А их почти нет. Одни развалины напоминают о мрачном прошлом. Скоро полвека с тех пор, как сняли с Колымы колючую проволоку и хлынул туда, уже добровольно, вольный народ: кто за туманом и за запахом тайги, кто за большими деньгами. Смешавшись с бывшими заключенными, вольные образовали особенную человеческую общность. Здесь неважно, какой ты национальности, какие прошел университеты. Ценилось другое — лучшие человеческие качества. В небольших поселках, коих на месте бывших лагерей и лагпунктов осталось великое множество и где все друг друга знали наперечет, долгое время не было даже замков на дверях. Колымчанин мог занять другому колымчанину, даже незнакомому, крупную сумму, нисколько не сомневаясь, что тот непременно отдаст. На трассе не надо было “голосовать” — любая машина останавливалась, едва водитель видел человека, одиноко стоящего у обочины. И денег за проезд никто не брал, даже если вез всю тысячу километров.
Колыма проводила суровый отбор: задерживались здесь, как сказал бы Лев Гумилев, пассионарные люди. И был большой смысл приезжать на вечную мерзлоту. Зарабатывали на Колыме в два-три раза больше, чем на “материке”. Карьера, любая — производственная, научная, партийная, — здесь двигалась куда быстрее. Многие, приехав на три-четыре года, чтоб на кооператив накопить или быстренько по карьерной лестнице взойти, оставались на десятилетия, а то и на всю жизнь — есть в Севере некая магическая притягательность. Магадан гордился тем, что здесь — самые читающие люди на планете, что доля людей с высшим образованием в общей массе населения намного выше, чем в среднем по стране. Конечно, жизнь медом не была, не те условия, да и плотность населения — меньше человека на квадратный километр. Но до реформ жизнь тут кипела — и в Магадане, столице золотой Колымы, и в самом маленьком поселке на Трассе.
Кстати, Трассой (именно так, с большой буквы) в Магадане называют не только федеральную дорогу Магадан—Якутск, но и всю остальную территорию области, протянувшуюся от моря до Якутии почти на тысячу километров. Бетоном она покрыта всего-то на 150 километров от Магадана. Дальше, среди крутых сопок, вьется грунтовка. С высокими, сложными перевалами и обновленными мостами через многочисленные реки и ручьи. Старых, зэковской постройки мостов уже не осталось. А как они были красивы! Видать, немало талантливых инженеров прошли колымские лагерные университеты. Интересная, местами изумительно красивая трасса, которая так оттачивает водительское мастерство, что после нее на европейских дорогах не езда, а забава.
Но грустно сегодня ехать из Магадана в Сусуман. Зимой — белое безмолвие, летом — пыльная пустыня. В смысле — безлюдье. Невольно думаешь при взгляде на то, что некогда было Стрелкой, Яблоневым, Поворотным, Мякитом, Разведчиком и т.п.: то ли бомбили недавно здесь, то ли Мамай прошел. Начиная с 1993 года ликвидированы десятки поселков, многие совершенно неразумно. Трасса — это поистине дорога жизни, ведь не ходят здесь поезда! И только старый друг человека — автомобиль — способен доставить саму жизнь в дальнюю даль, до самого Якутска. В закрытых ныне поселках существовало все, что нужно для нормальной работы водителей-трассовиков: гостиницы, круглосуточные столовые, ремонтные боксы. Сегодня водителю на трассе негде ни поесть, ни поспать. “КамАЗ” родимый — и стол ему, и дом. А если, не дай бог, сломается, да еще зимой, когда мороз минус шестьдесят, — это и называется “туши свет”...
То, что сегодня называют артелями, — обыкновенные ОАО, ЗАО и ООО безо всяких льгот. Парадокс, но постановление Совета министров СССР, возродившее в 1958 году старательскую добычу золота и драгоценных камней, никто не отменял. И артель как форма организации имеет право быть. Но ни одна районная администрация не зарегистрирует сегодня классическую артель, ведь чиновники в России всегда болели фискальщиной. Им недосуг поразмыслить, что подоходный налог идет в местный бюджет, что классическая старательская артель не скрывала бы истинную оплату труда, что иметь при моноструктурной экономике классические старательские артели ВЫГОДНЕЕ. Но их — нет.
В золотодобычу повадились новые русские, которые, в отличие от старых артельных председателей, в горном деле ни бум-бум. Живут они, как правило, в Магадане, а то и в Москве, совершая на свои горные наделы редкие экскурсии. Не понравится бизнес — легко продают его. Случается, проигрывают артели в карты, как некогда помещики проигрывали свои деревни. Кинуть старателя новым русским раз плюнуть. Расплодились посреднические конторы по найму и вербовке в такие артели. И ведь находятся чудаки, приезжающие в сезон на Колыму из дальних мест, даже из ближнего зарубежья! Очень многие становятся жертвами расплодившихся хищников. Ехать на Колыму “стараться” сегодня просто опасно.
Когда в 1992 году Чукотский автономный округ вышел из состава области, образовав самостоятельный субъект Федерации, в Магаданской области оставалось 370 тысяч человек. Сегодня — всего 239, более половины живет в Магадане, который сегодня самый большой в мире город. По площади.
Это — особенная история. Когда Евгений Примаков, будучи премьером, не разрешил превратить Магаданскую область в особую экономическую зону (дескать, не может быть зоны с Францию размером), местные власти спешно включили в административные границы Магадана все поселки Охотского побережья. В Большой Магадан вошли три новых административных округа, а площадь новообразования составила 1100 квадратных километров. Франция не Франция, но это в шесть раз больше, чем Париж.
Численность населения в Большом Магадане более-менее постоянна. Но не надо думать, что с демографией здесь все в порядке, — ряды магаданцев пополняются приезжающими с Трассы. Теми, у кого не хватает денег выехать подальше, в теплые края. Золота-то из россыпей добывается все меньше — в минувшем сезоне еле-еле дотянули до 12 тонн. Кстати, рекорд колымской золотодобычи состоялся в огненном 1941 году — сотни тысяч зэков кирками, лопатами и лотками намыли 81 тонну. Никогда больше этот результат не был превзойден. Невольно напрашивается аналогия с бальзаковской шагреневой кожей. Она, как известно, способна была исполнять желания, но, исполнив, с каждым разом уменьшалась. Так и наша Магаданщина, принеся державе колоссальные богатства, все скукоживалась и уменьшалась, прозябая в прежней убогости. Будь ТАКИЕ богатства в любой другой стране с целесообразным правовым регулированием экономики, в Магадане унитазы были бы золотыми.
С особой экономической зоной здешних людей связывали многие надежды. Ее “крестный отец”, ныне покойный, замгубернатора Александр Титкин имел большие планы, ибо бывший министр промышленности РФ умел мыслить крупными категориями. Однако Титкина попросту кинули, отстранив от управления. Стоит ли удивляться, что надежды в основном остаются надеждами. Инвестиции сюда пока не текут, а лишь понемногу капают, сэкономленные на налогах деньги используются для латания бюджетных и небюджетных дыр. Увы, нет у последователей Александра Титкина его глубины мышления. Нет и той удивительной хватки, что позволяла Александру Алексеевичу творить буквально чудеса в практической экономике...
Люди уезжают с Трассы потому, что многим там просто нечего делать. Из крупных горняцких структур уцелел лишь Сусуманский ГОК, прошедший через многие преобразования, но живой благодаря, скорее, энергии и упрямству своего генерального директора Владимира Христова. Но горняцкий Сусуман — некоронованная столица “ингушзолота” — так на Колыме называют черный рынок благородного металла, процветающий в этих краях. Собственно ингушей живет в Сусумане 770 человек — много для небольшого города.
А породила и продолжает лелеять этот рынок родимая держава. Закон о недрах однозначно запретил добычу золота физическим лицам. А зря: легализация вольного приноса дала бы работу и средства к существованию тысячам человек. В Сусумане есть целая прослойка людей, которые официально нигде и никак не работают. Причем даже устраиваться никуда не хотят, даже в Сусуманский ГОК. Но и без дела не сидят. Мотаются по старым стоянкам на бывших горных полигонах, ищут и находят кучки обогащенного шлама и промывают его прямо в квартирах. Продать золото в Сусумане можно в любом магазине. Нелегально, конечно, и если тебя там знают. Никто не скажет сегодня, сколько золота вывозится с территории, минуя казну. Разные эксперты оценивают это по-разному: от трех до восьми тонн в год — показатель целой отрасли! “Силовики” время от времени докладывают об успехах в борьбе с нелегальным вывозом валютного металла, но “ингушзолото” непотопляемо. Скорее всего потому, что золотой бизнес в области самый коррумпированный.
