Прораб божий

Зимой 1975 года 18-летняя Наталья Лосева родила дочь. Но врачи

не сразу смогли остановить кровотечение.

И у молодой мамы констатировали нарушение работы печени, почек, легких и мозга. Она потеряла сознание.

Кома длилась две недели. Потом она открыла глаза, однако сознание к ней не вернулось — началась хроническая кома. И продолжалась она два месяца. Но Наталья была так хороша собой, что кому-то из врачей пришло

в голову показать ей зеркало и губную помаду.

И вдруг она внимательно посмотрела в зеркало, взяла в руки помаду, привычным движением намазала губы — и началось выздоровление.

Битвой за ее спасение руководил Владимир Александрович Неговский.

В день его 80-летия она приехала в институт, где чествовали академика, вышла на сцену, рассказала

о том, как он подарил ей вторую жизнь, а потом поклонилась в ноги и поцеловала ему руку.

Зал встал.

Кажется, что реанимация была всегда.

Между тем науке оживления немногим более 60 лет. И если ее основоположник Владимир Александрович Неговский не был гением, тогда кем же он был? Богом? Боги не умирают, а академик Неговский умер 2 августа 2003 года.

Значит, он был обыкновенным гением.

Правда, не все это понимали.

Виноват в этом был сам Неговский. Главные отличительные признаки гения — недоступность, отстраненность и здоровая доля зауми — решительно не имели с ним ничего общего. Он был человеком внушительной комплекции, с курносым носом, очень живыми и очень внимательными глазами и с палкой, которую он не выпускал из рук. В детстве боялись, что он никогда не сможет ходить. Тогда он начал летать.

* * *

Вся его жизнь — открытый урок.

Началась она 19 марта 1909 года в крошечном городе Козельце Черниговской губернии, не все жители которого, дожив до старости, выезжали дальше чем за полсотни верст от дома.

Он был одним из девяти детей в семье школьных учителей.

Жили бедно. Мать, Варвара Семеновна Неговская, без сомнения, была выдающейся женщиной. Она была очень строгой, однако у всех детей до конца жизни считалась непререкаемым авторитетом. Она работала в школе, вела огромное домашнее хозяйство. И мальчиков, и девочек она научила варить обед, стирать, убирать, работать на огороде. “...Моя трудовая биография, — вспоминал Неговский, — началась еще в детские годы, несколько лет я подрабатывал летом, выполняя обязанности пастуха. В конце нашей Красной улицы была церковь, в которой служил и проживал священник, отец Василий... Хорошо помню, с каким наслаждением, пригоняя вечером корову отца Василия, ел у него на кухне горячую пшенную кашу, которую воспринимал как верх блаженства”.

Однажды он вместе со школьным товарищем решил перейти по льду Десну, чтобы наломать распускающуюся вербу. Его спутник почти достиг берега, когда Володя провалился под лед. Друг не растерялся, лег на лед, снял с себя ремень и в конце концов вытащил беднягу на берег. Но через несколько месяцев у подростка начался костный туберкулез. 13 месяцев в больнице, семь операций на голени правой ноги. “Окружающая обстановка была хорошей, но внутренний протест против смерти детей, которых не удалось вылечить и которые совсем недавно были соседями по палате, был очень активным. Я все больше убеждался в том, что должен стать врачом”. И не просто врачом. Он мечтал построить больницу, в которой не будет морга.

* * *

Итак, он будет поступать в московский медицинский институт. Что за блажь! На костылях, да к тому же в Москве нет ни родных, ни знакомых. Но отец его поддержал. На дорогу кое-как наскребли 13 рублей, дали хлеба, сала, и он уехал.

Ночевать ему в Москве было негде. “Я облюбовал себе укромное местечко на паперти храма Христа Спасителя и ночевал там между колоннами шесть дней, закутавшись в старое пальто. Вещей у меня никаких не было, поэтому отпадала забота об их хранении... Питался главным образом хлебом и помидорами. При большом конкурсе — 8—10 человек на место — набрал достаточно баллов и был зачислен во Второй медицинский университет. Думаю, по нынешним временам медицинская комиссия не допустила бы меня сдавать экзамены, ведь я ходил на двух костылях. Но потом, уже на третьем курсе, я выбросил один костыль, потом второй и стал ходить только с палкой”.

