Сначала напомним, что в начале сентября депутат Госдумы Алексей Журавлев обнаружил досадное, по его мнению, упущение в законе о запрете пропаганды гомосексуализма. Пропаганда, дескать, запрещена, усыновление гомосексуальными парами сирот запрещено, а вот воспитание собственных детей, родители которых обнаружили в себе «голубые» или «розовые» наклонности, остается совершенно легальным. Но ведь ребенок в такой семье находится буквально в самом ее эпицентре той самой пропаганды — а значит, детей у родителей с нетрадиционными сексуальными предпочтениями необходимо изъять!
Никаких законов или поправок в связи с инициативами Журавлева пока не принято. Но первые ласточки, похоже, уже полетели...
Светлана Шомполова жила в городе Реутове вместе с родителями — даже после того, как девушка вышла замуж за молодого человека по имени Иван, молодые супруги обитали у родителей жены. В 2006 году у них родился сын Алеша. В 2012 году Светлана с Иваном переехали на съемное жилье в ожидании завершения ремонта в двухкомнатной квартире, которую родители Светы купили детям в родном городе...
Однако со временем отношения у молодых разладились. По словам жены, Иван, который работал на мелкой инженерной должности в одной из компаний сотовых операторов, почти не интересовался повседневным бытом и воспитанием сына, оказавшись инфантильным любителем компьютерных игр, коим и посвящал все свободное время, влезая при этом в кредитные долги. Самостоятельное проживание семьи обострило проблему, и терпение Светы лопнуло, когда деньги, отложенные на аренду квартиры, оказались внезапно потрачены на новую игровую приставку. Молодая женщина подала на развод, предложив при этом расстаться мирно, сохранить нормальные отношения и, самое главное, — общение ради ребенка, из жизни которого не должен был исчезнуть отец.
Подруга Светы Ирина, мать девочки одного возраста с Алешей, на то время пребывала в схожей ситуации, и женщины решили держаться вместе. Они сняли на двоих квартиру. Дети быстро подружились, женщины разделили обязанности, вроде сопровождения отпрысков на учебу — ведь Алеше исполнилось семь лет, и первого сентября он пошел в школу, в математический лицей в Москве.
Однако мирное сосуществование подруг продлилось недолго. Родители Светы неожиданно призадумались над тем фактом, что их дочь живет с женщиной. Предположение, по словам Светы, не имевшее под собой никаких оснований, начало разрастаться как снежный ком — а может, они лесбиянки?! И как же тогда в «розовой» семье развивается ребенок? Нужно срочно спасать внука, пока его психическому развитию и нравственности не нанесен непоправимый ущерб!
ххх
Благими намерениями вымощена дорога в ад. Родители Светланы пришли к выводу, что дочери нужно срочно переехать жить в ту самую купленную ими «двушку», дабы «непутевая» была под рукой и под надзором и не водилась с теми, кто им не нравится. Света не испытала радости от такой идеи, поскольку в без малого тридцать лет возвращаться под тотальный контроль и полное влияние властных родителей (которые, к слову, являются собственниками той самой квартиры, купленной молодой семье) у нее желания не было.
— Эта квартира позволила бы им диктовать мне любые условия — от требований касательно личной жизни до цвета обоев на стенах, — объясняет Света, — поэтому вариант был отвергнут. Узрев бунт, родители перешли к активным действиям — забрав летом Алешу на дачу, они отказались его возвращать мне, не смущаясь тем, что подобные действия напрямую нарушают закон. Я была вынуждена даже обратиться в полицию...
Полиция решила вопрос достаточно мягко, но быстро, сделав несколько звонков родственникам-«киднеперам», заставив их осознать незаконность претензий на внука при живых родителях, и в первую очередь — матери, которую никто не лишал родительских прав и ни в чем не обвинял ранее. Ребенка вернули, однако после того лихого кавалерийского наскока с похищением родители Светы перешли к планомерным осадным действиям, вооружившись на сей раз буквой закона, а в качестве орудия «главного калибра» привлекли на свою сторону Ивана, который являлся родителем мальчика и имел равные с матерью права. 27 августа отец забрал ребенка на прогулку и не вернул.
— А чуть позже родители вызвали меня на серьезный разговор, — продолжает Светлана, — и начали диктовать условия, угрожая лишить меня опеки над сыном в пользу мужа (читай — в свою пользу) через суд. Они категорически потребовали въехать на квартиру и продолжать воспитывать сына, но уже под их строгим присмотром и надзором — исключив общение с сомнительными, с их точки зрения, подругами и друзьями. Мне пришлось нанять юриста и начать бороться за право самостоятельно жить и решать свою судьбу.
