От подсокольей собаки, использовавшейся для подъема дичи перед напуском ловчей птицы, в отличие от собаки, предназначенной для охоты с сетью (тирасом), далеко не всегда требовалась остановка - стойка перед затаившимся объектом охоты. Некрупная «духовая» собака, работающая недалеко от пешего сокольника, вполне могла выполнять свою обязанность, обращая внимание охотника и демонстрируя наличие птицы лишь замедлением движения, изменением его направления и энергичным помахиванием хвостом. При переходе от соколиной охоты к дробовой стрельбе птицы влет такая собака, особенно в угодьях, богатых дичью, на выводках, высыпках, перелетах, при «парковых» охотах в достаточно открытых местах вполне могла удовлетворить и «ружейника». Родиной таких подружейных собак, позднее известных под общим названием «спаниели», стала, по-видимому, Англия, где, судя по названию, для этой цели были использованы испанские «птичьи собаки» XIV-XVI веков. Эти небольшие длинношерстные собаки чутьем отыскивали затаившуюся птицу и, находясь недалеко от охотника, самостоятельно выпугивали её под выстрел, иногда отдавая при этом голос. Достоинством спаниелей, помимо более простого, чем у легавых, способа обучения охотничьим «наукам», служил их небольшой рост, упрощавший содержание и перевозку.
К концу XVI века спаниели, еще не разделившиеся на отдельные породы, приобрели в Англии достаточно большую популярность и стали «собакой дворцов и замков». «Арапчонок, одетый турком, в красных башмаках и серебряном ошейнике, на котором был выгравирован герб Эсмонтов, открывал шествие, неся подушку миледи; за ним следовала камеристка; небольшая стая спаниелей с веселым лаем бежала впереди высокородной охотницы; и вот, наконец, - она сама, источая благоухания» (У.Теккерей, «История Генри Эсмонда, эсквайра» ).
С течением времени отчасти по охотничьим, отчасти по декоративным соображениям и потребностям спаниели стали разделяться на ряд отдельных пород, сохраняя при этом свои основные особенности - небольшой рост, длинношерстность и способность отыскивать дичь и поднимать её без стойки. Выработалась у них и способность к подаче убитой птицы или подранка. Первым разделением спаниелей стало, по-видимому, выделение из них «водных» спаниелей, предназначенных для плавания и работы по водоплавающей дичи, затем последовало обособление спрингер-спаниелей («прыгунов»), подпрыгивающих во время поиска с целью обзора, и кокер-спаниелей («вальдшнепятников»). К концу XIX века сложилась порода клумберов («немых»), не отдающих голоса при взлете птицы, что было удобно для браконьеров. Позднее появились норфолк-спаниели и фильд-спаниели. Далее пошли суссексы, вельш-спрингеры, кинг-чарльзы, кавалеры кинг-чарльзы и др. Уже в наше время в США был выведен бойкин-спаниель (О.Л.Малов, «Охота и охотничье хозяйство», 1991, №11), а кокер-спаниели разделились на английских и американских.
Все это богатство пород оставалось практически неизвестно в России вплоть до начала XX века. Первый спаниель был записан в Родословную книгу МОО (РКМОО) лишь в 1907 году. Столь же малочисленными оставались спаниели и в последующие десятилетия. В каталоге 2-й Московской выставки собак 1924 года спаниелям отведено всего 7 номеров из 502, принадлежавших охотничьим собакам, на 9-й Московской выставке 1939 года - 4 номера из 572. «Прорвались» спаниели в нашу страну после Великой Отечественной войны. В каталоге Московской выставки 1945 года числится 26 собак, 1947 года - 36, 1950 - 80, 1955 - 196 спаниелей! И вот тут-то начались сложности.