* * *

Теперь уже можно судить о том, что один из важнейших талантов — невероятное, неслыханное упорство в достижении намеченной цели — он привез из родного дома. Многих людей тяжелая жизнь безвозвратно калечит уже в детстве — его она сделала непобедимым. День за днем юноша на костылях из крошечного украинского городка, воспитанный в традиции жалеть других, а не себя, брал одно препятствие за другим. Карьера его, если это слово понимать как достижения в науке, была стремительной. А движущей силой этого набиравшего высоту вольнодумца было желание оживлять умерших. Ни больше ни меньше.

После окончания института его зачислили на должность младшего научного сотрудника в Институт экспериментальной физиологии и терапии, директором которого был С.С.Брюхоненко. Неговский вспоминал: “Идея использования искусственного кровообращения для целей реанимации была связана с С.Брюхоненко и, несомненно, оказалась прогрессивной и полезной. Однако ученым он не был... он был изобретателем и применял искусственное кровообращение без изучения элементарных физиологических процессов. Вначале я с увлечением работал в этом институте. Здесь я опубликовал свою первую работу. Параллельно принимал участие во всех опытах по оживлению, проводимых Брюхоненко. Как правило, эти опыты сводились к кровопусканию, а затем стандартному оживлению собак с помощью искусственного кровообращения. Обычно эти эксперименты приурочивали к посещению института какими-нибудь ответственными делегациями... В кругу своих близких Брюхоненко называл эти эксперименты “грандвтиоч”, то есть грандиозное втирание очков. Делегации уходили, и оживленные собаки на второй день погибали, и всякая наука по оживлению прекращалась до следующего подобного эксперимента”.

Вскоре вокруг Неговского стали собираться молодые сотрудники института. Они начали проводить собственные эксперименты и через год добились хороших результатов. Эти результаты были куда лучше, чем плоды “грандвтиоч” Брюхоненко. В июле 1936 года Неговский и его соратники были уволены.

Тогда Неговский написал письмо председателю Совнаркома СССР. Он просил предоставить ему возможность работать в избранной им области и объяснил, что у этой проблемы огромные перспективы.

Так в октябре 1936 года Неговский и несколько его единомышленников стали сотрудниками первой в мире лаборатории экспериментальной физиологии по оживлению организма в институте нейрохирургии, которым руководил Николай Нилович Бурденко.

В этой лаборатории собрались люди, фанатически преданные идее оживления. Это был еще один талант Неговского: собирать вокруг себя людей одной группы крови. Впоследствии многие из них стали выдающимися учеными. А на истории Наума Лазаревича Гурвича стоит остановиться особо.

Гурвич создал новое направление: учение о деятельности умирающего и оживающего сердца. Он был высокообразованным человеком, и именно ему принадлежит честь создания особого вида дефибриллятора, аппарата для восстановления нормальной работы сердца. У Гурвича был единственный недостаток: он был еврей. В соответствии с линией партии и правительства Неговский, тогда уже директор института, постоянно получал указания уволить Гурвича. Он увольнял. А на следующий день снова принимал на работу. Так продолжалось годы. И когда Гурвич тяжело заболел и ушел из института, в дни редких появлений в лаборатории, которой была отдана вся его научная жизнь, Неговский оказывал Науму Лазаревичу царские почести.

Из воспоминаний Неговского: “Уже с декабря 1941 года я начал работать над обобщением данных, полученных до начала войны. Я был убежден, что разработка этих материалов может привести к практически важным выводам, которые могут быть использованы при лечении раненых на фронте. Я работал без выходных, к концу 1942 года у меня появились голодные отеки...”

В феврале 1942 года он стал кандидатом, а через год — доктором наук. Тогда же, весной 1943 года, он создал реанимационные бригады, которые работали на линии фронта. Удалось вернуть к жизни несколько десятков раненых. Первым человеком, которому Неговский подарил вторую жизнь, был солдат Валентин Черепанов.

Спустя 18 лет, на Международном конгрессе травматологов в Будапеште профессор Неговский заявил, что имеет честь представить коллегам новую науку — реаниматологию.