Однако у мамы Светланы, Натальи Шомполовой, несколько иной взгляд на проблему:
— За без малого два года общения с этой Ириной Света превратилась в другого человека — постоянно врет, изворачивается, испортила отношения с родителями, со всеми родственниками, — сокрушается Наталья Алексеевна. — И это моя дочь, которая всегда хорошо училась, окончила с красным дипломом университет, была интеллектуально развитым человеком, со множеством увлечений! Я ее просто не узнаю, мне становится страшно — как может так поменяться человек под чужим влиянием? Если бы мне кто-то два года назад сказал, что будет так, я бы не поверила! Я воспитывала, знала и любила совсем другого человека и не понимаю, что произошло... Чего мы только не делали за полтора года, чтобы открыть ей глаза на ее ненормальный образ жизни — даже прошли цикл совместных сеансов с семейным психологом! Встретив эту женщину, Света отказалась от всего — от всех своих родственников, от квартиры, которую мы ей предлагаем, бросила аспирантуру, сменила систему ценностей... Все наши друзья и родственники в шоке, они меня спрашивают — что произошло со Светой?! После того как они с Ириной съехались, Света любой разговор с каждым встречным-поперечным начинала с того, что она любит Иру, и это звучало буквально как «здравствуйте, я лесбиянка!». Конечно, сейчас, когда этот конфликт перешел на судебный уровень, она уже ведет себя нормально, как будто ничего такого и не было... Чтобы опека подтвердила приличные условия проживания, они отселили временно девочку — дочку той самой Ирины, убрали кошку — представляете, она держала кошку, хотя у Алеши астма! Внук ходил в секцию айкидо, катался на лыжах, мы его записали в бассейн и т.д. — сейчас он лишен всего этого, никуда не ходит и остается в школе на продленку... Мать забыла о ребенке, обо всех своих обязательствах по отношению к нему! Пусть так, мы готовы смириться — но тогда о мальчике должен заботиться отец и наша семья — мы готовы и хотим этого! Для нас сейчас главное — спасти ребенка!
ххх
Сама Светлана свою нетрадиционную ориентацию отрицает:
— Родителям просто хочется меня полностью контролировать, — уверяет она. — Поэтому они начали подозревать меня в сожительстве с подругой — то ли всерьез, то ли в качестве аргумента давления, я уж не знаю... При этом они отлично знают, что мы с Ириной дружим и общаемся уже очень давно, ездили отдыхать на юг с семьями — тогда еще с мужьями... «Ребенку нужна традиционная семья!» — твердят мои отец и мать, я с этим не спорю, но ведь семьи распадаются... И то, как я живу с сыном сейчас, никаким образом не является ни странным, ни асоциальным. Насильная же передача мальчика под крыло бывшего мужа и бабушки с дедушкой не сделает для него семью традиционнее — кроме стресса и шока, ребенок от этого ничего не обретет... Однако сейчас мы находимся «в осаде» — родители и муж собирают документы и свидетельства того, что сын живет со мной в каких-то нетерпимых условиях. Ко мне на съемную квартиру приходили представители реутовской опеки по заявлению от мужа и родителей и тщательно проверяли условия жизни ребенка, искали какой-то криминал. В результате они были вынуждены признать, что все в порядке — у нас отличный ремонт, чисто и просторно, у Алеши свой стол и мебель, холодильник полон, договор аренды оформлен на меня — придраться не к чему.
Анастасия Черник, юрист, помогающая Светлане в этом деле, рассказывает, что они пытались уладить дело миром и ходили на переговоры к родителям Светы
— Придя к ним, мы застали дома дедушку и ребенка, — рассказывает Анастасия. — Однако как только я представилась адвокатом Светланы, пожилой человек внезапно кинулся на меня и ударил в грудь. У нас завязалась потасовка, он выкрикивал: «Убью! Вы не знаете, с кем связались!» Светлана же проскочила в квартиру и вынесла ребенка на руках... Кстати, за время пребывания мальчика у бабушки эти «старики-разбойники» успели забрать документы из того лицея, где Алеша учился, и устроить его другую школу — рядом со своим домом! Для него все это явилось сильнейшим стрессом — ребенок ранимый, очень привязан к матери, вдобавок долго готовился пойти в ту школу, из которой его забрали... Светлана вернула Лешу себе, возвратила его в прежнюю школу, и сейчас война переместилась в относительно цивилизованную судебную плоскость — обе стороны подали в суд схожие заявления. Мы подготовили исковое заявление с требованием развода — он до сих пор не оформлен — и определения места жительства ребенка с матерью. Аналогичное заявление подала и противная сторона — от имени Ивана. В их заявлении говорится об аморальном образе жизни Светланы: «Мы не можем объяснить ребенку, почему мама живет с женщиной, а не с папой!» — опираясь на такое заявление, они хотят вмешиваться в чужую жизнь!
При этом в грядущей судебной эпопее Светлана и ее юрист Анастасия заранее предвидят немалые трудности, поскольку тот темп и смелость, с которой действуют родители, имеют, как им кажется, под собой основания — бабушка обладает в городе немалым весом, являясь руководителем местного БТИ, и подключает административный ресурс.
— Когда родители перевели моего сына в реутовскую 10-ю школу рядом со своим домом, я, возвращая его в московскую 905-ю школу, не могла забрать документы из десятой — мне их просто отказывались возвращать, — говорит Света. — А когда я обратилась в местное управление образования по этому вопросу, мне неофициально шепнули, что у них имеется негласное распоряжение-сигнал из администрации города, где у моей мамы много хороших знакомых, — не отдавать до суда документы и препятствовать переводу ребенка из школы в школу! В итоге я все же вернула его в московскую школу, заново сделав все бумаги — и свидетельство о рождении, и медкарту, и страховой полис...