Спаниели привлекли собаководов-охотников не только своей портативностью и транспортабельностью, возможностью содержать их даже в малогабаритных квартирах. Оказалось, однако, что спаниели - это лучшие из известных нам тогда собак для утиной охоты. Утиная же охота - это то, с чего начинает практически любой охотник, а очень многие так и остаются верны ей на всю охотничью жизнь. Она подкупает и завораживает, главным образом, спортивностью стрельбы на перелетах по быстролетящей утке в условиях скудного утреннего или вечернего освещения и непредсказуемостью стороны, с которой появляется дичь. Но это же приводит и к большой потере даже чисто битой дичи, не говоря уже о подранках. Найти в полутьме упавшую в камыши, осоку, кочкарник или нырнувшую утку, вытащить из холодной воды, где глубина самая разная - весьма проблематично. Вот и пропадает до 60-70% сбитой добычи. А это совсем не по-охотничьи! Оказалось, что маленькая собачка, которую в рюкзаке можно провезти в метро, автобусе, электричке, которая смирно сидит рядом с вами в скрадке на зорьке, не только подмечает лучше увлеченного стрельбой охотника, куда падает утка, но и прекрасно отыскивает её, ныряет за подранком, выносит на берег и подает вам прямо в руки. При ходовой охоте, когда утка частенько таится даже в маленькой куртинке осоки и вылетает сзади уже прошедшего её стрелка, спаниель с его страстью к крепким местам и великолепным чутьём не даст птице надуть своего хозяина и, рыская в нескольких шагах от него, поднимет её на крыло прямо под выстрел и принесет в руки владельцу.
Дальше - больше. Оказалось, что собачка-невеличка, ходя накоротке, вполне справляется и с болотной (дупелем, бекасом, гаршнепом, курочкой), и с полевой (перепелом, куропаткой) дичью, а уж коростеля, бегающего от собаки и не желающего вставать на крыло, выпирает подчас гораздо успешнее, чем легавая со стойкой. Вполне пригодными показали себя спаниели и на охоте по боровой (тетерев, белая куропатка) дичи. Естественно, что многочисленное племя «утятников», а за ними и прочие «птичники» с восторгом отнеслись к возможности завести такую собаку. Потребность в охотничьей собаке, тем более легко транспортируемой, поддерживалась расцветом любительской охоты, совпавшим с послевоенным двадцатилетием. Повышение уровня жизни после преодоления последствий страшнейшей войны, появление некоторого досуга, доступность - законодательная и финансовая - охотничьих ружей - все это стимулировало развитие в 50-х - 60-х годах спортивной охоты и охотничьего собаководства в стране. Поддерживался интерес к охоте с собаками значительным расширением зрелищных испытаний и состязаний - на Московских областных состязаниях легавых в эти годы количество зрителей в десять - пятнадцать раз превышало число участников. Возобновилось отсутствующее в 30-х - 40-х годах издание охотничьей литературы, в том числе и об охоте со спаниелем. Потянулись к спаниелю и не охотники, очарованные, так же как и английские миледи XVI века, красивой, удобной и ласковой собакой. В то же время ограниченный ввоз отдельных представителей этих пород никак не мог удовлетворить потребность желающих завести представителя племени спаниелей. Предстояло организовать разведение. Но была ли для этого база ?
«По разновидностям или типам представленные 25 экземпляров совершенно отчетливо разбиваются так:
- Кокеров - 14, из которых относительно чистых только 3, а остальные - результат бессистемных вязок.
- Суссексов - 5, из которых чистых 1, а остальные лишь в этом типе.
- Фильдов - 4, из которых чистых 2, а остальные только в этом типе.
- Спрингеров - 2 чистых»
(В.Т.Дмитриевский, «Отчет об отделе спаниелей на XVI Московской выставке охотничьих собак 1946 года»).
