную собственность. Маленький деревянный особнячок в Молочном переулке стал лакомым кусочком для множества желающих заполучить его, а точнее, участок земли, на которой он находится. В середине 80-х власти хотели снести особняк из-за ветхости (к слову, второй дом, купленный прадедом Филатова в районе Остоженки, был таким образом уничтожен, и на его месте построили небоскреб). Доходило даже до поджога (уголовное дело было заведено в 1992 году). В итоге дом несколько лет простоял без крыши, а когда наследник ее отремонтировал, то на него наложили штраф... за незаконное строительство.
     Через пару лет дом вообще выставили на продажу, игнорируя сам факт проживания в нем семьи Филатова.
     — Ко мне с тех пор регулярно наведываются покупатели, — с иронией замечает художник — Но, пообщавшись лично, они с уважением жмут мне руку и уходят.
     Весь трагикомизм ситуации с домом Филатова заключается в том, что, в отличие от других подобных дел, Евгений, который отстаивает уже несколько лет право на владение своим домом, живет в нем с самого рождения. В этом доме жила его бабушка, его родители, вырос он сам и обзавелся семьей. У него есть все документы, сохранившиеся с дореволюционных времен, подтверждающие право наследования, в том числе и подлинная купчая 1912 года.
     Сегодня домик семьи Филатова скромно ютится между строящихся офисов и особняков в новомодном стиле. Из старых построек в этой части Остоженки остался, пожалуй, только Зачатьевский женский монастырь. На мое удивление по поводу кипящей “стройки века” в историческом центре Москвы Евгений поведал “замечательную” историю:
     — Да что там стройка!.. У нас тут несколько лет назад вообще бордель устроили! Проститутки здесь, в Молочном переулке, прямо напротив монастыря выстраивались в шеренгу по вечерам и занимались своим промыслом... После этого нам никакая стройка не страшна!
     Сейчас Филатов пытается сделать практически невозможное. Государство, выселяя семью Филатова из прадедовского домика, ссылается на декреты Ленина о национализации почти вековой давности, на основе которых и отбирали имущество у “буржуев”, а Филатов пытается доказать, что сила этих, мягко говоря, заплесневевших документов равна нулю.
     — Ведь согласно изначальной формулировке декрета 1918 года существовала даже определенная процедура “отнятия”, с целым списком бумаг и инструкций. Но в то время эта процедура не соблюдалась, поэтому никаких бумаг, доказывающих даже сам факт экспроприации, просто не существует в помине, — замечает Евгений... * * *      В большинстве посткоммунистических стран вопросы, связанные с реституцией, или возвращением собственности, национализированной коммунистами, были улажены в течение первых лет демократического правления. Так, в Чехии закон о реституции действует с 1989 года. В Румынии в 1995 году провели очень ограниченный закон о возвращении прав собственности бывшим владельцам, жившим в своих старых имениях на правах арендаторов. В Хорватии закон о реституции был принят в 1996 году. К слову, практически во всех странах Восточной Европы имущество возвращали с оговорками; одна из них — обязательное проживание бывшего владельца на территории страны на момент принятия закона.
     В России разговоры вокруг возвращения экспроприированной у дворян, купечества и церкви собственности очень активно стали вестись еще в горбачевский период, и больше всего спорили вокруг Прибалтики. После того как Прибалтика отделилась и стала разбираться со своими “бывшими” самостоятельно, в России споры несколько приутихли.
     Недавно эта тема была поднята вновь. В Думу был представлен проект закона “О восстановлении прав физических лиц на недвижимое имущество, принудительно отчужденное органами власти РСФСР, СССР и иными органами власти во внесудебном порядке после 7 ноября 1917 года (по новому стилю), находящееся в ненадлежащем хозяйственном состоянии, к реконструкции которого государство не приступило”. Речь идет о возвращении тех владений исконным хозяевам, которые государство не в состоянии восстановить самостоятельно. Автор этого проекта, депутат Думы Александр Чуваев, считает, что собственность, с которой государство расстанется, согласно закону “не может являться затратами государства, поскольку находится в бесхозном состоянии”.
     Интересно, что сами “старые русские”, которым в первую очередь необходим закон о реституции, относятся к нему очень скептически. “Этот закон в нашей стране никому не нужен. Равно как он не нужен и на Западе. Ведь в случае его принятия государство и его западные партнеры потеряют замечательную возможность раскупать по дешевке самые лучшие места Москвы, и не только”, — считает наследник купеческого дома Евгений Филатов.
     Возможно, кто-то, прочитав этот материал, резонно заметит: “Меня это не касается — это мышиная возня каких-то там “старых русских”. Но мы же тоже что-то покупаем... Появляются новые владельцы свежевыстроенных особняков, новые хозяева отреставрированных зданий — и эта проблема при первом же “колебании” государственного курса коснется и их.