ххх
Действительно ли Шомполовы-старшие хотят уберечь мальчика от тлетворного влияния гомосексуальной семьи, или просто не видят, что их девочка давно выросла, и хотят по-прежнему воспитывать ее — вместе с внуком? Насколько уверены они в том, что Светлана с Ириной на самом деле лесбиянки, а не просто подружки, которым вдвоем легче справляться с бытом и прочими проблемами?
— Света на закате нашей семейной жизни уже не скрывала своих нетрадиционных наклонностей, — печально говорит почти уже бывший муж Иван. — Она решила, что со мной ей жить некомфортно, у нее появилась, так сказать, новая любовь, новые ощущения — и она ушла к Ирине. Но я уже не лезу в жизнь Светланы и ее сожительницы, у меня нет к ней личных претензий, я не желаю ей зла. Я даже не пытаюсь лишить ее родительских прав — об этом речи не идет! Меня волнует исключительно судьба сына — меня не устраивает, в каких условиях быта обитает мальчик на этой съемной квартире, и мы хотим через суд, исключительно в рамках закона, определить — с кем должен жить ребенок в такой ситуации. Я ей, в общем-то, предлагал компромиссный, по моему мнению, вариант — меня бы устроило, если бы она жила с сыном не с чужой женщиной, а в той квартире, которую ее же родители покупали для нас в то время, когда мы жили семьей, но она от этого категорически отказалась... А сейчас я уже опасаюсь за психику ребенка, за его восприятие мира, которое у него может появиться, ежедневно глядя на «семью» из двух женщин.
— Мы на стороне зятя, хотя очень страдаем и переживаем за дочь, — вторит Ивану отец Светланы, Владимир Валентинович. — До достижения Алешей шести лет мы жили все в одной квартире, и Света, и Ваня, и внук — все они для нас были близкими, родными и остаются ими... Когда человек меняется в течение короткого промежутка времени — это всегда болезненно, а тут еще ребенок становится заложником... Я надеюсь, что суд разберется в ситуации в нашу пользу, поскольку так продолжаться больше не может! Хотя я понимаю, конечно, что для суда они продемонстрируют благостную картину — покажут хорошую квартиру, покажут, что нет у них никаких нетрадиционных отношений и т.д. Но ситуация действительно сложная, и самое главное — внука жалко...
ххх
На волне нынешней кампании против любых проявлений однополых отношений ситуация в этой несчастной семье выглядит остроактуальной. Помимо прочего возникает вопрос: а как можно доказать обвинения в нетрадиционности? Сей факт равновероятно может оказаться как правдой, так и выдуманным, но эффектным рычагом давления без каких-либо к тому поводов. Где пролегает скользкая граница между «розовой» любовью и просто двумя подругами, объединенными на почве сакраментального тезиса «все мужики — сволочи»?
— Определить, лесбиянка или не лесбиянка, по внешним проявлениям невозможно, — говорит Михаил Ягубов, сексолог, психиатр, доктор медицинских наук НИИ психиатрии. — Не пойман — не вор. Если человек скрывает факт своей гомосексуальности, то получить доказательства по понятным причинам очень трудно. А если тенденция преследования гомосексуалистов будет продолжаться, то все они в скором времени опять уйдут в подполье...
— Надо сказать, что женщины в большей степени, нежели мужчины склонны образовывать однополые пары, — комментирует ситуацию семейный психолог Тамара Роднина. — Но очень часто ситуации, в которых сегодня в духе времени и последних общественно-политических трендов люди видят однополые отношения, на деле таковыми не являются. В случае Светланы я не вижу ничего экстраординарного, тем более чего-то такого, что требует срочно вмешаться, и тем более — изъять ребенка в пользу отца. Да, безусловно, в однополой семье у ребенка возникает несколько искаженная картина мира, хотя и не столь сильно выраженная, как это сегодня представляют радикальные политики и граждане, но в данном случае поводов к этому я не наблюдаю. Две разные матери со своими детьми (разнополыми, что немаловажно!) достаточно четко формируют у последних некую границу, разделяющую две эти неполные, но все же — семьи, проживающие под одной крышей. Плюс очень важно, что у детей сохраняются отношения с отцами, — это также активно препятствует формированию той самой «искаженной картины», которой так все опасаются.
Вопрос «как будет лучше ребенку — скитаться по съемным квартирам с матерью-лесбиянкой или жить дома, окруженным теплом и заботой бабушки, дедушки и папы?!» — старшие Шомполовы для себя уже решили — в свою пользу. Но сегодня даже органы опеки осознали (во всяком случае, они постоянно говорят об этом!), что изъятие детей у родителей — крайний, самый последний шаг, до которого всеми силами надо стараться не доводить. И что разлучение сына с матерью является для ребенка той границей, рубиконом, за которым по его психике и дальнейшей жизни наносится непоправимый удар — существенно более опасный, нежели пресловутое непонимание — почему мама живет с чужой тетей, а не с папой...