В самом деле, много ли драгоценного металла вывезешь через единственный в области аэропорт, не имея нужных связей “наверху”? Но вылавливают “силовики” лишь курьеров. Истинные боссы “ингушзолота” пока не попадались. Более того, они привезли в область еще одну беду. Если прежде “ингушзолото” рассчитывалось со своими добытчиками долларами, то теперь и долларами, и наркотой. Причем везут сюда не какой-нибудь гашиш, а вполне серьезные наркотики — героин и кокаин.
В прежние годы, когда золота из россыпей добывали не по 12, а по 40 тонн в год, на территории работало пять машиностроительных заводов, много строили, в каждом райцентре действовали пищекомбинаты, где перерабатывали продукцию местного сельского хозяйства, варили пиво, производили безалкогольные напитки. Четыре птицефабрики производили столько яиц, что их и самим хватало, и с соседями делились. Из машиностроительных заводов выжили только два — Оротуканский, где в 1942 году сварили первую колымскую сталь, и Магаданский. Но численность занятых на последнем сегодня в десять раз меньше, чем было 12 лет назад. Остальные почили в бозе. Разрушено некогда мощное и развитое сельское хозяйство с рекордными надоями молока и обильными урожаями картофеля. Нет пищекомбинатов. Еле жива одна-единственная птицефабрика. Давно рухнул строительный комплекс. Оленеводство как сегмент экономики сохранилось лишь в национальном Северо-Эвенском районе. В остальных олени разбежались и одичали, оленеводы стали безработными. Зато волков расплодилось видимо-невидимо — отстреливать-то их перестали.
В общем, на Трассе работа людям, не занятым на золоте, есть только в бюджетной сфере и в коммунальном хозяйстве.
Куда благополучнее Трассы смотрится Магадан. Причем намного благополучнее того же Приморья, где виноград растет и абрикосы цветут. Зимой в магаданских квартирах тепло, свет не отключают, учителя и врачи не бастуют. Магадан постепенно приобретает вид респектабельного города — в целом, несмотря на удары судьбы, его экономика остается сильной и доходной. Вакансий здесь больше, чем официально зарегистрированных безработных. Но люди уже не соглашаются на абы какую работу, начинают выбирать, равно как и требовать достойную заработную плату.
Самые популярные занятия магаданцев — торговля и частный извоз. На километровом отрезке улицы Пролетарской работает более 40 магазинов, такова же плотность торговых точек на других центральных улицах. Свои услуги магаданцам предлагает почти десяток фирм радиотакси, на каждом автобусном маршруте снуют многочисленные частные маршрутки, в людных местах поджидают своих пассажиров вольные, не состоящие ни в каких ассоциациях частники. До сих пор не перестаешь удивляться, когда от продавщицы за прилавком слышишь тренированную речь с богатой лексикой и, спросив, узнаешь, что перед тобой — дипломированный филолог. Просто ее не устраивают ни условия труда в школе, ни его оплата, а другого применения себе не нашла. А за рулем такси вполне может сидеть не менее образованный геолог — этим беднягам, составлявшим некогда передовой отряд северного народа, также в большинстве своем нет сейчас применения. Вот и сел за руль — жить-то надо. Не случайно, наверное, большинство северян среднего и старшего поколений испытывают откровенную ностальгию по ушедшим временам.
Успехи, конечно, налицо, хотя имеют очень своеобразный, магаданский акцент. Первой пробой сил новой команды (по части “успехов”) начиная с избрания Цветкова в ноябре 1996 года стала попытка монополизировать водочный рынок. Решив изничтожить конкурентов, новая власть быстренько сколотила предприятие “Магаданвинпром”, попытавшееся “проглотить” всю водку, выпиваемую магаданцами. А это примерно пятьдесят 20-футовых контейнеров в месяц, т.е. миллион бутылок. Лакомый кусочек, правда? Дело доходило до грустного и смешного: всех предпринимателей заставляли сертифицировать привозную продукцию в частном, но милом губернатору “Магаданвинпроме”. Не задаром, естественно...
