Каждый день я слушаю проповедь (а то и несколько проповедей кряду), а потом несу открывшуюся истину в массы. Апостольствую. Витийствую. Размышляю и предрекаю. Откуда черпаю мудрость? Из телепередач. Но, бывает, получаю сведения от знакомых. Которые в своих выводах и прогнозах тоже опираются на услышанное от дикторов и телеведущих. Мы внимаем ТВ как Высшему Началу, а затем перетолковываем Его речи в Евангелия, Заветы, поучения на каждый день.
Вот одна из правд: актриса (очень хорошая актриса) родилась и выросла в деревне, привыкла пить парное молоко, привычке этой не изменяла в течение многих лет, поехала на съемки в Одессу, там на рынке купила молоко, выпила, оно оказалось зараженным бациллами бруцеллеза. Микробы проникли в мозг. Актриса сошла с ума. Бросилась под поезд. «Произошло отделение головы от туловища». Так процитировали за кадром врачебное заключение о причинах наступления смерти.
Этой поучительной историей я поделился с некоторыми своими собеседниками. Они в ответ преподнесли другую, тоже выловленную из средств оповещения: молодой человек пошел на дискотеку, познакомился с девушкой, поехал к ней, выпил бокал предложенного шампанского, очнулся в ванне со льдом и с надрезом в районе поясницы. У него похитили почку, чтобы пересадить ее кому-то нуждающемуся.
Воспитательный эффект той и другой притчи безусловен. Нельзя пить некипяченое молоко, нельзя ехать в гости к малознакомому человеку, лучше по возможности избегать алкоголя…
Именно таким шокирующим, захватывающим образом и следует преподносить премудрости, если хочешь, чтоб тебя услышали. Иначе — просвистят мимо ушей. Иначе до сознания не достучаться. Или в способе подачи поучений все же присутствует некая спекулятивность?
И все же не покидает ощущение, что проповедническая потенция новейших средств пропаганды используется недостаточно эффективно.
Прямо Андрюшке по макушке
Дедушки и бабушки осыпали меня, ребенка, советами:
— Сиди прямо!
— Не ковыряй в носу!
— Не смей лгать!
— Ни в коем случае нельзя воровать!
— Терпение и труд все перетрут!
— Ты что сказал? Не в складушки, не в ладушки, прямо Андрюшке по макушке.
— Прекрати болтать! Когда я ем, я глух и нем.
Я мотал на ус, но изредка возражал — услышанным во дворе, школе или изобретенным лично мною:
— Когда я кушаю, я говорю и слушаю.
— Не в склад, не в лад, поцелуй коровий зад.
Или еще чем-то в этом роде, менее грубым, но более плоским.
Удивительно: в те дни больше доверяли живому человеческому голосу, непосредственному обучению, личному искреннему опыту. Может быть, именно поэтому внушенные старшими или сверстниками правила и поучения я усвоил столь прочно. Они втемяшились в голову на целую долгую жизнь и частенько помогали в ситуациях, когда я терялся и не мог найти правильное решение. Подворачивался случай стибрить какую-нибудь мелочевку, я тянул к ней руку, но вспомнил: «Воровать нельзя, ни при каких случаях — нельзя!» и начинал колебаться.
Сколько раз хотелось соврать (а кому не хочется? да я и врал частенько). Но, бывало, останавливался и ударял себя ладонью по губам, вспомнив завет трогательно любивших меня стариков, удивительное дело, мало или совсем не лгавших (так мне представлялось, так кажется и теперь — кажется не в том смысле, что мнение двоится и становится призрачным, а в том, что если они кого и обманывали — а кто прожил жизнь вовсе без лжи? — то лукавили минимально).
В итоге решающее воздействие оказывали вдолбленные в меня правила: «Не укради», «Не лжесвидетельствуй», «Не пожелай…»
Позже, в заматерелой зрелости, я узнал грациозные варианты того, что мне талдычили сызмальства: «Делай что должно и будь что будет», «Сам погибай, а товарища выручай», «Единожды солгавши — кто тебе поверит?», «Посеешь поступок — пожнешь привычку»… Но это было чересчур красиво. Слишком выспренне. А я к тому времени вполне сформировался.
На кого равняться?
Вы спросите: чем хуже общенародный Учитель и Наставник, постоянно вещающие на многих программах, — чем они хуже индивидуального, локального, пусть не столь масштабно осведомленного, как ТВ, педагога?
Отвечу: индивидуальный воспитатель, как правило, несет ответственность за свои слова. А многоликий (т.е. безликий), как правило, не несет, а болтает что попало. И не поддается ни контролю, ни проверке, ни возражению. Как с ним спорить, если он — неуловим? Виртуален. Бесконтролен.
Вот внедряет в массы околесицу (титры рекомендуют выступающего писателем, ученым, авторитетным, одним словом, человеком): золотой запас Российской империи похищен масонами, и, вскрикнув: «Держи вора!», исчезает. Вот рапортует: «Протоколы сионских мудрецов» — не фальшивка, как было принято считать еще совсем недавно, а самая что ни на есть подлинная рукопись. Я бы очень хотел узнать у выступающего: какие доказательства своей версии он может привести? Но лик его истаивает, на смену ему возникает другой (ученый, журналист и т.д.), который, подхватывая речь предыдущего оратора, толкует о всемирном заговоре — как о чем-то очевидном и только дураку неизвестном. Я хотел бы вступить с ним в дискуссию — но они, эдакие неуловимые мстители — поминай как звали! — вещают с экрана уже третьей головой… Сколько их — или отрастают быстрее, чем у Змея Горыныча?
Возникает вопрос: на кого я должен ориентироваться? На кого равняться? Если передача начинается с разговора о гибели Деда ли Хасана или полковника Буданова — значит, это есть главная новость, остальное — второстепенное. Разве не так? Если крушение электропоезда или автобусная авария стоят во главе новостных потоков, значит, встреча президента или премьера с министрами или электоратом — дело десятое. Попробуйте возразить.
Вы скажете: существует особая специфика подачи и восприятия материала его поглотителями. Но разве поглотители формируют эти правила? Нет, они хавают то, что предлагают. И делают выводы. Иногда очень примитивные. Такие, к каким пришел я.
Если раньше в ходу были проповеди о нерушимости семейных устоев (и психологически человек настраивается, что будет держать ориентир на единственную раз и навсегда созданную семью), теперь, рассказывая об интимной стороне жизни звезд, смакуют именно количество жен и мужей, подспудно внедряя идею поливариантности. (Хотя в целом демографическая картина, демонстрируемая телеэкранами, донельзя оптимистична.)
Нам показывают, как надо себя вести: тратить миллионы и улыбаться, как министр Сердюков. Я делаю вывод: вот как надо жить.
А Ванга — хорошая или плохая? Я своими ушами слышал вмененный ей в многосерийном сенсационном почти документальном фильме приговор: связана де с темными силами, не заслуживает быть похороненной там, где хотела… И вот — надо же такому случиться — задним числом пророчица «влистила» выгодное России предсказание о недопустимости вмешательства в сирийскую междоусобицу. Тотчас в ее адрес пошли раздаваться комплименты и противоположные предыдущим комментарии — к тем же кадрам, которые показывали ранее. И газеты, легкие на подъем и не желающие обременять себя тяжестью мысли, тоже подхватили: «хорошая», «великая», «святая».
Как поступили бы любящие отец или мать, воспитывающие дитятю и сегодня говорящие одно, а завтра — другое? Если умные, то сказали бы: «Сынок! Дочка! Мы изменили свою точку зрения, и вот почему… Только глупцы не меняются». От ТВ и прочих проповедствующих средств информации ни опровержения, ни извинения, ни обоснования новой позиции не дождешься. Сами перестраивайтесь, приспосабливайтесь к изменившейся ситуации и соображайте: почему вчера одно, сегодня другое.
И еще: с экрана нас частенько учат морали, уму-разуму откровенные дураки и пошляки, а о нравственности толкуют откровенные негодяи, те, про кого мы заведомо знаем, что они жулики и воры.
Проклятые вопросы
Человечество всегда, во все времена задумывалось над одними и теми же проклятыми (вечными) вопросами и нравственными постулатами и пыталось утвердиться и устоять на зыбкой почве и крохотном островке добропорядочности — посреди бушующего океана злобы, цинизма и беспросветной корысти.
Из вышесказанного следует: нынешний момент бытия и новая фаза развития, в которую вступило население земного шара, характеризуется метаморфозами и аспектами в восприятии вечных истин, которые требуют внесения корректив в устоявшиеся и веками проверенные установки.
Начнем с неувядаемо юного, возвышенного понятия — любовь. Сам я — прежде чем отправиться на первое свидание — получил о ней сведения из книг Тургенева и Пушкина, стихов Фета и А.К.Толстого. «Ася», «Первая любовь», «Я встретил вас, и все былое…», «Средь шумного бала…» и т.д. Впечатление, что и говорить, было сильным. А собственные опыты первых романтических встреч заметно расширили и обогатили мой до смешного наивный и прекраснодушный арсенал сведений. Я стал читать другие книги и узнал от Хемингуэя и Олдингтона, Скотта Фицджеральда и Мопассана много нового — о плотской стороне соединяющего и бросающего людей в омут страсти чувства. Укажу хотя бы на одну примечательную деталь: ни у Тургенева, ни у Фета, да и у Лермонтова с его распущенным «героем нашего времени» не найдешь выражение: «заниматься любовью». Эту трактовку, эту ипостась нежного чувства привнесли в мозги моих ровесников наставшие упрощенные отношения между полами.
Ныне подобное целомудренное литературное выражение способно вызвать разве что смех. Речь в беседах с молодежью о сексуальном партнерстве должна идти о непременном использовании при интимном контакте резиновых изделий (какая пошлость — давать такие рекомендации подрастающему поколению! и какая насущная необходимость!). Но если бы только это… Проводя беседу, надо говорить юношам и девушкам еще и о том, что ни в коем случае нельзя отведать с той, которая понравилась (тем, который приглянулся), даже минеральной воды, не говоря уж о спиртных возбудителях. И некипяченом молоке. Потому что сойдете с ума. Или же вас опоят и оберут. Ни в коем случае нельзя соглашаться ехать с избранницей (избранником) на его квартиру или дачу, потому что там усыпят бдительность и вырежут почку для продажи и последующей трансплантации, очнетесь уже в ванне со льдом (гуманно, о вас позаботятся), но без жизненно важного органа.
Нищета прежних норм общежития и гигиены очевидна. С младых ногтей надо внушать вступающей в жизнь свежей поросли: «Воровство — норма», «Ложь — неотъемлемая составляющая бытия». И т.д.