* * *

Тут уместно задать вопрос: разве раньше не пытались оживлять людей?

А как же, пытались. В эпоху Ренессанса в Италии был опубликован трактат “О строении человеческого тела”, автором которого был основоположник анатомии Андреас Везалис. Именно он впервые попробовал оживить человеческое сердце. Именно он применял искусственное дыхание, вдувая в легкие воздух через трубку. И именно он впервые описал тяжелейшую форму нарушения сердечного ритма, разрозненное сокращение волокон сердца, впоследствии названное фибрилляцией. Спустя сто лет великий Уильям Гарвей создаст труд “Анатомическое исследование о движении сердца”. А в 1694 году думный дьяк Возницин напишет русскому врачу Петру Постникову: “Опасися государеву гневу, потому что... поехал ты в Неаполь для безделия, как в твоем письме написано, “живых собак мертвить, а мертвых живить” — и сие дело не гораздо нам нужно”.

Но все пытались оживить один орган — сердце. И никто не пробовал оживить весь организм.

* * *

Неговский говорил: “Чтобы бороться за жизнь умирающего человека, надо знать, как кончается жизнь. То есть изучать стадии умирания человека — какие системы погибают раньше, какие позже. Какие факторы сопротивления включают организм в борьбу... Когда оголяются системы, определяющие жизнь, выявляется скелет жизни. Надо знать этот скелет, чтобы на него настраивать наши воздействия, обеспечивающие оживление”.

Первым шагом на пути разгадки тайны оживления было открытие Неговским двух стадий умирания: клинической и биологической смерти. Он первый предположил и научно доказал, что клиническая смерть, то есть остановка сердца, это переход от жизни к биологической смерти, то есть смерти необратимой. Он доказал, что с прекращением работы сердца нельзя прекращать борьбу за жизнь человека. Последним аккордом жизни, по Неговскому, являются признаки деятельности мозга. А смерть мозга — это и есть биологическая смерть человека.

Он первый начал оживлять сердце, легкие и мозг одновременно. Метод так и называется: комплексный метод оживления организма по Неговскому.

С Неговским спорили, его методику критиковали, и критиковали ожесточенно. Однако и по сей день никто не смог предложить другого способа возвращения к жизни. С конца 40-х годов врачи взяли на вооружение открытие Владимира Александровича Неговского и более чем за шесть десятилетий лишь усовершенствовали его метод, но превзойти не смогли.

Вторым открытием Неговского было его учение о постреанимационной болезни. Оказалось, что после оживления все системы жизнеобеспечения человека работают по-новому. Нарушается ритм работы всех механизмов. Раньше с этим никогда не сталкивались, потому что раньше никого не оживляли.

Первое издание книги “Постреанимационная болезнь”, написанной Неговским вместе с Е.С.Золотокрылиной и А.М.Гурвичем, вышло в 1979 году и было тут же переведено на многие европейские языки.

Гениальный физик Лев Ландау, четырежды переживший клиническую смерть, был возвращен к жизни отечественными врачами и прожил еще семь лет, став лауреатом Нобелевской премии. Но к работе он вернуться не смог.

8-летнюю Лизу, утонувшую в море, тоже смогли вернуть к жизни, но постреанимационная болезнь дала страшное осложнение: ноги девочки оказались прижаты к животу, и распрямить их можно было лишь благодаря хирургическому вмешательству. В то время спасительную операцию делали в одном-единственном месте на земле — в Инсбруке. Владимир Александрович добился того, чтобы девочку отправили в Австрию. Сейчас Лизочка учится и даже танцует. Говорят, очень красивая.

А сколько их было, людей, возвращенных из небытия?

Список у бога. Неговский не считал.

* * *

Тут самое время упомянуть о самом именитом пациенте Владимира Александровича Неговского: 4 марта 1953 года его привезли в Кунцево, где умирал Сталин.

Неговский был человеком слова. Он дал подписку о том, что 30 лет будет хранить молчание о последних часах жизни Сталина, и слово сдержал. Благодаря этому посещение знаменитой дачи многие считали вымыслом. Неговский никого не разубеждал, однако в неопубликованных воспоминаниях академика Мясникова, подписавшего заключение о смерти верного ленинца, есть несколько строк, посвященных прибытию Неговского к агонизировавшему вождю.