Имелись в наличии и отдельные представители других пород спаниелей, включая и ирландского водяного (выведенного в свое время с участием пуделя), на использование кровей которого указывает тот же Дмитриевский в отчете об экспертизе на Московской выставке 1949 года. Естественно, что разводить в чистоте все породы спаниелей или хотя бы те, которые имелись в наличии, было невозможно. Более того, даже преобладавшие кокер- спаниели, самые мелкие изо всех спаниелей, как оказалось, не очень подходят для российских «крепких мест», и охотнику вместо того, чтобы получать в руки поданную дичь, иногда приходится самому бросаться на выручку четвероногому помощнику, окончательно запутавшемуся в чаще тины, осоки и камыша и полностью обессилевшему. Был даже поднят вопрос об оставлении при купировании хвоста, принятом у спаниелей, большего остатка, дающего возможность ухватиться за него рукой при вытаскивании из трясины. Требовалась собака покрупнее и помощнее. В результате было принято «соломоново» решение: на базе уже имевшегося поголовья «спаниеля вообще» создавать отечественную породу «русского охотничьего спаниеля», рассчитанного на нашу охоту и на наши условия. Другого, по-видимому, и нельзя было придумать в тех условиях..
Материала для создания породы было уже достаточно, да и заинтересованность в ней выявилась очень высокая. Спаниель уже на переломе 40-х - 50-х годов стал излюбленной породой городских охотников и начал проникать в сельскую местность. Ещё бы, добычливость утиной охоты, остававшейся долго, наряду с ружейной охотой с гончей, самой массовой, при использовании собаки возрастала многократно. К этому добавилась возможность походя охотиться на болотную и полевую дичь и в меньшей степени на боровую, менее привычную для сельского охотника. Рабочие качества практически всех пород спаниелей, имевшихся в наличии, в основном устраивали как городских, так и сельских охотников. В отличие от гончих, у которых переход от псовой к ружейной охоте потребовал выработки нового качества - вязкости, от русского охотничьего спаниеля не требовалось даже увеличения дальности причуивания, ограниченной с самого начала его небольшим ростом. В самом деле, спаниель на охоте по болотной и полевой дичи, не имея стойки, должен, конечно, работать недалеко от хозяина, чтобы тот, увидев прихватку собакой запаха, мог успеть подойти на выстрел к подымающейся птице. Прихватка отмечается обычно энергичным помахиванием хвоста и настороженным движением. При приближении к дичи спаниель нередко приостанавливается перед решительным броском - это рецидив стойки, которая когда-то была у «испанок», а при взлете птицы он частенько коротко взлаивает. Очень приятна охота со спаниелем, работающим с заходом, то есть, обходящим затаившуюся птицу и поднимающим её прямо на стрелка. Отсутствие стойки повышает успешность охоты по бегущей от собаки дичи - коростелю, фазану, тетереву. Без задержки продвигаясь за птицей, он заставляет ее встать на крыло, а при работе с заходом делает выстрел еще более вероятным и надежным.
Таким образом, новую породу просто следовало в большей степени приспособить к нашим ландшафтным условиям. П.Ф.Пупышев («Охота со спаниелем») так сформулировал требования к создаваемой породе: «Практика охоты показала, что в чистом виде существующие заграничные типы спаниелей у нас малопригодны. Высокие травы в лугах и лесах труднодоступны для маленьких собак, подобных коккеру, поэтому нам нужен спаниель, имеющий рост 36-44 см. Очень крупные собаки (типа понт-одемера) нам также нежелательны, ибо тогда нет смысла иметь спаниеля, а проще завести сеттера. Для работы в топких болотах, а также длительной работы в лесу или в поле малопригодны тяжелые собаки сырой конституции, с сильно растянутым туловищем... По окрасу нам желательно иметь двухцветных собак: черно- и кофейно-пегих: они наиболее заметны в траве, на лугу и особенно в лесу. Что касается деталей экстерьера, то здесь мы должны добиваться, чтобы разводимый у нас спаниель обладал достаточной силой, выносливостью и легкостью хода». Как видно, эти требования практически целиком обусловлены запросами более успешного полевого использования собаки без коренного изменения охотничьих задатков..
Исходя из этого, уже в 1951 году был принят стандарт породы, в какой-то степени включавший черты различных зарубежных пород, но более всего напоминавший увеличенного кокера. Формирование же породы началось даже раньше. Так, уже в Отчете об экспертизе спаниелей на Московской выставке охоты и собаководства 1950 года П.Ф.Пупышев пишет: «Советский спаниель, с измененным, несколько повышенным ростом, стал единственным типичным представителем этой породы. Отдельные признаки прочих разновидностей появляются лишь в единичных экземплярах (окрас, некоторая приземистость и т.д.). Повышение роста играет для работы спаниеля существенную роль, и теперь спаниели роста 34-36 см встречаются в очень незначительном количестве». Таким образом, как теперь модно говорить, «процесс пошел», однако далеко не такими темпами, как хотелось бы. Чтобы привести в порядок сложившуюся к этому времени мешанину, требовались крутые меры, которые с трудом проводились даже в так называемом «тоталитарном» режиме. Следует, правда, сказать, что «тоталитарность» охотничьего собаководства в 50-е годы и позднее была весьма относительна. Эта отрасль деятельности, числившаяся за охотничьей инспекцией, на самом деле была полностью передоверена областным обществам охотников в лице неких советов или президиумов секций, в свою очередь отдавших ее в секции по породам, где все вопросы решались голосами. Выдержать линию на строгую отбраковку значительной части мешанных собак под постоянным давлением заинтересованных сторон было ох как тяжело. Поэтому и задача, в сущности, не столь уж сложная - изменение и консолидация собак только по экстерьеру выполнялась с большим трудом, и следует очень высоко оценить труд, вложенный в столь неблагодарное дело в первую очередь Б.Е.Вагиным и З.Н.Миллиоти. Постепенно ситуация несколько изменилась, усилился ввоз в страну чистопородных спаниелей, в первую очередь кокеров, которых совершенно разумно не стали включать в создаваемую породу. И теперь, наряду с многочисленным русским охотничьим спаниелем, у нас существует также многочисленное поголовье рабочих английских и, увы, чисто декоративных американских кокер-спаниелей. И русский охотничий, и английский кокер широко используются на охоте, причем сфера этого использования даже расширилась. Разрешение брать с собой спаниеля на тягу позволило существенно продлить время охоты с ним, начали, хотя и в ограниченных масштабах, применять его при троплении русака и на кровяном следу для розыска подранков при охоте на копытных. Правда, мы не дошли еще до тех высот, до которых поднялся в охоте со спаниелем известный истребитель тигров и леопардов-людоедов, индийский охотник Джим Корбет («Кумаонские людоеды»):
«Мы с Робином поступали так. Выходя рано утром, разыскивали следы тигра или леопарда и шли по этим следам. Когда отпечатки лап были видны, по следу шел я, а когда зверь углублялся в джунгли, шел Робин. Так мы нередко следовали за зверем целые мили, пока его не настигали. Следуя за зверем пешком и стреляя с места стоя на ногах, гораздо легче сделать верный выстрел, чем при стрельбе сверху, с махана или со спины слона... С момента нашего выхода Робин, по-видимому, понимал, что перед нами стоит особая задача. Он не обращал ни малейшего внимания ни на поднимаемых им диких кур, ни на двух самбаров, которые, завидев нас, остановились и закричали. Когда мы пришли на место, Робин опустил голову и тщательно обнюхал камни, а по моему сигналу повернулся и отправился по тропе. По его поведению я мог заключить, что он почуял тигра и что запах был свежий. Через сто ярдов дорога пошла по ровному месту у подножья горы; почва была мягкой. Здесь я увидел отпечатки лап тигра, и один взгляд на них показал, что мы идем по пятам «Повальгарского холостяка» и что он прошел перед нами за минуту или две.
За участком с мягкой почвой дорога на протяжении трехсот ярдов проходила по камням, а затем круто спускалась к открытой равнине... Мы прошли еще ярдов пять-десять... Подойдя к кустарнику, Робин остановился и вернулся обратно ко мне, сообщая этим, что он увидел в кустах что-то страшное и просит взять его на руки.
Подняв Робина с земли, я засунул его задние ноги в левый карман, он зацепился передними лапами за мою левую руку и находился в безопасности: у меня при этом обе руки были свободны для пользования ружьём. В таких случаях Робин бывает абсолютно неподвижным: что бы он ни увидел, как бы себя ни вел зверь перед моим выстрелом или после выстрела, Робин не двигался и не мешал мне стрелять или смотреть».
До такой охоты со спаниелем мы еще не добрались, может быть, из-за отсутствия достаточного числа тигров. Что же касается традиционной охоты по перу, то слово ее знатоку, к сожалению уже покойному, В.Е.Герману («Записки спаниелиста»):
«Мы с Леонидом медленно продвигаемся вдоль болота. Он - почти по самому берегу речки, я - метрах в ста от берега. Впереди нас, рассыпавшись веером, работают наши спаниели. Они то исчезают, как бы ныряя в высокой траве, то вновь выскакивая на поверхность. Временами то одна, то другая собака встаёт «свечкой», вертикально, стараясь поймать на чутье верхние течения воздуха.
Вот одна из собак Леонида, кофейно-пегая Лайма, что-то прихватывает и тянет к небольшому заросшему озерку. Её дочь - молодая черно-пегая Лойка - присоединяется к матери и, энергично работая хвостом, тоже переходит с поиска на потяжку. Потом одновременный бросок двух собак - из густой осоки выскакивает чирок.
Леонид вскидывает ружьё. Гулко раскатывается в утреннем воздухе выстрел. Густой белой пеленой стелется над болотом пороховой дым. Чирок как-то неловко, на бок, падает в заросли ракитника....
Рукой показываю ему место падения птицы, но из ракитника уже вылезает Лайма с уткой в зубах и спешит к хозяину. Первый выстрел удачный.
Моя Кармен тоже перешла на потяжку и, извиваясь, как бы «струясь» по траве, устремилась вперед. С резким чирканьем впереди собаки вылетает старый бекас. С огромной скоростью, бросаясь из стороны в сторону и набирая высоту, он уходит влево. Ловлю бекаса на мушку, беру упреждение и нажимаю спуск.
Одновременно с выстрелом бекас, сложив крылья, наискось падает в осоку. Посылаю туда Кармен, и вот она с довольным видом, как бы улыбаясь, высоко подняв голову, несет мне птицу. Блестящая черная шерсть Кармен лоснится от росы, а весь торжествующий вид словно говорит: «Вот как мы его!»
...Сегодня мы решили поохотиться на тетеревов. Нужно до восхода солнца попасть в их излюбленные места и захватить выводки на кормежке. Спаниели трусили «у ноги»: им еще не разрешено идти в поиск. А в лесу так много соблазнительных запахов, так хочется поскорее пуститься галопом по высокой траве, разыскивая пока невидимую дичь! И собаки то и дело нетерпеливо смотрели на нас, как бы спрашивая: «Не пора ли начинать?»...Вот мы и дошли. Молодой смешанный лес, обилие полянок, ягодник и кусты. Муравьиные кучи разрыты, много «купальниц» в песке, везде тетеревиные перья. В росистой траве свежие следы: совсем недавно здесь прошел тетеревиный выводок. Пустили спаниелей. Собаки горячились на свежих набродах и рвались вперед. Первой прихватила бегущих птиц Дезька, к ней присоединилась Лайма. С шумом взлетела матка и с клохтаньем скрылась в березняке. Старку стрелять нельзя. Вслед неуклюже поднялся начавший чернеть тетеревёнок и, провожаемый четырьмя выстрелами, также улетел за матерью.