Впрочем, первая попытка монополизации закончилась полным фиаско. “Магаданвинпром” влез в долги и тихо сгинул. Но дело его живет! Пуск собственного спиртзавода практически совпал с избранием Цветкова на второй губернаторский срок. И к этому самому сроку монополизация доходного водочного рынка была успешно завершена — без прежних шума и пыли. ОАО “Магаданская группа”, включившая в себя ликероводочный завод, спирт- и пивзавод, торговый дом, еще несколько коммерческих структур, не только производит, но и завозит в регион спиртное. Казалось бы, парадокс? Зачем привозить, если собственный спиртзавод обладает достаточной производительностью не только для области, но наполовину сверх того. Однако собственная магаданская водка по вкусу больше напоминает дихлофос, хотя и утверждается, что произведена она из спирта “люкс”. Поэтому во избежание недовольства любящих крепкие напитки северян “Магаданская группа” — и только она! — привозит “вкусную” водку из других регионов.
Как могла получиться монополизация в стране вроде бы с рыночной экономикой и с продекларированной свободой предпринимательства? Тут грех не вспомнить кусочек магаданской истории. Когда готовились первые в области губернаторские выборы, ушлая журналистка придумала слоган: “Колыме нужен не пахан, а пахарь!” Валентин Цветков — пахарь, тут уж ни убавить ни прибавить, одно из его прозвищ — Бульдозер. На работе днюет и ночует, по области без устали колесит. Но что мешает пахарю быть при этом еще и паханом? Сам губернатор однажды честно признался, что без его “отмашки” никакое, даже малейшее, движение на территории Магадана невозможно. Так оно и есть. Те же водочные лицензии, даже федеральные, имеют многие структуры. Но привозить высоколиквидный товар в Магадан не рискуют: вывели бизнес на другие территории. Так велел Великий. Вызвал и произнес: не моги! И попробуй ослушаться!
Монополизирована в Магадане и рыба — вторая после золота статья региональной экономики. Первым “подвигом” местной “семьи” (а у губернатора, как и положено, имеется своя, сугубо магаданская “семья”, где для своих во всем по части бизнеса включен зеленый свет) стал форменный разгром холдинга “Магаданрыбпром”. Громить было что: холдинг имел квоты на добычу морских биоресурсов в объеме 150 тысяч тонн в год, которые полностью осваивались. Ассортимент добываемой продукции доходил до 22 наименований — минтай, сельдь, крабы... Понятное дело, “Магаданрыбпром” обладал мощным флотом, сильной материально-технической базой, развитой инфраструктурой. Выплачивалась заработная плата 3 тысячам работников...
Но холдингу не повезло: его гендиректор Юрий Глухов на первых губернаторских выборах поддержал другого кандидата. За это по всем правилам подковерного искусства был организован и с блеском проведен арбитражный процесс по банкротству “Магаданрыбпрома”. Я сам был на том суде и могу свидетельствовать, что ни закон, ни даже формальная логика там и близко не стояли. Долги предприятия были в десятки раз меньше суммы его активов, и формальных поводов для объявления холдинга банкротом и введения внешнего управления не было. Зато был очень лакомый кусок собственности, который с помощью власти можно было растащить. Что и сделали.
Всего за несколько месяцев (апрель—август 1997 г.) холдинг и его дочерние компании остались без судов, а работники — без зарплаты. Наверное, это был самый крупный “хапок” за всю историю Магаданщины! Под видом борьбы с монополизмом суда холдинга раздавались либо даром, “за долги”, либо за символическую плату. Так, один из членов “семьи” получил средний траулер и три сейнера всего за 200 тысяч долларов. Другой (точнее, другая) — двадцать судов, орудия лова, различное имущество бесплатно! Склады “Магаданрыбпрома” были вычищены в считанные недели.
Вся эта операция обернулась для области колоссальным падением добычи морских биоресурсов. Сегодня все компании области вместе взятые добывают продукции в три раза меньше, чем “Магаданрыбпром”, а береговые предприятия получают в 10 раз меньше сырья. Печально, но в самом рыбном краю России рыба сегодня стоит ничуть не дешевле, а порой и дороже мяса...
Велика Колыма! На ее ресурсах, иные из которых до сих пор нетронуты и даже толком не разведаны, вполне возможно выстроить прибыльную, высокоэффективную экономику. Правда, для таких успехов нужны другие бульдозеры и другие пахари. Нынешние, похоже, живут одним днем и потому превратили Магаданщину в анклав, который впору называть “независимое государство Магаданский Паханат”. Ибо есть уже и герб свой, и флаг, и живут здесь не по здравому смыслу, а по собственным понятиям.