Дочь Владимира Александровича и по сей день помнит, как отец вернулся домой и сказал: все кончено. Сделать ничего было нельзя. Через несколько часов будет официальное сообщение. Кстати, доктору Неговскому было что сказать и творцам легенды об отравлении Сталина: как простой смертный, он умер от обширного инсульта.

* * *

Слава была явно неравнодушна к Неговскому.

Академик медицины и лауреат двух Государственных премий, кавалер многих орденов, член самых престижных зарубежных научных обществ и академий, автор всемирно известных монографий, номинант на Нобелевскую премию...

В 1974 году в Италии вышла книга “Великие имена ХХ века — медики”. В почетном списке людей ХХ века Рентген, открыватель пенициллина Флемминг, создатель стрептомицина Ваксман, Бернард, впервые сделавший успешную пересадку человеческого сердца, и — Владимир Неговский. Итальянцы выразили свое преклонение, назвав его “Падре Реанимационе”.

В 1962 году сенат США сделал Неговскому предложение: переехать в США вместе с руководимым им институтом.

Смешно не то, что Неговский ответил отказом — на то он и был Неговский; смешно то, что институтом американцы называли сравнительно небольшую лабораторию, которая стала институтом лишь в 1985 году. И первую половину жизни он потратил на то, чтобы лабораторию преобразовали в институт, а вторую — на то, чтобы институту дали более или менее подходящее помещение. В 1988 году вышло постановление правительства о стариках, и Неговский передал руководство НИИ реаниматологии своему любимому ученику Виктору Николаевичу Семенову.

* * *

Но он никогда бы не добился успеха в борьбе со смертью, если бы не был награжден еще одним, быть может, важнейшим талантом: он был огромный человек. И главными составляющими этого таланта были любовь и интерес к людям и полная независимость от денег.

Денег у академика Неговского было немало, но он тщательно следил за тем, чтобы они достались тем, кто в них нуждался.

Для него не существовало авторитетов — кроме научных. Не было ни одного министра здравоохранения, с которым он не поссорился. Его называли танком: он не признавал никаких преград в достижении цели.

У Неговского были друзья, которых он любил, — и было много врагов. Он мог очень резко обойтись с человеком, но все знали, что в отношениях он чрезвычайно последователен. Он постоянно делал замечания, во все вмешивался и часто оказывался прав. У него была поразительная память, которую он сам называл патологической.

Человек, который проработал с ним всю жизнь, сказал: “Через него мы принимали участие в развитии цивилизации”.

Он никого и ничего не боялся. Это тоже был его талант.

При этом он был трудный. У него была очень правильная литературная речь, как драгоценный гобелен, расшитая редкими, но поразительными остротами. В 40 лет он начал учить английский язык. И выучил. Правда, произношение было чудовищным, что не мешало ему с блеском выступать на международных симпозиумах. И до последнего дня он учил английские слова, потому что не уставал повторять: мозг, который работает, не старится.

Первое, что я увидела, переступив порог его квартиры, — мраморная копия Венеры Милосской. В натуральную величину. Без нее, пожалуй, вряд ли можно оценить, как этот человек внушительной внешности без памяти любил Италию. И еще он любил Баха. А может, не Италию с ее божественной природой и искусством и не Баха — может, больше всего он дорожил гармонией? Во всем.

* * *

Родина “благоговейно” простилась с Владимиром Александровичем Неговским.

Известие о его уходе не удостоилось чести попасть на новостные ленты информационных агентств, поэтому великому человеку ХХ века достался лишь некролог в “Медицинской газете”.

Зато тот, кто после В. Н. Семенова поставлен руководить НИИ реаниматологии, не забыл оповестить всех непосвященных, что на самом деле это он создал институт. А заодно сильно помог Неговскому и в создании науки реаниматологии.

Ах, какой смешной! История науки — это история предательств. И есть люди, известные миру лишь благодаря великим учителям, которых они предали. Будем считать, что у этого человека нет имени.

А Владимир Александрович Неговский верил в людей. Иначе зачем было их спасать?

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру