Фанатики проводят свои кровавые акции за тысячи километров от мест, где против них ведут боевые действия. Проводят их тогда и там, где они могут убить как можно больше людей. И отгородиться от них нельзя ни дальним расстоянием, ни — пусть даже поголовными — проверками подозрительных личностей.
Пока где-то — неважно, по соседству или на отдалении — существуют неблагополучные страны, люди будут бежать оттуда, спасая свою жизнь или стремясь ее улучшить на чужбине. А среди беженцев неминуемо будет некоторое количество террористов, засылаемых «запрещенными в РФ» — не к ночи будь помянуты. «Великий исход» 2015 года из Африки и Азии в Европу продемонстрировал это со всей наглядностью. И какие бы стены вы ни строили на границе, они не устоят под напором человеческой волны. Даже через берлинскую стену, через, казалось бы, непроницаемую границу ГДР—ФРГ, со следовой полосой и пулеметами-самострелами, иногда прорывались на Запад обитатели социалистического лагеря. Таких границ — страшно дорогостоящих и антигуманных — нет и не будет ни у кого, кроме разве что Северной Кореи.
Принцип «моя хата с краю, ничего не знаю» не работает ни в общемировом масштабе, ни в пределах отдельно взятой страны. Это особо знакомо людям, жившим в СССР: мы все пытались выжить в своем микросоциуме, игнорируя окружающую действительность, но она настигала нас. Вокруг — тотальный дефицит, но мы приноравливались и доставали все (или почти все) что надо. Денег нет, но мы держались: писали заявления в кассу взаимопомощи, перехватывали друг у друга до получки, что-то продавали через комиссионку, что-то покупали по блату… Вся страна жила по карточкам и на подножном корму, но у нас в Москве было еще ничего, терпимо, — какое нам дело до Кривоплюйска и Мухобойска?
А вот какое: в Москву шли электрички и автобусы, переполненные жителями голодной провинции, которые ехали в столицу на заготовки. Влияло ли это на нашу московскую жизнь? Еще как влияло! И на транспорт, и на наличие продуктов в магазинах, и на состояние правопорядка. А еще — на отношение остальной страны к нам, москвичам. Мы были в их глазах незаслуженно привилегированными снобами или, того хуже, — паразитами, жирующими за их счет.
Можно вспомнить и наши попытки духовной изоляции: мы отгораживались от окружающего абсурда, погружаясь в работу, общаясь с узким кругом друзей, занимаясь какими-то любимыми делами и игнорируя все остальное. Монументы, транспаранты («Народ и партия едины», «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» и т.п.), партсобрания и политинформации, выборы без выбора — все это существовало само по себе, а мы жили сами по себе, с фигой в кармане и политическими анекдотами армянского радио.
Но время от времени случалось что-то такое, что напоминало о невозможности отгородиться от окружающей советчины: то слушается персональное дело кого-то, кто допустил публичную «клевету на советский строй»; то районная комиссия старых большевиков «зарубила» (не выпустила за границу) вашего сослуживца, собравшегося в зарубежную турпоездку; то вас самих послали «на картошку» — вместо вашей нормальной работы будете месить грязь под дождем на колхозных полях Подмосковья, спасая урожай. Убирать который в колхозе некому и нечем.
Из прошлого можно переместиться в настоящее, а с просторов нашей Родины — на заокеанские просторы Нового Света. Семья одного моего приятеля живет в самом лучшем районе Нью-Джерси, в небольшом городке, где основную часть населения составляют богатые адвокаты и врачи. Но в 15 милях от этого места — совсем другой мир: бедняцкий городок, населенный в основном чернокожими, с высоким уровнем преступности. Примерно на таком же расстоянии — гигантский мегаполис Нью-Йорк, где преступность и нищета присутствуют в мегамасштабах. Из этих неблагополучных мест в благополучный городок, где живут мои друзья, иногда наезжают криминальные «гастролеры» и грабят дома, угоняют дорогие машины… Отгородиться никак не выходит.
Еще хуже это получается в большом городе, где немногочисленные хорошие районы соседствуют с куда более многочисленными плохими. Вы думаете, что Пятая авеню в Нью-Йорке — это хорошее место? В манхэттенском Мидтауне, в районе 50-й улицы (где Рокфеллер-Центр) или 57-й (где Трамп-Тауэр) — безусловно, да. А в северной части того же Манхэттена, в Гарлеме, на уровне какой-нибудь 120-й или 130-й улицы, — абсолютно нет. Там и Пятая, и Парк-авеню, и Мэдисон, и Лексингтон — уже не те пафосные авеню, которыми любуются туристы, разинув рты, чуть южнее. И публика там живет совсем не та, что в трамповской башне или в доме №1040 по 5-й авеню, между 85-й и 86-й улицами, рядом с музеем Метрополитен, где когда-то проживала Жаклин Кеннеди-Онассис…
Доехать на метро от отстойных мест до элитных — дело считаных минут. Именно поэтому, скажем, в нью-йоркском Центральном парке, даже в самой лучшей его части, не надо гулять в темное время суток. Там периодически совершают нападения на отдыхающих горожан и туристов вооруженные грабители и находящиеся «на вольном выпасе» психи (почти все психиатрические стационары позакрывали еще в 80-е годы).
Или возьмем другую часть Нью-Йорка — Бруклин, где в последние годы строится много хорошего жилья и быстро растут цены на недвижимость. Обитателям тамошнего риэл-истейта приносит мало радости соседство с более бедными и криминогенными районами, населенными афроамериканцами и латинос. Это хорошо знают по себе наши соотечественники, проживающие в большом количестве в бруклинском районе Брайтон-Бич. Сам по себе район — вполне благополучный, на берегу моря, приличный состав населения, но много всяких «залетных» личностей из близлежащих плохих районов. Результаты их визитов — уличные ограбления, взломы квартир, избиения, хулиганские выходки…
Для того чтобы минимизировать количество проблемных гостей, многие благополучные районы отказываются от развития сети общественного транспорта, от строительства метро. А чтобы нежелательные элементы не становились вместо гостей постоянными жителями, американские муниципалитеты часто отказываются от федеральных субсидий на строительство жилья для малоимущих. Обойдемся, мол, без субсидий — и без той криминогенной среды, которая слишком часто возникает в местах компактного проживания бедноты.
…И что же это все означает «в сухом отстое»? Только то, что правы те из нас, кто не затыкает уши и не закрывает глаза, а пытается изменить к лучшему окружающую действительность — ближнюю и дальнюю. Неравнодушные. Те, кто работает волонтерами с нищими, бездомными, неизлечимо больными. Кто едет в далекие заморские страны воевать против фанатиков-террористов. Кто лечит, учит и кормит несчастных и обездоленных жителей стран третьего мира. Кто приобщает отчаявшихся и разуверившихся к надежде и вере.
Помогая им, мы помогаем себе. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».