Мы с укором посмотрели друг на друга: не горячиться! И когда собаки подняли сразу пятерых тетеревят, взлетевших с одного места, двумя дуплетами мы свалили трёх птиц».
Итак, к концу XX века в России обрели свою охотничью нишу две породы спаниелей: русский охотничий спаниель и английский кокер-спаниель, вполне вписавшиеся в отечественную «правильную» охоту и приобретшие свой собственный, достаточно обширный круг почитателей. Действительно, в каталоге 105-й Московской выставки охотничьих собак 1998 года содержатся клички 150-ти русских охотничьих и 49-ти английских кокеров.
Однако сложности «русских испанцев» далеко не окончились. В 90-х годах XX века к сонму пород охотничьих собак добавилась еще одна группа пород - ретриверов, могущих составить конкуренцию спаниелям, хотя сами они выводились с другой целью. Функции их, как это следует из самого названия (ретривер - от английского retrieve, взять обратно, вернуть себе), - поиск и подача дичи, убитой из-под легавой. Идея выведения подающей собаки возникла в Англии - родине охоты с легавой, в середине XIX века, когда уже сложились и классические легавые (пойнтер и сеттеры) и сам способ классической охоты с ними. Л.П.Сабанеев писал, что побудительной причиной выведения ретривера являлось нежелание владельцев легавой портить её поиск и послушание. Не отрицая этого, думаю, что были и другие побудительные причины, в частности, то, что острочутые легавые довольно плохо причуивают битую птицу. Это связано с различием состава запаха живой («летучие» компоненты) и мертвой («тяжелые» компоненты и кровь) птиц. У островных легавых в результате отбора в обонятельном аппарате преобладают рецепторы - приёмники «лёгких», легколетучих составляющих запаха, у гончих и кровяных собак - рецепторы «тяжелых», менее летучих составляющих, задерживающихся на следах или на тушке. Промежуточное положение занимают континентальные легавые и спаниели, обладающие и теми и другими рецепторами, но, естественно, в усредненных количествах. Такая особенность обонятельного аппарата, наряду с малым ростом, снижает дальность чутья спаниелей по сравнению с пойнтером и сеттерами, что, однако, и не требуется от спаниеля с его манерой работы вблизи охотника. У ретриверов путем отбора была закреплена особенность обонятельного аппарата причуивать запах битой птицы и подранков, что давало им преимущества перед легавыми в розыске охотничьего трофея.
Другой возможной причиной выведения ретриверов могло служить снижение твердости стойки легавых, которые в процессе охоты начинают самостоятельно сдвигаться со стойки при виде падающей птицы, что весьма нежелательно при охоте по выводкам. Так или иначе, ретриверы были выведены именно для работы по битой птице и в классике не должны были обращать внимания на живую дичь.
Давно, уже даже в Англии, отказались от сопровождения ретриверами при охоте с легавой. Однако подающие собаки нашли применение на Западе, особенно в США, при охоте на пролете на водоплавающую дичь, особенно на морском побережье. Здесь задача собаки, сидящей в лодке с охотником, внимательно следить за результатами стрельбы, отмечать падающих птиц, разыскивать и подавать их. При этом они должны отыскивать битых и подранков на значительном, в несколько сот метров, удалении от хозяина. Собака должна фиксировать, независимо от стрелка, падение дичи, даже удалелой, причем не единичной, а целой серии, запоминать места возможного нахождения трофеев и по очереди подавать их охотнику. Из наших охот с такой охотой может быть сравнима только, пожалуй, стрельба пролетных гусей из скрадков или укрытий, подобная описываемой для Колымы или Чукотки. В обычной для нас охоте на утиных перелетах редко когда возникает ситуация, при которой охотнику некогда отвлечься от стрельбы ради наблюдения за падением добычи. При сохранении существующих на Западе требований к ретриверу (безразличие к живой дичи, способность к учету падающих птиц и причуивание битой или раненой птицы) эта собака в наших условиях может быть использована либо при стрельбе пролетающих птиц (тяга, охота с подсадной, охота на перелетах), либо при охоте «самотопом», с собакой до выстрела идущей «у ноги». Маловероятно, однако, что наши охотники откажутся применять ретриверов для розыска и подъема на крыло живой дичи - болотной, полевой и боровой, то есть, использовать его на тех же охотах, на которых нынче задействован спаниель. Скорее всего так и будет - уже и сейчас в среде любителей собак этой группы пород существуют и ведут «непримиримую» борьбу оба эти течения. В самом деле, кто же откажется от того, чтобы собака вместо того, чтобы безоговорочно идти рядом (чего само по себе трудно добиться) в поле, где со всех сторон чем-то пахнет, займется розыском этого “чего-то” и будет подавать его под выстрел! В этом случае произойдет и уже происходит вторжение ретривера в зону деятельности спаниеля и у последнего возникнет серьезный конкурент, который может сильно его потеснить.
