Русский писатель Иван Шмелев, выходец из московской купеческой семьи, эмигрировавший во Францию, в тридцатые-сороковые годы прошлого века написал книгу «Лето Господне», вспомнив свое детство и круг праздников, которыми жили в России до революции.
С огромной теплотой Шмелев, оторванный от Родины, описывает предпасхальные дни в мельчайших деталях. Процитируем его строки.
Вот что происходило в доме зажиточного купца после Вербного Воскресенья, на Страстной неделе.
«Вороха роз пасхальных, на иконы и куличи, лежат под бумагой в зале. Страстные дни. Я еще не говею, но болтаться теперь грешно, и меня сажают читать Евангелие... На дворе самая веселая работа: сколачивают щиты и звезды, тешут планочки для - X. В. («Христос Воскресе» – авт.)...
Горкин поправляет пасочницы (формы для творожной пасхи – авт.). Я смотрю, как он режет кривым резачком дощечку... Он ковыряет на дощечке, и появляется виноград! Потом вырезает "священный крест", иродово копье и лесенку - на небо! Потом удивительную птичку, потом буковки - X. В.»
Дальше Шмелев пишет о Чистом Четверге: «Я несу от Евангелий страстную свечку, смотрю на мерцающий огонек: он святой. Тихая ночь, но я очень боюсь: погаснет! Донесу - доживу до будущего года. Старая кухарка рада, что я донес. Она вымывает руки, берет святой огонек, зажигает свою лампадку, и мы идем выжигать кресты. Выжигаем над дверью кухни, потом на погребице, в коровнике...
Ходит и Горкин с нами. Берет у кухарки свечку и выжигает крестик над изголовьем в своей каморке. Много там крестиков, с прежних еще годов. Кажется мне, что на нашем дворе Христос. И в коровнике, и в конюшнях, и на погребице, и везде. В черном крестике от моей свечки - пришел Христос. И все - для Него, что делаем. Двор чисто выметен, и все уголки подчищены, и под навесом даже, где был навоз. Необыкновенные эти дни - страстные, Христовы дни. Мне теперь ничего не страшно: прохожу темными сенями - и ничего, потому что везде Христос».
Приготовлением пасхальных блюд занимались все домашние: «У Воронина на погребице мнут в широкой кадушке творог. Толстый Воронин и пекаря, засучив руки, тычут красными кулаками в творог, сыплют в него изюму и сахарку и проворно вминают в пасочницы. Дают попробовать мне на пальце: ну, как? Кисло, но я из вежливости хвалю.
У нас в столовой толкут миндаль, по всему дому слышно. Я помогаю тереть творог на решетке. Золотистые червячки падают на блюдо, - совсем живые! Протирают все, в пять решет; пасох нам надо много. Для нас - самая настоящая, пахнет Пасхой. Потом - для гостей, парадная, еще "маленькая" пасха, две людям, и еще – бедным родственникам».
Особенное внимание уделяли устройству пасхальной иллюминации, делая тысячи разноцветных плошек с фитильками для украшения храмов, в том числе кремлевских: «На дворе заливают стаканчики. Из амбара носят в больших корзинах шкалики, плошки, лампионы, шары, кубастики - всех цветов. У лужи горит костер, варят в котле заливку. Василь-Василич мешает палкой, кладет огарки и комья сала. Стаканчики стоят на досках, в гнездышках, рядками, и похожи на разноцветных птичек. Шары и лампионы висят на проволках. Главная заливка идет в Кремле, где отец с народом.
А здесь - пустяки, стаканчиков тысячка, не больше. Я тоже помогаю, - огарки ношу из ящика, кладу фитили на плошки. И до чего красиво! На новых досках, рядочками, пунцовые, зеленые, голубые, золотые, белые с молочком... Покачиваясь, звенят друг в дружку большие стеклянные шары, и солнце пускает зайчики, плющится на бочках, на луже».
Следующий день – Страстная Пятница. Значительнейший момент пятничной службы – вынос Плащаницы (это происходит около 3 часов дня, и до этого времени в Великую Пятницу православным не рекомендуется принимать пищу). Плащаница – это плат с изображением Иисуса Христа, лежащего во гробе. Плащаницу устанавливают в центре храма на возвышении и украшают ее цветами. Перед Плащаницей прихожане кладут поклоны и прикладываются к ней.
В воспоминаниях Ивана Шмелева об этом говорится: «Ударяют печально, к Плащанице. Путается во мне и грусть, и радость: Спаситель сейчас умрет...
В церкви выносят Плащаницу. Мне грустно: Спаситель умер. Но уже бьется радость: воскреснет, завтра! Золотой гроб, святой. Смерть - это только так: все воскреснут. Я сегодня читал в Евангелии, что гробы отверзлись и многие телеса усопших святых воскресли...
Горкин ведет прикладываться. Плащаница увита розами. Под кисеей, с золотыми херувимами, лежит Спаситель, зеленовато-бледный, с пронзенными руками. Пахнет священно розами. С притаившейся радостью, которая смешалась с грустью, я выхожу из церкви. По ограде навешены кресты и звезды, блестят стаканчики.
Отец и Василь-Василич укатили на дрожках в Кремль, прихватили с собой и Ганьку. Горкин говорит мне, что там лиминация ответственная, будет глядеть сам генерал-и-губернатор Долгоруков...
У нас пахнет мастикой, пасхой и ветчиной. Полы натерты, но ковров еще не постелили. Мне дают красить яйца. Ночь. Смотрю на образ, и все во мне связывается с Христом: иллюминация, свечки, вертящиеся яички, молитвы, Ганька, старичок Горкин, который, пожалуй, умрет скоро... Но он воскреснет! И я когда-то умру, и все. И потом встретимся все... и Васька, который умер зимой от скарлатины, и сапожник Зола, певший с мальчишками про волхвов, - все мы встретимся там».
И вот – предпасхальная суббота.
«Великая Суббота, вечер. В доме тихо, все прилегли перед заутреней. Я пробираюсь в зал - посмотреть, что на улице. Народу мало, несут пасхи и куличи в картонках.
В зале обои розовые - от солнца, оно заходит. В комнатах - пунцовые лампадки, пасхальные: в Рождество были голубые?..
Постлали пасхальный ковер в гостиной, с пунцовыми букетами. Сняли серые чехлы с
бордовых кресел. На образах веночки из розочек. В зале и в коридорах – новые красные "дорожки". В столовой на окошках - крашеные яйца в корзинах, пунцовые: завтра отец будет христосоваться с народом. В передней – зеленые четверти с вином: подносить.
На пуховых подушках, в столовой на диване, - чтобы не провалились! - лежат громадные куличи, прикрытые розовой кисейкой, - остывают. Пахнет от них сладким теплом душистым...»
Канон Великой Субботы, который читают в храмах, полон скорби о погребенном Иисусе, но это и ожидание Его Воскресения. Дня, полного света, любви и радости.