Никто, однако, из сторонников такого применения ретриверов не задумывался о дальнейшем. При отборе и разведении ретриверов на основе результатов охоты или испытаний по живой дичи, неизбежно встанет вопрос об остроте обоняния, сиречь - дальности чутья, что приведет к отбору по этому признаку и, в дальнейшем, к перестройке строения обонятельного аппарата ретривера в сторону относительного увеличения числа рецепторов «легких» компонентов запаха. При этом, во-первых, снизится способность к причуиванию битой дичи, и, во-вторых, повысится дальность причуивания живой птицы, что, в свою очередь, вызовет отрастание собаки в поиске от стрелка. Понадобится стойка, чтобы охотник мог успеть подойти на выстрел и, естественно, ещё одна перестройка породы . В результате ретривер превратится в некую «островную континентальную» легавую, уйдя из рабочей «ниши» спаниеля, но с трудом (ведь расщепления по рабочим качествам при такой перестройке не избежать) внедряясь в рабочую «нишу» легавых. Можно ли сейчас гарантировать, что ретриверам удастся избежать этой тяжелой участи ? Такой гарантии я не могу дать. Ретриверы уже попали в руки охотников, и никто не может запретить им использовать, а следовательно, и разводить этих собак так, как им подсказывает их охотничье сердце.
Что же представляют из себя эти новые мигранты? На Западе существует несколько пород ретриверов, однако у нас пока преобладают «лабрадоры» - собаки среднего роста (55-60 см), более крупные, чем русские охотничьи спаниели, но несколько ниже легавых, короткошерстные, крепкого сложения, с широкой головой и грудью, небольшими ушами, прилегающими к голове. Типичен «выдровый» хвост - очень толстый у основания, суживающийся к концу, покрытый густой плотной шерстью. Окрас одноцветный - черный, палевый или шоколадный.
Менее распространен у нас золотистый («голден») ретривер, длинношерстный, чуть ниже, чем лабрадор, и слегка растянутый. Следует сказать, что ретриверы, обладая высоким интеллектом и хорошим чутьем на стойкие запахи, помимо охотничьего использования находят широкое применение в качестве поводырей слепых, розыскных собак для обнаружения наркотиков, взрывчатых и токсических веществ и собак-спасателей МЧС.
Таким образом, сейчас рано еще говорить об охотничьем профиле ретриверов в нашей стране и о том, насколько они смогут потеснить портативных и транспортабельных спаниелей и надолго ли. Покажет это жизнь.
Что же касается спаниеля - «русского испанца», с судьбой не менее сложной, чем досталась на долю испанских детей, вывезенных в СССР в 1936-37 годах, то его доля определилась уже достаточно ясно: эта маленькая, крепкая сообразительная собачка прочно вошла в семью охотничьих пород и заняла там и в сердцах собаководов свое постоянное место.
